К тому же Ярослав охотно воевал не только «за правду», но и за обычное семейное имущество. Именно в духе этих идеологических ценностей он после победы над Святополком принялся делить Русскую землю с еще одним братом – Мстиславом. И делил, пока окончательно не залил кровью в гражданской войне.

И, наконец, самое главное! В распоряжении исследователей оказалось еще одно свидетельство тех запутанных событий. Готовясь к войне, Ярослав Мудрый нанял в Скандинавии варягов. А эти храбрые воины имели хороший обычай оставлять рассказы о своих подвигах – так называемые саги. Одна из них, повествующая о похождениях на Руси конунга Эймунда, сохранилась в Норвежском государственном архиве. Несколько лет назад научное издание ее крошечным тиражом появилось и в Петербурге.

Историю, известную из «Повести временных лет», она излагает совсем в другой интерпретации.

Согласно саге, новгородский князь Ярицлейв, сын Вальдамара, ведет жестокую войну со своим братом… Бу-рицлавом. Все имена легко расшифровываются. Вальдамар – это Владимир Креститель, Ярицлейв – Ярослав Мудрый. А Бурицлав – Борис, первый из двух якобы убитых Святополком братьев!

Как рассказывает сага, в тот самый момент, когда борьба достигла апогея, варяжский конунг Эймунд предложил Ярославу избавиться от соперника. Говоря более поздним языком – «ликвидировать политического оппонента». Мотивировал он это достаточно убедительно: «Ведь никогда не будет конца раздорам, пока вы оба живы».

Хитрый Ярослав повел себя приблизительно так же, как товарищ Сталин, любивший, как известно, все непопулярные меры перекладывать на товарища Ежова. Он ответил: «Не стану я ни побуждать людей к бою с Бурицлавом, ни винить, если он буде убит».

Инициативный Эймунд расценил это как дипломатическое одобрение. С десятком самых верных друзей он подстерег Бурицлава, когда тот ночевал в лесу с войском, и, внезапно напав, отрезал голову. Голова была ему нужна не для садистского удовольствия, а как вещественное доказательство – чтобы получить гонорар за профессионально исполненную работу. Но Ярослав сделал вид, что ничего подобного не заказывал – мол, его просто неверно поняли! Платить отказался. И даже предложил варягам за их счет похоронить покойника: какое, мол, он имеет к этому отношение?

Правда, как свидетельствует сага, князь при этом покраснел. Но кто скажет точно – по какой причине? Может, ему стало стыдно. Может, жаль неудачника-брата. А может, он как человек образованный, расстроился, что мир так несовершенно устроен. Кто знает? Вот только Эймунду с друзьями скоро пришлось бежать от Ярослава – тот почему-то решил поотрезать головы и им. И только чудом славным норвежским парням удалось спастись.

Возникает вопрос: можно ли верить саге больше, чем «Повести временных лет»? И тут же напрашивается ответ – да! Святополку незачем было убивать Бурицлава-Бориса. Он и так оказался самым старшим в роду, законным наследником, а Борис, по русской летописи, даже готов был чтить его, «как отца своего». Войну же с Ярославом Святополк получил в наследство от умершего отца – он сам ее не развязывал. А потому логичнее всего было отправить Бориса с войском на север – туда, где, как оказалось, его поджидал варяжский киллер Эймунд. Ну а варягам оговаривать себя и вовсе нет смысла – для них все происходящее выглядело не трагедией, а обычной работой наемника, которой следовало гордиться.

Но виноват ли автор «Повести временных лет» в сознательной фальсификации? Отнюдь! Древнерусский историк не был заказным борзописцем. На страницах своей книги он не скрывает самые неприглядные поступки князей: упомянул же, что отец Ярослава – Владимир – в свое время тоже разделался со своим старшим братом при помощи варягов! Но то была открытая, наглая расправа. А в нашем случае речь идет о заказном убийстве – самом труднораскрываемом виде преступлений, к информации о котором всегда допускается узкий круг лиц.

