Из-за того что Африка все еще остается самым непонятым континентом, ее часто игнорируют, замалчивают существующие там проблемы — а это, в свою очередь, делает ее уязвимой для дальнейших попыток угнетения и грабежа.

Во время моих выступлений и презентаций нередкой была ситуация, когда в ответ на вопрос, известно ли присутствующим что-либо о Боливии, Венесуэле, Вьетнаме, Индонезии или о какой-нибудь другой стране Ближнего Востока, поднимался лес рук. Но стоило спросить, знают ли они что-нибудь о Нигерии, Анголе или Габоне, как этот лес редел буквально на глазах.

И вовсе не потому, что Африка не представляет для нас, американцев, никакой ценности. Та же Нигерия — пятый по значимости поставщик нефти в Соединенные Штаты, Ангола — шестой, а Габон — десятый. Нигерия занимает девятое место в мире по численности населения, опережая Японию (10-е место) и Мексику (11-е). Я убежден, что за массовое невежество американцев во всем, что касается Африки, следует винить нашу образовательную систему, а также основные СМИ.

Уверен также, что это делается намеренно, с дальним прицелом: грубо говоря, меньше знаешь — крепче спишь. А поскольку мы ни о чем не ведаем, то и не беспокоимся о том, что творится в Африке. И потому там можно открыто попирать любые правила и установления — на этом континенте это сделать гораздо проще, чем в других частях мира, которые не ускользают от нашего внимания.

Все мы хоть что-то слышали и читали о Боливии, поэтому приходится потратить силы, чтобы убедить нас в том, что Эво Моралес — социалист-радикал, поддерживающий производителей кокаина, а вовсе не общенародно избранный лидер, защищающий национальные интересы своей страны. Однако нет никакой нужды убеждать нас в чем-то, что касалось бы правителей африканских стран, — для нас они такие же «невидимки», как изгнанники с атолла Диего-Гарсия. Этих невидимок можно безнаказанно лишать родины, а их лидеров — бросать в тюрьмы или казнить.

«Всякий раз, приезжая в Африку, я стыжусь, что являюсь гражданином США, — говорил Джеймс. — Африканцы спрашивают, знают ли американцы что-нибудь о них. Слышали ли мы о миллионах детей, которые гибнут в войнах? О маленьких африканцах, которые становятся сиротами и калеками? О природных катастрофах, которые лишают их пропитания, — наводнениях, засухах, нашествиях саранчи? А я не могу сказать им правду, мне стыдно, что мы ничего об этом не знаем. Большинству американцев просто нет до этого дела. Даже афроамериканцам».

Делая это горькое признание, Джеймс в отчаянии спрятал лицо в ладонях. «А знаешь, что самое постыдное во всем этом? Всякие организации, которые рядятся в тогу добрых самаритян, а на деле являются частью игры против Африки. И я говорю не только о Всемирном банке. В это вовлечены и участники некоммерческого сектора — неправительственные организации».

Эта тема — подозрения, что такие учреждения служат инструментами корпоратократии, — часто всплывала в моих беседах с экономическими убийцами и «шакалами». Это поняла и одна юная идеалистка, которая как раз и работала на подобную неправительственную организацию.

49

Неправительственные организации: ставка на консервацию бедности Африки

«Нас что же, просто используют? — задала вопрос Дженни Уильямс, имея в виду свою работу на одну из действующих в Африке неправительственных организаций. — Неужели концепции помощи и развития — это всего лишь инструменты в арсенале Запада, сконструированные не ради благотворительности, а специально для того, чтобы сохранять за собой контроль?»

С Дженни я познакомился, когда моя «Исповедь» готовилась к печати. Тогда она была стажером в издательстве Berrett-Koehler, выпустившем мою книгу в твердом переплете. Дженни подала несколько блестящих идей, а затем отправилась работать в одну из неправительственных организаций, осуществлявших в Уганде и Судане проекты экстренной помощи и развития.

«Я поняла, что сыта по горло неприкрытым лицемерием Запада. Надоело быть кабинетным критиком» — так в электронном послании объясняла мне Дженни свое решение. — Мне хотелось самой побывать там, куда направляется помощь, своими глазами увидеть, куда утекают все эти деньги».

