Казак под водой. Рисунок К. Ткаченко.

Черноморские казаки возвращаются из разведки. Со старинного рисунка.

Попутно заметим, что знаменитое искусство строить боевой лагерь из повозок запорожские казаки переняли не у половцев или монголов, как нас пытаются убедить некоторые бестолковые историки, это было их родное самобытное славянское военное искусство, известное еще со времен великого переселения народов. Вот как описывает это византиец Феофилакт Симокатта в VI веке: «Петр (византийский военачальник) пошел в левую часть той страны и, прибыв в Маркианополь, приказал 1000 воинам двигаться впереди войска (в качестве разведывательного отряда). Они столкнулись с 600 славянами, которые гнали большую добычу, захваченную у римлян… Поскольку это столкновение для варваров было неизбежным (и не предвещало успеха), то они, соединив телеги, устроили из них как бы укрепленный лагерь и в середину этого лагеря поместили женщин и детей. Когда римляне приблизились к гетам — так в старину называли этих варваров, — они не решились вступать с ними в рукопашный бой: они боялись копий, которые бросали варвары в их лошадей с высоты этого укрепления» (200, І, 29).

Позже советские историки с маниакальной настойчивостью, отыскивая в украинской истории элементы марксистско-ленинской классовой борьбы, никак не могли объяснить, откуда бедные крестьяне, которые убежали на Сечь от господ и все время там пили и гуляли, так в совершенстве знали военное фортификационное искусство. Вот как выглядел казацкий лагерь в 1596 году под Лубнами: «Казацкий лагерь находился в полумиле от города и был устроен следующим образом. Сначала они окружили себя четырьмя рядами повозок, скованных между собой, потом за ними вырыли окопы и насыпали вал выше телег. Сделав несколько ворот, насыпали в лагере напротив каждых из них горки, на которых поставили пушки. Горки эти делались, очевидно, с целью заполнить для вражеских выстрелов отверстия в стенах, где размещались ворота. Внутри лагеря сделали срубы, наполненные землей, по высоте выше вала; на них также разместили пушки, так, что можно было стрелять через вал. В таком виде казацкий лагерь является укреплением… почти непреодолимым для поляков, они хорошо это понимали после битвы около Острого Камня» (131, 561). Причем в лагере каждый казак четко знал свое место, имел до автоматизма отработанный технику (одни стреляли, а другие заряжали ружья), более того, имели даже специальные приспособления: например, для стрельбы из окопов использовались ножи с раздвоенной к верху ручкой, на который ставили цевье ружья, а когда враг близко подползал, они использовались в рукопашном бою (75, 344), для стрельбы стоя и сидя из-за телег использовались «подсохи» (короткие пики с раздвоением на заднем конце), для стрельбы сидя с колена использовались даже казацкие сабли, на рукоятках которых делали разрез, чтобы ставить туда ружье (129, 9). Одни казаки обслуживали орудия, другие бросали ручные гранаты. Не является ли это свидетельством высокого профессионализма наших воинов?

Казацкий лагерь. Неизвестный художник. Нач. ХХ в.

Казацкие ружья. XVII в.

Казак подстерегает татарина. Неизвестный художник. Гравюра. Вторая половина XIX в.

Большую роль в боевом искусстве пластунов играло умение читать следы — «сакми» и организовывать засады — «залоги»: Тот не годится «пластовать», кто не умеет замести за собой собственный след, задушить шум своих шагов в трескучем камыше; кто не умеет поймать следы противника и в следах его прочитать направленный на линию удар. Где с обеих сторон спорят хитрость и отвага, где ни с той, ни с другой стороны не говорят: иду на вы! — там часто только один рано или поздно найденный след решает успех или неудачу. Перебравшись через Кубань, пластун исчезает. А когда по росистой траве или свежему снегу след неотвязно тянется за ним, он запутывает его, прыгая на одной ноге и повернувшись спиной к цели своих поисков, идет пятками вперед, «пятится», хитрит как старый заяц, множеством известных ему способов отводит доказательства своих переходов и остановок (149, 253).

