Запорожцы уходят на Новую Сечь. Плоскорез Позена.
Печать Войска Запорожского. 1595 г.
В засаде. Рисунок А. Базилевича.
На исследование этого вопроса проливает свет уникальное запорожское предание, записанное от старых казаков на Запорожье, вероятно в 1806 г., новороссийским помещиком сербского происхождения Александром Пишчевичем, где пластуны выступают как первооснова, основатели запорожского казачества. Поскольку в советское время это предание, как и все, что касалось истории пластунства, было строго запрещено опубликовывать, позволим себе представить текст полностью.
«Вначале их сборище возникло из небольшого количества людей, которые приплыли из Азова на плавках (лодки они называли плавками) и основали свое жилье на левом берегу Днепра, напротив нынешнего Херсона, назвав его Олешками (Олешки теперь уездный город Таврической губ.), от имени Алексей (Олексій — укр.), ими над собой назначенного начальника. Эти Алешковские жители с течением времени разделились на два наименования, хотя и составляли одно сообщество: жившие в Олешках назывались „плавниками“ и занимались рыболовлей, а те, что жили в днепровских плавнях и на островах, покрытых лесами, именовались „пластунами“. Эти пластуны занимались охотой на зверей, которые тогда водились в плавнях в большом количестве. На том месте, где теперь Херсон, властвовала какая-то девица Харсия над каким-то народом и воевала с каким-то царем, который ее покорил и пленил ее народ, после чего владения Харсии исчезли. Всего этого мы не находим ни в какой истории, и поэтому нужно считать как басню, ими выдуманную или быль, искаженную рассказами. Впоследствии турки, или крымские татары, начали притеснять олешковских жителей, тогда они оставили это место и перешли на правый берег Днепра, основав свое жилье ниже порогов и поэтому назвали себя „порожанами“, а позже „запорожцами“, главный же свой город именовали „Сечью“. Здесь их сборище начало приумножаться людьми, которые приходили из разных мест, в том числе и такими, которые сделали какое-либо нарушение.
Сечь разделилась на четыре части, которые назывались „пириями“. Каждая пирия состояла из 10-ти куреней, и каждый курень вмещал в себе тысячу человек. Курень был просторным строением. Весь город был обнесен валом; около „брамы“ или ворот охрана впускала только известных им людей. Во всяком курене оставалось до 200 человек, известных под именем „сиромахи“, которые не имея никакой собственности, получали жалованье и провиант и должны были быть готовыми при первой необходимости встать на службу, поэтому эти бедолаги назывались регулярными воинами. Остальные жили по хуторам, которые назывались зимовниками, где плодили скот и лошадей, и имели, несмотря на обилие других бродяг, по несколько человек для ухода за скотом. Этих слуг нередко хозяин зимовника вооружал, сажал на лошадей и отправлял грабить Польшу, делясь с ними добычей. О таких побочных походах Кошевой и войско часто ничего не знали. Во время уже этого распорядка те же, которые жили на островах, все остались при предыдущем своем наименовании пластунов и, кроме охоты на зверей, завели многочисленные стада свиней, которые откармливались и до того одичали, что когда приезжали покупатели их купить, то иначе не могли их взять, только как застрелив. Некоторые из этих пластунов завели большие заводы кошек, которые размещались в построенных сараях и не только приносили хозяину прибыль от продажи их шкурок, а еще и тем, что в этой окрестности не смели появляться ни хорьки, ни… (пропуск в оригинале); они все это душили и приносили для корма своим детям. Хозяин, снимая эти шкуры продавал, а мясо бросал кошкам»(226, 126–127). Несмотря на крайне предвзятое негативное отношение автора к запорожцам (он был помещиком на захваченных у них царским правительством землях) и к их истории, в этом предании есть несколько интересных для нас фактов.
Тавроскифский воин. Резьба по кости. Херсонес, IV в. до н. э.
Каменная икона. Глеб-Давид Владимирович. Тьмутаракань. XI в.
Изображение казака. Фрагмент росписи гробницы из Новгорода Сколотского (Неаполя Скифского). Крым. І в. до н. э.
Настенная роспись внутри гробницы. Новгород Сколотский (Неаполь Скифский). Крым. І в. до н. э.
Во-первых, запорожцы утверждали, что их предки пришли с Азовских земель, что перекликается с гипотезой некоторых ученых о Тмутараканском княжестве, как своеобразной протоСечи, откуда князья набирали дружины. «Сей последний (Тьмутараканский домен) стал прибежищем для всех молодых князей-изгоев, которые выйдя из мальчикового возраста (обычно 16 лет), старались сбросить с себя опеку воспитателей таким способом, что убегали на это Запорожье в XI в. Здесь мечтали молодые княжичи о своих родинах, идеализировали их, конспирировали, собирали отряды, высматривали случая, чтобы мольбой у киевского князя себе выпросить или силой добыть себе волость»(189, І, 55). Как утверждает «Слово о полку Игореве», именно в Тьмутаракани каждую ночь, превратившись в волка, бегал знаменитый князь-волхв Всеслав Полоцкий:
Кстати, многие историки утверждают, что именно из Тмутаракани, а не с севера, пришел в Киев князь Вещий Олег. В Болгарии археологи нашли пограничный камень, которым болгарско-русское войско обозначило свои завоевания в Византии: камень, с отмеченным на нем именем Олега Тьмутараканского — князя русов. Это и стало доказательством, что Олег пришел не из Новгорода Великого, которого тогда еще не было (об этом свидетельствует археология, историк М. Артамонов), а из Новгорода Сколотского в Крыму (142, 197).
Во-вторых, как видно из этого предания, сами запорожцы считали пластунов, наравне с рыбаками-«плавниками», самобытной исконной формацией, которая возникла еще до создания Запорожской Сечи. То, что охотники и владельцы лодок издавна выделялись на Сечи среди остального общества и пользовались большим авторитетом среди казаков, что подтверждает в своем дневнике и Эрих Лясота, который был прислан на Сечь австрийским императором Рудольфом II в 1594 году(110, 105). Б. Папроцкий, рассказывая о походе гетмана Самуила Зборовского в 1584 году, также вспоминает наравне с запорожцами таинственных речных казаков, которые живут на реке Самаре и занимаются охотой и рыболовством для обеспечения продовольствием остальных казаков. Об этих речных казаках пишет и казацкий гетман Гавриил Крутневич в своем Универсале, изданном в 1603 году (2, 1–4).
Пластун старых времен. Современный рисунок.
Охота на медведя. София Киевская. ХІ в.
В-третьих, в этом предании упомянуто старинное название казаков-холостяков, которые постоянно жили на Сечи — «сиромахи», то есть волки, свидетельствует о ее чрезвычайной древности, ведь у индоевропейцев военные союзы неженатых мужчин, которые отождествляли себя с волчьими стаями, известные еще со времен арийского расселения, то есть за три тысячи лет до Христа. К тем же временам, вероятно, относится и рассказ, который автор считает фантастическим, о девице Харсии, которая царствовала в тех землях над каким-то таинственным народом, может быть давним отголоском воспоминаний о царстве амазонок, которое было в тех краях. То, что казаки считали себя наследниками амазонок вспоминал еще в 1708–1709 годах в своем дневнике словацкий путешественник и дипломат Даниэл Крман: «Правдоподобно, что запорожцы унаследовали многое от амазонок — этих неслыханно воинственных и безумно смелых женщин, которые сравнялись славой и превышали отвагой мужей, и которые, как говорят, жили в Скифии около Днепра»(93, 113). Следы пребывания амазонок на Украине подтверждаются и другими источниками, о чем мы будем говорить позже.
