Во время последовавших за кризисом разбирательств по поводу его причин, в процессе перекладывания вины с одних на других и прочего, что обычно следует за внезапными крупными катастрофами, многие экономисты обвиняли МВФ в «чрезмерном пришпоривании капитализма». Под этим подразумевались его рекомендации странам третьего мира снять ограничения на движение капитала, всячески поощрять приватизацию, поддерживать на высоком уровне процентные ставки по кредитам.
Все это должно было, как объясняли в МВФ, привлекать иностранные инвестиции и банковский капитал на азиатские фондовые рынки. Кроме того, настоятельно рекомендовалась жесткая привязка национальных валют к доллару, что должно было послужить гарантией от инвестиционных рисков, хотя на деле эта мера преследовала тайную цель МВФ укрепить доллар. Правда, из-за высокого уровня инфляции цены на товары и услуги беспрестанно росли, и этому чрезвычайно способствовали высокие процентные ставки (на которых так настаивал МВФ).
В общем, все эти рекомендации в конце концов делали азиатские экономики более уязвимыми. Когда по Азии прокатилась волна финансовых крахов, национальный бизнес и правительства оказались неспособны продолжать выплаты по иностранным долларовым кредитам. Выяснилось также, что их доходы, и без того постоянно сокращавшиеся — поскольку поступали в национальной валюте, — значительно обесценились. А МВФ между тем умело манипулировал правительствами и национальным бизнесом должников, заставляя их «платить по поддельным векселям», то есть в пользу владельцев крупных иностранных корпораций.
Ситуация накалялась все больше, и тут МВФ выступил с «планом спасения». Находящимся на грани финансового краха странам во избежание дефолта были предложены новые займы, однако их предоставление обусловливалось согласием на пакет мер по структурной перестройке — SAP. Нечто подобное МВФ ранее заставил принять Индонезию.
По сути, SAP требовал от правительств не препятствовать краху местных банков и финансовых институтов, жестко ограничить государственные расходы, в основном за счет урезания субсидий на питание, топливо и ряд социальных услуг беднякам, а также еще больше повысить процентные ставки.
В ряде случае предусматривались ускоренная приватизация и продажа транснациональным корпорациям значительной части национальных активов. Для миллионов жителей этих стран «план спасения» обернулся катастрофой — тысячи людей погибали от недоедания, голода и болезней; сильнее всего страдали дети. С точки зрения долгосрочного эффекта это была мина замедленного действия. Ее последствия еще долго будут сказываться на здравоохранении, образовании, жилищном строительстве и в сфере предоставления других социальных услуг.
Бациллы финансовых крахов, зародившись в Азии, быстро распространились по миру, вызвав экономический спад в странах Европы, Южной Америки и в США. Это был наглядный урок негодной экономической политики — если только она была призвана помочь населению и экономикам стран третьего мира. Глобальный кризис обнажил истинные цели МВФ и Всемирного банка.
Как показывает анализ, наиболее безболезненно кризис пережили страны, которые отвергли рекомендации МВФ, лучшим примером чего служит тот же Китай.
В целом согласившись с политикой поощрения иностранных инвестиций, Пекин поступил вопреки указаниям МВФ, направив их не на фондовые рынки, а на поддержание местной промышленности. Это уберегло Китай от угрозы оттока иностранного капитала, обеспечило повышение занятости и принесло ряд других экономических выгод.
Наряду с Китаем рекомендации МВФ отвергли Индия, Тайвань и Сингапур, благодаря чему их экономики оказались достаточно устойчивыми, чтобы выжить во время кризиса. Малайзия на первых порах поддалась советам МВФ, за что заплатила экономическим спадом, но после, отказавшись от SAP, быстро восстановилась.
Одним из самых решительных и последовательных критиков политики МВФ стал нобелевский лауреат по экономике и — по иронии судьбы — бывший главный экономист Всемирного банка Джозеф Стиглиц.
