Памятник в честь переселения запорожцев на Кубань. Современная фотография.

На войне пластуны исполняли роль разведчиков-диверсантов, своеобразных спецназовцев — «коммандос»: «Когда ощущалась потребность в опытных людях на позициях, когда нужен был тайный, скрытый поиск, когда нужно было разведать силы и положение неприятеля, когда в ходе военных действий вставала очередная задача провести рискованную диверсию, когда в бою перед началом и концом нужны были искусные стрелки и т. д. и т. п., тогда запускался в дело пластун. Для этого пластуны имели свою боевую технику, свой опыт и искусство»(216, II, 490). Кроме умения сражаться любым холодным оружием или голыми руками и хорошо стрелять, в совершенстве знали искусство фортификации, минное дело, умели управляться с пушками — (Эрих Лясота писал, что все казаки умеют стрелять из пушек, поэтому не надо нанимать отдельных пушкарей (168, 18)), в случае необходимости были умелыми моряками, пехотинцами или кавалеристами. Факты свидетельствуют, что пластуны были высокообразованными на то время военными. Ведь как бы ни пытались оккупационные псевдоисторики представить сечевое рыцарство как банду примитивных, неграмотных крестьян, которым лень было работать на своих господ и поэтому они убегали за пороги, факты говорят другое. В то время, когда в Московии даже цари не умели писать и читать, на Сечи существовала система образования (сечевая и паланковые школы), казаки знали несколько языков и владели научным языком того времени — латынью, имели канцелярию и свою библиотеку. А интерес к книге, к образованию среди казаков был так велик, что они не ограничиваясь чтением на Сечи, брали книги с собой даже на период заготовки рыбы (82, 765). Кстати, эта сечевая библиотека хранилась в архиве Кубанского казачьего войска, и только в 1925 году советская власть решилась отобрать ее у казаков. Поэтому на этом фоне не выглядит странным факт составления при исследовании Кубанских земель, предоставленных запорожцам для переселения, пластунским старшиной Мокием Гуликом, который в то время занимал должность Войскового Есаула, статистического описания Кубани в форме табличной «Ведомости» с краткими, но ценными данным и для науки, и для практических целей войска. Только через полтора века ученые с восторгом констатировали: «Знаменито, что этот исследователь-статистик дал в 1792 году документ, составленный по приемами описательной школы статистики, существовавшей в Западной Европе во второй половине XVII века, на 16 лет раньше, чем был напечатан в России первый научный труд по статистике академика Германа, переделанный ним на русский язык „для использования в училищах Российской империи“ с известного в то время труда — „Теории статистики“ Шлепера, статистика названной школы и талантливого отца публицистики» (217, 32). То есть, если наши пластуны в науке опережали даже московских академиков, то можно себе представить, какой высокий уровень научных знаний использовали они в те времена.

Относительно военного искусства пластунов, то оно было признано одним из самых мощных в мире. Недаром способ незаметного подползания к цели во многих армиях и сегодня называется «по-пластунски», а их боевые приемы изучаются во многих разведшколах мира. Как отмечал потомственный казак, историк Черноморского казачьего войска, в котором долгое время служил генерал-лейтенант Иван Попко, сами пластуны называли свою тактику «волчья пасть и лисий хвост»(149, 253): то есть сочетание волчьей отваги, силы и выносливости с лисьей хитростью и умением заметать следы. Кстати, само название пластунской тактики «волчья пасть и лисий хвост» очень символично. У всех арийских народов волк-серомаха был символом и покровителем воинов. В германских, индийских, иранских и украинских сказках, легендах, преданиях упоминаются могучие воины-волки, оборотни, которые обладают необычайной силой и магией, которых не берет обыкновенное оружие, только серебряное. Еще древнеримские авторы упоминают о существовании отрядов воинов-волков у древних германцев и скандинавов (символом самого Рима являлась Капитолийская волчица). В древней Персии также были воины-гурки (волки), которые составляли гвардию шаха. У древних осетин военные дружины так и называлась «волчьими стаями». Геродот в своем описании Скифии вспоминал племена невров, которые жили на Полесье и ежегодно на несколько дней превращались в волков. В германских исторических хрониках есть свидетельства, что именно волк был тотемом древних славянских племен боруссов и ободритов. Древнерусские былины также вспоминают двух серых волков, которые сопровождают в дороге богатыря (20, 53–56). В «Повести временных лет» среди воевод князя Владимира упоминается и воевода Волчий Хвост, который победил радимичей и заставил их признать власть киевского князя (146, 96).