Святополк погиб в междоусобной войне. Услышать его оправдательную речь у летописца не было физической возможности. Так, со слов победителей, он и стал навсегда Окаянным. И если бы в норвежском архиве не отыскалось свидетельство подлинного исполнителя, никто бы так и не узнал, что моду на заказные убийства ввел на Руси Ярослав Мудрый, так любивший книжное учение.

Неудачник Борис стал первым русским святым.

А доживший до семидесяти шести лет Ярослав, чьи кости лежат теперь в Софийском соборе, тоже как бы канонизирован – как небесный покровитель наемных киллеров.

Украинские историки в дополнение ко всем грехам повесили на железноголовых монголов хана Батыя еще один – эти варвары уничтожили библиотеку Ярослава Мудрого!

Никто, естественно, не видел, как они ее уничтожали. Наматывали «бесценные» пергаменты вместо портянок на свои кривые кавалерийские лапы? Использовали для гигиенических нужд? Соскоблив кириллические буквы, пытались нацарапать поверх богомерзкие письмена, прославлявшие степного Бога Неба? Черт его знает! Ни один из «знавцiв старовини», проникнувшихся болью за истребленное культурное наследие, при разгроме Киева в 1240 году не присутствовал – тем громче их притворный вой, оплакивающий последствия посещения ордой Батыя киевской «хаты-читальни имени Ярослава Мудрого».

Но давайте задумаемся: а было ли что уничтожать?

В летописи о том, как Ярослав заставил переписчиков корпеть над какими-то книжонками, – пара строк. Распорядился – хлопцы сели за дубовые столы и, высунув от старания языки, взялись выполнять госзаказ. Вот и все. То, что получилось, якобы собрали при Софийском соборе. Откуда из этого убогого факта взялся вывод, что среди переписанного при Ярославе были какие-то выдающиеся тексты, чуть ли не превосходившие по качеству само «Слово о полку Игореве»? Начнем с того, что Ярославу «на культуру» история вообще отвела не так много. Десятилетиями он упорно воевал за Киев со своими братьями – сначала Святополком Окаянным, затем Мстиславом Черниговским – и окончательно утвердился тут только после смерти последнего в 1036 году. Не успел утвердиться, как привалили печенеги. Пришлось срочно отгонять и их. Потом нужно было снаряжать неудачно закончившийся поход на Византию, строить вокруг Киева новую крепкую стену – на культурный подъем времени почти не осталось.

Русь XI века – полуварварская малограмотная страна. Библия толком не переведена. Ветхий Завет на русском языке появится только в Московии XV века. А при Ярославе Мудром даже большинство Евангелий – так называемые априкосные. Они содержат выдержки из текстов четырех евангелистов вперемешку. По сути это дайджесты, приспособленные к церковной службе – чтобы попу не искать в полном тексте, какой отрывок в какой день зачитывать еще более темной, чем он, пастве. Знаменитое своими картинками Остромирово Евангелие, переписанное в 1056—1057 годы дьяконом Григорием для новгородского посадника Остромира, как раз априкосное, упрощенное. А «четвероевангелия», содержащие полный текст, в эпоху Киевской Руси почти не попадаются! Для них попросту еще нет соответствующего читателя!

Не мог Ярослав Мудрый передать библиотеке Софийского собора и светские книги. Во-первых, это считалось не очень приличным. А во-вторых, отдавать было просто нечего. Свои «шедевры» легкого жанра написать еще не успели, а передирать зарубежные – не хватало грамотных специалистов. Как отметил еще в 50-е годы XX века далекий от псевдосенсационных построений профессор Н. К. Гудзий, «специфически светская литература, свободная от морально-религиозной окраски, бытовавшая в Византии все же в достаточном количестве, вовсе не была известна на Руси».

Только в XII веке, через сто лет после смерти Ярослава, переведут отрывки отдельных изречений Плутарха, Диогена, Аристотеля и составят из них сборник «Пчела» – удобное пособие для стиляг, не желающих портить глаза образования ради, но при случае не гнушающихся блеснуть вершками учености. Можно представить этих древних киевских «голохвастовых», поражающих обывателей своей эрудицией! Но даже они плод куда более поздней, чем ярославова, эпохи.