Отправляясь в поездку по Тибету, я прихватил с собой его книгу «Глобализация и ее разочарования» (Globalization and its Discontents). И теперь, в послеполуденный час, с книгой под мышкой, я пошел прогуляться по Лхасе. Выйдя на одну из оживленных улиц, запруженных толпами людей, я заметил впереди вход в сквер и поспешил туда. Присев на старинную деревянную скамью, я решил понежиться в ласковых лучах вечернего солнца и заодно еще раз просмотреть труд Стиглица.
Листая знакомые страницы, я уже в который раз подивился, в какой степени его критика, построенная на строгих правилах экономического анализа, совпадает с моими размышлениями в «Исповеди». И хотя мы смотрели на проблему с разных точек зрения: Стиглиц — с позиций академической науки, а ваш покорный слуга — с собственной гражданской позиции, наши выводы удивительным образом совпадали. Например, в то время как я занимался изготовлением ложно-оптимистических экономических прогнозов для развивающихся стран, Стиглиц отмечал:
Для создания видимости, будто программы [МВФ] реально работают и способствуют росту экономических показателей, прогнозы следовало подкорректировать. А между тем многие из тех, кто верил этим прогнозам и пользовался ими, не имели представления об их некоторой специфичности. Она состояла главным образом в том, что цифры прироста ВВП базировались не на сложных статистических моделях и даже не на расчетах знающих экономистов, а были просто обговорены в рамках программы МВФ[16].
Я поднял глаза от книги Стиглица и посмотрел вслед группе китайских солдат, важно продефилировавших мимо. А ведь Стиглиц не раз упоминает на страницах своего труда «старую диктатуру национальной элиты». Этот его образ привел меня к заключению, что китайская оккупация Тибета неизмеримо честнее, чем тайная узурпация власти новыми диктатурами международных финансов.
В самом деле: китайцы, как задолго до них и другие колонизаторы — римляне, испанцы, британцы, открыто вторглись в Тибет, не делая секрета из своих намерений и целей. Хоть все великие империи прошлого и пытались завуалировать подобные действия благородными мотивами вроде насаждения цивилизации, стимулирования экономического развития, обеспечения прогресса, на деле было ясно, что это колонизаторы, которые пришли завоевать и подчинить своей власти чужие земли.
В отличие от них корпоратократия, пользуясь такими инструментами, как МВФ и Всемирный банк, за которыми явно просматривается широкая спина ЦРУ с его натасканными на убийства «шакалами», практикует новую форму завоевания, протаскивая идеи империализма при помощи всевозможных ухищрений и тайных манипуляций.
Когда на вас нападает вражеская армия, всем понятно, что вашу страну хотят завоевать. Если же против вас выступают экономические убийцы, они действуют скрытно, и вы не скоро догадаетесь, что вас завоевывают. Меня всегда удивляло, как утаивание подобных методов уживается с демократией, которая предполагает широкую гласность о действиях власти. Если же избиратели ни сном ни духом не ведают о важнейших инструментах распространения влияния, которыми пользуются их политические лидеры, то может ли такая страна претендовать на звание демократической?!
14
Молчаливый гигант
22 июня 2004 года мы вылетели из Лхасы, направляясь в Непал, к месту последней остановки в нашем путешествии. Я поймал себя на том, что испытываю внутреннее облегчение. Странно, но я ощущал себя так, будто наконец-то покинул пространство кривых зеркал, причудливо искажающее реальность и выставляющее худых толстыми, а толстяков — субтильными. В моем сознании Тибет, порабощенный Китаем, как раз и представлялся искаженным отражением того мира, в котором я играл роль экономического убийцы, — искаженным, но все же отображающим его суть.
День выдался на диво ясным и солнечным. Пилот направлял самолет так близко к Эвересту, что в иллюминатор был четко виден сверкающий на солнце снежный вихрь, поднимающийся из расщелины между двумя увенчанными льдом вершинами. Вдруг я подумал, что это визуальный образ Непала — того места, куда мы направлялись.
16
Joseph E. Stiglitz, Globalization and Its Discontents (New York: W. W. Norton, 2003), p. 232.