Или же, как поется в другой песне:

Смерть побратима. Рисунок Т. Шевченко.

Подвиг трехсот казаков под Берестечком.

В те времена люди хорошо знали, что каждый человек имеет определенное предназначение в жизни, несет определенный крест, и от того, как он этот крест пронесет, зависит дальнейшая судьба его рода и вообще народа, поэтому люди с готовностью шли на смерть и на муки, защищая свой народ, его будущее. В связи с этим хочу рассказать об одном случае, который произошел с одним моим хорошим товарищем, который в 1989 году с группой львовян ездил по Восточной Украине агитировать за независимость. В одном из сел Черкассщины к нему подошел старенький дедушка и пригласил побеседовать. Разговорившись, начал рассказывать о себе. В 1919 году ему было 19 лет, тогда в их село пришла команда направить людей в войско к Петлюре; часть молодежи согласилась, а он стал смеяться над ними и говорил: «Вы пойдете и погибнете ни за что ни про что, а я женюсь, буду иметь много детей, продолжу род украинский». Он действительно счастливо пережил гражданскую войну, женился, имел четверых детей, жил спокойно. Но наступил 1933 год и вся его семья у него на глазах погибла от голода. Он чудом выжил, но теперь не знал для чего ему жить. «Думаю, что так наказал меня Господь, что я тогда не пошел защищать Украину. Если бы я тогда пошел, все могло быть по-другому, — говорил старик. — Даже если бы погиб, был бы счастливее».

Благословение в поход. Худ. А. Сластион.

Обряд посвящения в кошевые. Гравюра Р. Штейна. 1893 г.

Этот рассказ является одним из многих примеров призвания человека, за что он потом несет ответственность, ведь надо защищать свою землю, это святая обязанность каждого мужчины-воина. В «Повести временных лет» в 1103 году зафиксирована подобная ситуация, когда княжеские дружинники отказывались от похода весной на половцев, потому что это означало бы «погубить смерда и пашню смердом» «не помышляя», что без похода падут и смерд, и его хозяйство жертвой кочевника.

«И стала совещаться дружина Святополкова и говорить, что:

— Не годится ныне, весной, идти на половцев, погубим смердов и пашню их.

И сказал Владимир:

— Дивно мне, дружина, что лошадей жалеете, которыми пашут; а почему не подумаете о том, что вот начнет пахать смерд и, приехав, половчанин застрелит его стрелою, а лошадь его заберет, а в село его приехав, возьмет жену его, и детей его, и все его имущество? Лошади вам жаль, а самого не жаль ли?.

И ничего не смогла ответить дружина Святополка.» (146, 247–248).

Воины являются частью народа и их основное назначение — защищать народ от врагов. И когда воины перестают выполнять эту функцию, народ погибает. Лучше всего эту казацкую военную этику изложил выдающийся украинский философ и сам потомственный казак Григорий Сковорода: «кто рожден воином, держись бодро, вооружайся, а природой сам быстро научишься. Защищай земледельцев и купцов от своих грабителей и внешних врагов. Здесь твое счастье и радость. Береги звание, как глаз. Что слаже настоящему воину, чем военное дело? Не поддаваться обиде, защищать страждущую и безоружную невинность, заступаться за основу общества — правду — это его сладкий завтрак, обед и ужин. Не бойся: с Богом тебе будет легко сносить голод, жажду, холод, жару, бессонницу, кровавые раны и сам смертельный страх и гораздо легче, чем без него, противоположное этому, чтобы ты понял, насколько сильна природа. Это горе воина с Богом будет тебе во сто крат приятнее, чем твои рангах и прибыли. Ранг каждый может носить, а настоящее дело делает лишь тот, кто прирожден. Дело и без ранга дело, а ранг без дела ничто, а дело — без Бога.

Если же, пренебрегая Божьим призванием, пойдешь следом своих прихотей и посторонних советчиков, то не забудь навеки попрощаться со всей радостью, хотя бы ты спрятался в рог изобилия, и, боясь умереть телом, ежеминутно будешь испытывать душевную смерть.

Отобрать у души родственный труд — значит лишить ее своей пищи. Это злая смерть. Знаю, что щадя тело, ты убиваешь душу. Это плохая замена.

Не понимаю, зачем иметь меч, если не сечь то, для чего он выкован. И не понимаю, зачем носить тело, если его щадить, не тратить на то, для чего кто-то в него одет» (177, 326–327).

Смерть казака в бою. Картина А. Герасимова.

