— По закону ты должен посещать школу до восемнадцати лет или сдать экстерном.

— Да, сэр.

— Ваша школа — пустая трата времени. В ней даже самая сложная программа не нагрузит твои мозги. Но иначе придется отослать тебя в другой город.

— Наверное, это кучу денег стоит.

Мое замечание он проигнорировал.

— Частные школы я не одобряю, мальчишка должен жить в семье. Конечно, в престижной частной школе где-нибудь на востоке тебя натаскают для поступления в Станфорд[77] или Йел, да в любой из лучших университетов. Но там легко нанюхаться этих веяний — дурацких идей насчет денег, социального положения, модного портного… Я в свое время несколько лет от них избавлялся. Мы с твоей матерью не случайно выбрали маленький городок, чтобы ты провел в нем детство.

Я вздохнул с облегчением.

— Вот ты хочешь поступать в колледж. Собираешься ли ты получить профессию? Или хочешь окончить краткосрочные курсы по последним способам изготовления пасхальных свечек? Сынок, это твоя жизнь, и ты можешь делать с ней все, что хочешь. Но если ты думаешь поступить в хороший университет и заниматься чем-нибудь стоящим, то мы должны подумать, как лучше всего потратить следующие три года.

— Боже мой, пап, конечно, в хороший…

— Скажешь, когда все обдумаешь. Спокойной ночи.

Я думал об этом целую неделю. И начал понимать, что папа прав. Наш проект «Семейной жизни» был чепухой. Что ребятишки знают о семейных проблемах? Да что там, что знает о них наша классная дама мисс Финчли, незамужняя и бездетная? Класс единодушно решил, что у каждого ребенка должна быть собственная комната и деньги на карманные расходы, «чтобы научиться с ними обращаться». Это, конечно, здорово… а как быть с семьей Квинлан, где девять детей в доме из пяти комнат? Глупости все это.

Коммерческая арифметика была не такой ерундой, но все равно оказалась тратой времени. В первую же неделю я прочел весь учебник, а потом только плевал в потолок.

Папа перевел мое внимание на алгебру, испанский язык, общее естествознание, английскую грамматику и риторику; от прежней программы только физкультуру оставил. Он завалил меня книгами и сказал:

— Клиффорд, ты бы давно знал все это, если бы не застрял в яслях для недорослей. Усвоишь — сдашь вступительные экзамены в колледж. Может быть.

После этого папа от меня отстал. Как он и сказал — выбор был за мной. Я едва не завяз в книгах — они были трудные, не та полупереваренная кашка, которой кормили в школе. Если вы думаете, что самостоятельно учить латынь — все равно, что орехи щелкать, то попробуйте сами.

Я впал в отчаяние и чуть не опустил руки — но потом разозлился и разошелся. Вскоре я обнаружил, что после латыни легче учится испанский и наоборот. Когда мисс Фернандес, наша испанка, узнала, что я учу латынь, она стала мне помогать. Я не только осилил Вергилия, но и по-испански стал говорить не хуже иного мексиканца.

Из математики наша школа предлагала только основы алгебры и Евклидову планиметрию. Я самостоятельно прошел высшую алгебру, стереометрию и тригонометрию. Для поступления в колледж этого бы хватило, но математика хуже семечек. Аналитическая геометрия почище греческого языка — пока не разберешься — зато потом, если знаешь алгебру, все вдруг встает на свои места, и до конца учебника летишь на одном дыхании. Полный отпад!

Потом дело дошло до дифференциального и интегрального исчислений, а когда я заинтересовался электроникой, понадобился векторный анализ. Единственным естественнонаучным предметом у нас в школе было общее естествознание, и было оно воистину общим — на уровне популярных статей. Но когда прочтешь что-то по химии или физике, то хочется заняться и этим. В нашем сарае я устроил фотохимическую лабораторию, электронный стенд и даже любительскую радиостанцию. Мама разнервничалась, когда от взрыва повылетали стекла и начался небольшой пожар, но папа остался невозмутим. Он только посоветовал не синтезировать взрывчатых веществ в деревянных строениях.

В выпуском классе я сдал экзамены по вступительной программе колледжа.