Для меня ее точка зрения представляла особый интерес, потому что, проведя детство в Сан-Диего и окончив в 2004 году Калифорнийский университет в Беркли, Дженни как раз и была одним из объектов идеологического оболванивания средствами массовой информации, которые насаждают идеалы безудержного меркантилизма и выставляют иностранную помощь как главное средство преодоления нищеты в развивающихся странах. Как и моя дочь Джессика, Дженни была представителем нового поколения, которому суждено вести нас в будущее.

Далее в письме, которое она в сентябре 2006 года прислала мне по электронной почте из Уганды, говорилось:

В Африке наиболее отчетливо видны следы вестернинизации: в измученных продолжительной засухой северных районах Кении над каждым киоском с напитками реют флаги компании Coca-Cola; молодежь захлестнула волна увлечения дурацкой атрибутикой рэпа и хип-хопа, а старшее поколение предпочитает настоящему ароматному кофе из выращенных у них же в стране кофейных бобов растворимую бурду, уверяя себя и друг друга, что она вкуснее, хотя на самом деле местные продукты им не по карману из-за всяких тарифов и налогов, которыми обложила их корпоратократия.

Не сомневаюсь, что корпорации и так готовы разграбить Африку, не дожидаясь, пока она превратится в механический слепок нашего общества, но вот неправительственные организации всеми силами поддерживают этот процесс, начиная с насаждения стиля руководства и заканчивая щедрой платой специалистам-иностранцам.

Неправительственные организации служат мощным проводником бытующих на Западе культурных, социальных и экономических стандартов, что само по себе создает ощутимый разрыв в уровне жизни их сотрудников и тех людей, которым они приехали помогать. Постоянно ощущая этот разрыв, африканцы пытаются преодолеть его, копируя кто как умеет повадки, поведение и вкусы благополучных иностранцев. Западные ценности приобретают в их глазах куда большее значение, чем идеалы собственной культуры, и это задерживает развитие и без того слабых местных экономических систем.

А вот вам еще один гордиев узел: в северных районах Уганды, где местные повстанцы уже 20 лет ведут кровопролитную войну, уже унесшую 20 тысяч жизней и лишившую крова около двух миллионов угандийцев, неправительственные организации открыто обвиняют в том, что своим присутствием в этом районе они способствуют затягиванию конфликта. Получается замкнутый круг: пока здесь идет гражданская война, эти места считаются зоной чрезвычайного положения, доноры продолжают направлять сюда средства, и неправительственные организации слетаются в такие районы, чтобы окружать заботами людей, которые вынуждены жить в ужасающих условиях здешних лагерей беженцев. (Одна угандийская радиостанция пошутила, что неправительственных организаций здесь не меньше, чем бода-бода — местных велотакси, которые заполоняют улицы каждого угандийского города.)

И так понятно, что угандийцы, живущие в этих лагерях — некоторые по десять и более лет — без источников питьевой воды, элементарной санитарии, образовательных учреждений и продовольственной помощи, которую предоставляют им неправительственные организации, обречены на гибель еще более верную, чем от непрекращающихся боевых действий.

Но сам факт присутствия неправительственных организаций в зоне конфликта позволяет Западу и угандийскому правительству сваливать друг на друга ответственность за происходящее и не предпринимать никаких действий, чтобы положить конец кровопролитным беспорядкам, которые тормозят развитие всего этого региона. Мирные переговоры, открывшиеся здесь летом 2006 года, должны были начаться уже давным-давно.

«Неправительственные организации здесь выполняют роль фигового листка, которым западные правительства прикрывают отсутствие реального дипломатического или политического решения здешних проблем — или свое нежелание их искать, — так сказал мне один мой коллега. — Когда где-нибудь разражается кризис или конфликт, кто первым оказывается на месте действия? Конечно, всякие организации, оказывающие помощь в чрезвычайных ситуациях. Поэтому Запад всегда может сказать: посмотрите, мы не бездействуем, мы помогаем, — даже если на самом деле он не желает решать реальных проблем, которые вызвали кризис».