Согласно этих этических постулатов казаки считали себя воинами по призванию. Именно поэтому они ставили себя выше солдат регулярной армии, воевавших по принуждению или за деньги. И слово «казак» не означало принадлежности к сословию. Как рассказывали старые казаки, это название уже давалась тому, кто приобретал полное право военного гражданства, служилому классу. Скажите, например, кому-нибудь, что его сын казак, когда он только подросток, он обязательно поправит, что «еще не казак, а только парень, ему еще года через два козаковать», то есть идти на службу (81, 72, 10).

В казаковании казак видел что-то почетное для себя. В самом слове не содержалось ничего, что напоминало бы ему о принуждении, наоборот, в нем как выражалась свобода выбора. Он шел не служить, а осуществлять на деле свое давнее желание, возможно, даже свои детские мечты. Хотя свобода эта была иллюзорная, но она радовала его душу. Рассказывая о себе, он говорил: «Мы пошли брать аул Какуриновский» или: «Мы пошли на новый постой», тогда как, рассказывая о регулярных частях, он употреблял другие выражения: «их погнали брать аул Какуриновский» или «их погнали на новый постой». Этим он как оттенял разницу в служебном положении казака и солдата. В то время, как казак осуществляет определенное действие сознательно, понимая положение и требования необходимости, солдат бессознательно выполняет только приказ и требование сверху. Казак казакует, а солдат служит, вследствие этого казак смотрел на солдата сверху вниз (81, 72, 10).

Сабля Ивана Мазепы.

Освящение боевого знамени. Со Служебника Лазаря Барановича.

Особенно большое значение в Запорожской Сечи придавалось воспитанию героического духа. Ведь человек, который приходил на Сечь, должен был быть готовым в любую минуту пойти на смерть, отстаивая не какие-то материальные блага, а, в первую очередь, идеалы воина-защитника своей земли, своего народа. Когда же человека интересовали только деньги, сытая и спокойная жизнь, он не мог уже быть сечевиком. «Там где сапожник, Сечи конец», — говорит запорожская поговорка. Настоящий казак не гнался за материальными благами: «Пластун не знаком с роскошью, не очень ладно одет, мытарствует, а пластунства не бросает» (100, 67). Казак чувствовал себя ответственным как перед своими предками, так и перед своими потомками, ведь от его действий в течение жизни зависит будущее его Рода-Народа. И поэтому смысл жизни сечевика был направлен, прежде всего, на самовоспитание, на закаливание воли, на борьбу с искушениями в собственной душе. Именно поэтому на Сечи существовал ряд специфических обычаев, аналогичных обычаям монашеско-рыцарских орденов Запада. Запорожцы придерживались обета безбрачия (женщин на Сечь категорически не допускали), отдавали предпочтение коллективной собственности (земля на Сечи ежегодно перераспределялась, также распределялась и военная добыча, добытая в походах), выборными, а не наследственными, были институты запорожской власти (очень примечателен такой запорожский обычай: при избрании кошевого, чтобы он не возгордился, старики вымазывали ему грязью голову). Каждый запорожец считал себя неотъемлемой частью великой, единой сечевой семьи («Сеч — Мать, Большой Луг — Отец») и знал, что от его жизни и смерти зависит дальнейшая судьба Сечи. Поэтому казаки не боялись умереть в бою, а смерть дома считались для себя бесчестием. Если же казак из-за тяжелых ран не мог воевать, он брал в руки кобзу и шел в народ поднимать его духовно. А некоторые казаки, которых на Сечи называли «молельники», дожив до глубокой старости, уединялись или шли в монастырь и там постами и молитвами просили у Бога милости и силы для народа и казаков. Кстати, так закончил свою жизнь старый казак Илья Моровец, нетленные мощи которого до сих пор лежат в Киево-Печерской Лавре. Сечевые казаки имели свой собственный Спасо-Межигорский монастырь, который содержался на средства войска, а после уничтожения Сечи был разрушен «боголюбивыми» московскими оккупантами. Вообще же, как отмечали очевидцы, у казаков церковь сливалась с войском, а духовенство составляло неотъемлемую часть. Казаки назначали между собой священников и послушников, которых кошевой атаман подавал епископу для испытания и посвящения. Вот как выглядел этот обычай в Черноморье: «Нужно ли говорить, что при такой привилегии многим заслуженным казакам, которые сожгли не один заряд пороха на войне, приходилось еще дымить кадилом вокруг алтаря? И так как все казаки того времени, стар и млад, брили голову, то случалось, что назначенные в попы кандидаты появлялись к архиереям на постриг с одной „чуприной“ — небольшим пучком волос на голове» (149, 168).