Насколько развитым было у славян искусство разведки, которое позже стало основой пластунского боевого искусства, как ценились славянские разведчики в мире, можно узнать и у других историков тех времен. Так, Прокопий Кесарийский в своей знаменитой книге «Война с готами» с восторгом описывает славянских разведчиков и их искусство захвата пленных: «…Велизарий (византийский император — Т. К.) более всего пытался захватить в плен самых значительных среди врагов, чтобы узнать, ради чего варвары так терпеливо переносят такие страшные муки. Валериан обещал ему легко предоставить эту услугу. В числе его воинов были люди славянского племени, которые привыкли скрываться даже за маленькими камнями или за первым встречным кустом и ловить врагов. Это они не раз проделывали у реки Истра, где они проживают, как применительно к римлянам, так и к другим варварам. Велизарий пришел в восторг от слов Валериана и велел по возможности быстрее позаботиться об этом деле. Выбрав из своих славян одного, большого и крепкого телом и очень энергичного, он поручил привести живым одного неприятельского воина, дав твердое обещание ему, что Валериан наградит его за это большими деньгами. Этот воин сказал, что он легко проделает это там, где находилась трава. Готы уже давно из-за нехватки продовольствия питались ею. И вот этот славянин, рано утром пробравшись очень близко к стенам, прикрылся хворостом и, свернувшись в клубочек, спрятался в траве. Утром пришел туда гот и быстро начал собирать свежую траву, не ожидая никакой опасности со стороны куч хвороста, но часто оглядываясь в сторону вражеского лагеря, как бы оттуда кто-нибудь не двинулся против него. Славянин, который накинулся на него сзади, неожиданно схватил его и, сильно сжав посередине обеими руками, принес в лагерь и вручил Валериану» (200, І, 21–22).

Поймали языка. Рисунок И. Ижакевича. Гравюра конца XIX в.

Казацкие ружья. XVII в.

Запорожские цельнометаллические метательные ножи, найденные под Берестечком.

Кинжал черноморских пластунов.

Подобные подвиги совершали и казацкие пластуны. Вот как оценивали сноровку казацких разведчиков в 1633 году под Смоленском польские очевидцы: «Один из казаков, когда надо было на другой стороне достать языка, пустился вплавь через реку (Днепр) и лежал в воде около берега, а когда пришел к воде один московит, — схватил его за волосы, втянул в воду и так вместе с ним переплыл обратно; очень смешно этот казак рассказывал королю об этой трагедии — как его подстерегал и как с ним плыл; дал ему за работу (король) несколько ортов (серебряных монет). Действительно, не каждому хочется купаться в такое время, как тем добрым людям. Король им очень рад», — отмечал в своем диариуше очевидец ксендз Колудзкий (124, 60–61). То же пишут о казаках и сами московиты. В 1789 году во время осады Очакова московскому командованию необходимо было взять пленного из крепости Хаджибей, чтобы получить данные о количестве и размещения турецких войск. Поскольку задача эта была для московских вояк непосильной, добыть пленного поручили черноморским казакам, которых возглавлял знаменитый кошевой Захар (Харко) Чепига. «Но как это сделать, чтобы незаметно проникнуть во вражескую крепость и взять в плен хотя бы одного турка, если уж не в самой крепости, то хоть возле нее. Это очень важное поручение Захар Алексеевич, не доверяя никому другому, взял на себя. Темной ночью он пробрался в Хаджибей и оттуда на второй день привел двух пленных турок. Как он умудрился взять их, Бог ведает. Предание гласит, что Чепига был характерник, и поэтому он брал в плен турок и водил их за собой, привязанных веревкой к поясу, как покорных овец»(84, 34). Московиты не могли поверить, что можно не только пробраться в признанную неприступной крепость, но и привести из нее не одного, а сразу двух пленных. После этого Чепига еще дважды пробирался в Хаджибей: один раз — 29 ноября — поджег береговой цейхгауз, а 7 декабря в самой крепости сжег продовольственный склад (84, 35).