Капитолийская волчица — покровительница Рима. VI в. до н. э.

Волк, обвитый змеей. Скифская золотая пластинка VI в. до н. э.

Кимерийские воины в сопровождении волко-собак. IX–VII вв. до н. э.

Изображение священного волка из Михалковского клада. Тернопольщина. VIII–VII вв. до н. э.

Казаки-холостяки, которые проживали на Сечи, назывались «серома» (191, 497), то есть волки, в отличие от женатых казаков, которых называли «сиднями», «гнездюкамы» и «бабниками». Синонимом слова волк является и прозвище славного казацкого полководца-характерника Ивана Сирко. Недаром и покровитель казачества святой Георгий — христианское отображение арийского бога Арея (Ария) — также считался покровителем волков. Священные волки сопровождают святого Георгия во всех его путешествиях. Так же, кстати, как и древнегерманского бога (покровителя воинов) Одина, который, как мы уже упоминали выше, возможно, тоже имеет украинские корни.

Что касается лисицы, то она в фольклоре арийских народов выступает символом хитрости, ловкости и сообразительности. «Хитрая лисица» — такая характеристика человека, который всех может обвести вокруг пальца, так же существует в любом уголке арийского мира: то ли у немцев, или у англичан, у шведов или у украинцев, у индийцев или у иранцев. У всех этих народов даже сохранились народные праздники чествования этого животного. Гуцулы, например, празднуют «праздник лисы», даже два раза в год (в день св. Матфея 21 августа и в день св. Екатерины 6 декабря) (70, 108).

Волк-воин. Бронзовая пластинка с шлема. Швеция. VI в.

Изображение лисицы на посуде трипольской культуры. III тис. до н. э.

Антские воины прячутся под воду. Со старинного рисунка.

Можем утверждать, что название пластунского военного искусства уходит своими корнями к древнейшим традициям арийской боевой культуры. Так, известно пластунское искусство укрытия под водой с помощью тростинки, как и искусство маскироваться, известное еще с времен антов. В «Стратегиконе» Псевдо-Маврикия, написанном в VI в., описывая антов и славян, автор отмечает: «Сражаться со своими врагами они любят в местах, заросших густым лесом, в теснинах, на обрывах; с выгодой для себя пользуются засадами, неожиданными атаками, хитростями, и днем, и ночью, придумывая самые разнообразные способы. Опытны они также и в переправе через реки, превосходят в этом отношении всех людей. Мужественно выносят они пребывание в воде, так что часто некоторые из числа остающихся дома, на которых совершат неожиданное нападение, опускаются в глубину вод. При этом они держат во рту специально изготовленные большие, выдолбленные изнутри камышины, которые доходят до поверхности реки, а сами, лежа навзничь на дне реки, дышат с их помощью; и это они могут проделывать в течение многих часов, так что совершенно невозможно догадаться об их присутствии» (200, І, 23). Это искусство передавалось из поколения в поколение, непрерывно совершенствуясь, так и в XIV–XVII веках, как и в VI веке, поэтому иностранные хронисты удивляются виртуозному умению запорожских казаков скрываться под водой с тростиной. Турки называли казаков «те, что находятся под водой». Французский монах-философ Урнье, описывая в Константинополе нападения казаков, отмечал: «Здесь мне рассказывали совсем необыкновенные истории о нападении северных славян (так он называет украинских казаков — Т. К.) на турецкие города и крепости. Они появлялись неожиданно, поднимались прямо со дна моря и наводили ужас на стражу и всех береговых жителей. Мне и раньше рассказывали, будто славянские воины пересекают море под водой, но я считал это вымыслом. Теперь же я беседовал с теми людьми, которые были свидетелями подводных набегов славян на турецкие берега» (183, 131).