Я был воспитан в традициях культуры, которая проповедует уважение к правам человека и в то же время вольготно пользуется материальными благами, созданными за счет эксплуатации других народов. Я родился и вырос в стране, граждане которой, составляя лишь 5 % населения мира, умудряются потреблять 25 % его ресурсов; я живу в обществе, которое провозглашает принципы бережного отношения к окружающей среде, но вместе с тем является источником 30 % вредных отходов, наносящих самый большой вред нашей планете. Когда авиалайнер нес меня из Майами в Гватемалу, он сжигал топливо из нефти, выкачанной из недр чужой страны. Кое-что из моей одежды могло быть произведено на потогонных фабриках.

Оглядываясь назад и оценивая прошлое с моих сегодняшних позиций, готов утверждать, что это превосходный пример того, о чем говорил старый шуар в 1991 году, во время моего путешествия по Эквадору вместе с Эхудом Сперлингом. «Твой народ мечтал, чтобы было много огромных фабрик, высоких зданий и столько машин, сколько капель в этой реке, — сказал он мне тогда. — Теперь вы начинаете понимать, что ваши мечты оборачиваются сплошным кошмаром».

Помню, Пепе говорил, что опасается местного населения, коренных индейцев. Дальнейшее наглядно показало, что его страхи были оправданны. На мой вопрос, как изменить положение вещей, старый шуар поделился со мной своим рецептом лучшего будущего: «Это очень просто, — отвечал он. — Все, что требуется, — изменить мечту… Надо только бросить в почву другое семя, научить ваших детей грезить новыми мечтами».

Как показывает жизнь, латиноамериканцы очень серьезно отнеслись к этой идее. Под водительством коренных народов, городской бедноты и крестьян они как на словах, так и на деле изменили свою мечту. Они организовались в общественные движения в защиту своей культуры и своих земель. Они прогнали прочь диктаторов и отдали голоса президентам, которые требовали, чтобы природные богатства их стран шли на благо их народов. Возможно, сами того не желая, они сумели защитить и народ нашей страны — от нас самих. Решительно выступив против диктата корпоратократии, они заставили нас оглянуться вокруг, осознать, что происходит в мире. Всем нам, и американцам, и народам других стран, они подали пример, которому стоит последовать.

Одновременно латиноамериканцы сделали и еще кое-что, но уже не к югу от Рио-Гранде, а прямо у нас, в Штатах. Долгое время американцы были пассивны — мы только и могли, что жаловаться на сокращение бюджета, на то, что урезаются пенсии, субсидии на образование, социальное обеспечение, бесплатную медицинскую помощь престарелым; что расходы на войну в Ираке растут; что власти Нового Орлеана предали его жителей. А выходцы из Латинской Америки не побоялись выйти на улицы американских городов с протестами против несправедливых законов об иммиграции.

Пока мы в домашнем уюте предавались безделью, щелкали пультами телевизоров и оплакивали положение, в котором находится наше государство, они на деле реализовали гражданские права, которые закреплены конституцией. Они возвышают свой голос и шагают маршем на Вашингтон. И неважно, согласны вы с их требованиями или нет, все равно это заставляет вас обратить внимание на то, что делается вокруг, и уважать этих людей за мужество и готовность действовать.

В странах Ближнего Востока люди тоже не сидят сложа руки. Однако их методы борьбы с американской империей обусловлены их историческим развитием и поэтому в корне отличаются от тех, что использовали жители Латинской Америки.

В первой половине ХХ века нефть превратилась в самый ценный ресурс из всех когда-либо существовавших в истории. Она стала той силой, что двинула вперед процесс модернизации. Обеспечение доступа к надежным источникам нефти стало краеугольным камнем внешней политики почти любого государства. Настоятельная потребность в нефти стала едва ли не главной причиной нападения Японии на Пёрл-Харбор в 1941 году.

Значение нефти неизмеримо возросло в период Второй мировой войны. Она была ее «кровью», потому что приводила в движение боевые самолеты, танки, корабли; без нее воюющее государство было обречено на поражение.

А кроме того, нефть стала самым мощным оружием в арсенале корпоратократии.

Когда Вторая мировая война закончилась, нефтяные компании разработали план, которому было суждено ни много ни мало, а изменить ход истории. Во имя собственных интересов (а значит, и интересов страны!) нефтяные компании решили убедить президента и конгресс США, что национальные нефтяные ресурсы лучше приберечь на случай будущих войн и других экстренных ситуаций.

Зачем выкачивать из собственных недр этот ценнейший стратегический ресурс, тем самым уменьшая свои запасы, когда можно эксплуатировать нефтяные месторождения других континентов? Этот мощный аргумент позволил американским нефтяным компаниям вместе со своими британскими и европейскими коллегами выторговать у своих правительств налоговые льготы и прочие послабления, что, как они утверждали, позволит взять под контроль мировые запасы нефти.

Однажды принятое, это решение — а его подтверждали каждый последующий президент и каждый последующий состав конгресса — заложило основы политики, которая привела к пересмотру национальных границ, возникновению новых государств и низвержению правительств. Подобно золоту, нефть стала символом могущества, а ее цена — базовым элементом, определяющим ценность любой валюты мира; в отличие от золота, нефть приобрела огромное значение как промышленное сырье — для производства пластмасс, электронно-вычислительной техники, химических продуктов.

Поначалу казалось, что план нефтяных магнатов прольет золотой дождь на нефтедобывающие страны третьего мира. Однако нефть, словно повторяя судьбу золота, очень скоро стала для этих стран тяжкой ношей и источником постоянного беспокойства. В фигуральном смысле эти страны повторили судьбу старателей во времена золотой лихорадки на Диком Западе: стоило кому-то из них подать заявку на участок с золотой жилой, как он становился объектом внимания негодяев всех мастей и баронов-разбойников.

Примерно в то самое время, когда нефть обретала статус ключевого ресурса современной эпохи, за Советским Союзом окончательно закрепился статус врага номер один. Как утверждают историки, для успешного строительства империи необходим внешний враг. Для Соединенных Штатов Советский Союз в то время гармонично вписывался в эту роль. Советский ядерный арсенал удачно подкреплял аргумент корпоратократии о том, что реалии холодной войны требуют новых подходов к международной дипломатии.

Неудивительно, что первый серьезный конфликт в ходе холодной войны разразился именно из-за нефти и именно в том регионе мира, который обладал крупнейшими запасами этого ресурса, — на Ближнем Востоке. Это был Иран. Демократически избранный и пользовавшийся необычайной популярностью премьер-министр этой страны Мохаммед Моссадык (в 1951 году журнал Time объявил его человеком года) потребовал для своего народа справедливой доли прибыли от иранской нефти и национализировал активы британской нефтяной компании British Petroleum.

Разъяренная Англия обратилась за помощью к своему испытанному союзнику по Второй мировой войне — Соединенным Штатам. В обеих странах хорошо понимали, что любая попытка применения военной силы в Иране может спровоцировать СССР нажать ядерную кнопку, и Вашингтон надумал вместо морских пехотинцев отправить в Иран агента ЦРУ Кермита Рузвельта-младшего (внука Теодора Рузвельта). Его снабдили несколькими миллионами долларов, которые он удачно пустил в дело, организовав демонстрации протеста и уличные беспорядки, что в конечном итоге привело к отстранению Моссадыка от власти. На место избранного волей народа национального лидера Ирана ЦРУ посадило своего ставленника — шаха Мохаммеда Резу Пехлеви, хотя и деспота, но зато большого друга большой нефти.