Именно в том году ранней весной я и заявил, что хочу полететь на Луну. Идея окончательно оформилась после объявления о туристских полетах, однако я «сдвинулся на космосе» много раньше — с тех пор, как стало известно, что Космический Корпус Конфедерации возвел базу на Луне. А может, и еще раньше. Я поделился планами с папой; он мог что-нибудь посоветовать. Понимаете, папа всегда находил способ доводить дело до конца.

Когда я был маленьким, мы все время переезжали — из Вашингтона в Нью-Йорк, из Лос-Анджелеса еще куда-то — и жили обычно в гостиницах. Папа постоянно куда-нибудь улетал, а когда бывал дома, к нему потоком шли посетители; видел я его мало. Позже, когда мы перебрались в Кентервиль, он всегда сидел дома, погруженный в книгу или в работу за письменным столом. Если кто-то хотел увидеться с ним, то должен был приехать к нам.

Однажды, когда денежная корзина была пуста, папа сказал маме, что «ожидается прибытие генерала». Я околачивался рядом целый день, потому что мне было восемь лет, я как раз прочитал книжку «Волшебник страны Оз», но никогда в жизни не видел настоящего генерала. Когда показался гость, я был страшно разочарован: он был без орденов, эполет и свиты. На следующий день в корзине появились деньги, и я решил, что генерал приезжал инкогнито и подбросил папе кошелек с золотом. Только через год я узнал, что вовсе не генерала ждали тогда, а гонорара за книгу, и жизнь потеряла часть красок. Но тот гость, хоть и не был генералом, считал, что может заставить папу делать то, что хочет он, а не то, что хочет папа.

— Доктор Расселл, я согласен — в Нью-Йорке ужасный климат. Но в Вашем офисе будут кондиционеры.

— А также часы. Секретарши. И звукоизоляция.

— Все, что хотите, доктор.

— В том-то и дело, господин Секретарь, что не хочу. В моем доме нет часов. Нет календарей. Когда-то у меня были большие деньги и большая язва; теперь у меня маленький доход, но нет язвы. Я остаюсь здесь.

— Вы нужны нашему делу!

— Но не наоборот. Съешьте еще кусочек мясного рулета.

Папа не собирался лететь на Луну, и я должен был обойтись своими силами. Я обложился буклетами колледжей и начал поиск инженерных факультетов. У меня не было ни малейшего понятия о том, как я буду платить за обучение или хотя бы проживание — первой задачей было поступить на серьезный факультет с солидной репутацией.

Если провалюсь, можно будет поступить в летные войска и попытаться получить назначение на Луну. Если не сумею, попробую стать военным электронщиком — на лунной базе пользовались радарами и астрофизической техникой. Так или иначе на Луну я попаду.

На следующее утро за завтраком папа спрятался за «Нью-Йорк Таймс», а мама читала «Геральд Трибюн». Мне достался «Кентервильский Гудок», но в него только селедку заворачивать. Папа глянул на меня поверх своей газеты.

— Клиффорд, тут кое-что тебя касается.

— Хм?

— Не хрюкай; это дурной тон, а ты еще не настолько взрослый. Вот, — и он протянул мне газету.

Там была реклама мыла.

Очередная, старая как мир рекламная кампания — гигантский, суперколоссальный конкурс с призами. Сотни призов, и каждый из них — годовой запас мыла «Звездный путь».

А потом я пролил завтрак на колени.

Первым призом было…

…ПОЛНОСТЬЮ ОПЛАЧЕННОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ НА ЛУНУ!!!

Так и было написано, с тремя восклицательными знаками, — только для меня там стояло двадцать восклицательных знаков, а вокруг рвались снаряды и пели херувимы.

Просто закончите фразу (в ней должно быть не более двадцати пяти слов): «Я пользуюсь мылом «Звездный путь», потому что…» и пришлите нам эту фразу на обертке от мыла или ее четкой фотокопии…

Еще там что-то говорилось о «…совместном проекте «Америкэн Экспресс», «Жук и сын»…», «…в сотрудничестве с ВВС США…», перечислялся список призов поменьше. Но пока кукурузные хлопья с молоком пропитывали мои брюки, перед глазами стояло одно: «ПУТЕШЕСТВИЕ НА ЛУНУ!»