Тогда что же могло входить в состав библиотеки Софийского собора, кроме нескольких красочно переписанных Евангелий да двух-трех переводных византийских хроник, знакомящих древних русичей с мировой хронологией? Вы не поверите: уголовный кодекс! Да-да, та самая «Русская Правда» Ярослава, о которой говорят как о вершине его законодательного гения. Да еще Церковный устав его отца – Владимира Святого.

Именно эти «литературные» тексты дают представление о собирательном портрете читателя первой половины XI века. «Если кто кого ударит батогом, либо жердью, либо ладонью, или чашей, или рогом, или тыльной стороной руки, – гласит «Русская Правда», – то обидчик платит 12 гривен».

Столько же стоила забава, «если кто кого ткнет мечом, не вынув его из ножен, либо рукоятью меча». И ровно в такую же сумму оценивалось «выдергивание усов и бороды». Практиковали «читатели» времен Ярослава и угон чужих транспортных средств с целью развлечения от средневековой скуки: «если кто поедет на чужом коне, не спросив разрешения, то платит 3 гривны».

Но особенно дорого стоило, «если кто кого ударит по руке и рука отсохнет». Целых 40 гривен! В такую же сумму оценивалась человеческая жизнь, что не должно казаться странным. Ведь что такое в XI веке человек без руки? Живой труп! Ни пахать, ни служить в дружине он не годен. А нищенствовать в те времена не особенно было выгодно – даже работящий народ не переедал. Не позволяла примитивная экономика, основанная все на том же ручном труде.

Впрочем, за убийство можно было рассчитаться и по бартеру. По принципу: жизнь за жизнь. «Правда» Ярослава открыто разрешала кровную месть: «Если убьет муж мужа, то мстить брату за брата, или сыну за отца, или отцу за сына, или сыну брата, или сыну сестры, если не будет никто мстить, то 40 гривен следует заплатить за убийство».

Еще более забавен Церковный устав, в котором содержалась даже статья за то, когда «жена с женою» и «муж со скотиною». Зоофилов наказывали принудительной продажей в степь – «поганым», т. е. язычникам. Древние русичи жить рядом со своими скотоложцами не желали. И, по-моему, поступали совершенно правильно. Может, этим и убереглись от всякой заразы.

Вот такие тексты могли находиться в библиотеке Ярослава Мудрого. И их действительно могли уничтожить монголо-татары Батыя. А что касается «шедевров», то их еще просто не успели написать. Или подделать. Ведь даже «древняя» Велесова книга появится только в XX веке – когда вырастет число фальшивок на почве возросшей образованности масс.

Странно, но по страницам популярной литературы упорно кочует миф об «истинно арийском» внешнем виде степняков, населявших в XI—XIII веках Дикое Поле. «Есть данные, – пишет в книге «Исчезнувшие народы» С. А. Плетнева, – свидетельствующие, что половцы были в основном светловолосые и голубоглазые. Отсюда будто бы и произошло русское название – «толовые», т. е. светлые, как полова – солома». Легко же писать кабинетной исследовательнице! Во-первых, начнем с того, что «полова» и «солома» – далеко не одно и то же. Достаточно съездить к крестьянам в деревню – они их хорошо различают. Солома – это высушенные стебли ржи или пшеницы – длинные, светлые, красивые. Она годится как на подстилку скоту, так и на крышу для хат. А вот полова недаром синоним слова «дрянь». Полова, как пишет Владимир Даль, – «обой от молотьбы, отвеянная лузга». По цвету она, скорее, сероватая, грязная. По размеру – чуть длиннее ногтя. И уж никак не похожа на солому!

Так что если половцев и назвали в честь половы, то отнюдь не за парадный внешний вид. Путешествовавший в 1253 году по причерноморским степям францисканский монах Гильом де Рубрук, в отличие от современных специалистов по древним кочевникам, видел их воочию. Половцы ему явно не понравились: «Даже когда мы сидели под своими повозками ради тени, так как в то время там стояла сильная жара, они так надоедливо приставали к нам, что давили нас, желая рассмотреть наши вещи».

Ничего необычного во внешнем виде этих назойливых людишек Рубрук не отметил. Скорее его поразили их гигиенические привычки, отличавшиеся полной беспардонностью: «Если у них появлялось желание опорожнить желудок, они не удалялись от нас и настолько, насколько можно бросить зерно боба; мало того, они производили свои нечистоты рядом с нами во взаимной беседе»… Ну скоты, и больше ничего! И ни слова о «светловолосости» и «голубоглазости».

А между тем Рубрук был не просто послом французского короля Людовика Святого, но и замечательным, говоря по-современному, «журналистом». Он фиксировал все необычные, поразительные факты, которые удавалось встретить на пути. Посетив готов, живших на южном берегу Крыма, он тут же отметил, что их «много» и что язык их – немецкий. Добравшись до татар, тщательно описал их внешность в главе «О бритье мужчин и наряде женщин»: «Все женщины удивительно тучны; и та, у которой нос меньше других, считается более красивой». Но вот «европеоидности» половцев почему-то не заметил.

Молчат на сей счет и древнерусские летописи. Правда, «Слово о полку Игореве» упоминает о «красных девках половецких», которых похватали (и, наверное, употребили по назначению) храбрые русские дружинники. Но, отмечая внешнюю привлекательность пленниц («красные» – то есть красивые), поэт ничего не сообщает об их антропологическом типе. Мне же думается – как все-таки неприхотливы были наши предки! Даже типичная половецкая девка, гадящая прямо не отходя от воза, казалась им «красной»!

Из летописей известно десять браков древнерусских князей с дочерьми половецких ханов. Даже такой знаменитый их враг, как Владимир Мономах, отнюдь не брезговал половчанками. В 1107 году он женил своего сына – будущего Юрия Долгорукого – на дочери хана Аепы. Плод этого брака хорошо известен – Андрей Боголюбский, разоривший в 1169 году Киев. От этого Андрея остался череп, заботливо изученный известным антропологом Герасимовым. Герасимов воссоздал и внешний вид «гибрида»: широкое лицо, узкие глаза, круглая, как шар, голова степняка. Да с такой «рожей» не на святой Руси княжить, а урюк на базаре продавать!

Рассказать о себе сами половцы тоже не могли – от них остался только словарь XIV века. Да и то составленный итальянцами. Нуждаясь для торговых дел в понимании местного языка, венецианские и генуэзские купцы записали самые важные, с их точки зрения, слова куманов – так называли они половцев.

Зато половцы сумели себя показать, изваяв сотни надгробных статуй, украшающих теперь археологические музеи Украины и России! Всех их отличает явное стремление к реализму – половецкие скульпторы изображали именно тех людей, что лежали под надгробьями. Некоторые из них принадлежат скуластым широколицым мужчинам с лихо закрученными усами. Маленькие зоркие глазки уверенно смотрят из-под плотно натянутых шапок, отороченных мехом. Руки держат ритуальную чашу.

Но особенно заметна монголоидность на женских изваяниях! Крошечные узенькие глаза, носики, буквально тонущие в толстых щеках. Этим фигурам, тем не менее, свойственна своеобразная эротичность. Под каменными одеждами выпукло проступают полные груди и широкие бедра. Удобные для верховой езды штаны плотно обхватывают мощные ляжки.

Эталон половецкой красоты не должен нас удивлять. В степи часто случались стихийные бедствия. Проигранная война означала потерю стада, голод и страдания. Описывая бедствия половцев в Крыму после поражения от татар, Рубрук отмечает: «Когда пришли татары, команы, которые все бежали к берегу моря, вошли в эту землю в таком огромном количестве, что они пожирали друг друга взаимно, живые мертвых, как мне рассказывал видевший это некий купец; живые пожирали и разрывали зубами сырое мясо умерших, как собаки – трупы». Конечно, нарисованная Рубруком картина – отпечаток катастрофы, уничтожившей владычество половцев в Причерноморье. Но и обычные годы выдавались нелегкими. В этих условиях особенно ценилась «женщина-консерва» – легко нагуливавшая сало и способная к деторождению даже в голодный год.