— Нет, — возразил Майлз. — Нет. Я знаю, какую цену заплатил Галени, чтобы попасть сюда. И он ни за что не бросит все это на ветер из-за какой-то… личной неприязни. К тому же, даже если допустить, что у Галени были причины отомстить мне, то как насчет основного преступления? Какой у него был мотив, чтобы расправиться с Иллианом?

Гарош пожал плечами:

— Возможно, политический. Между некоторыми комаррцами и Иллианом существует тридцатилетняя вражда. Я согласен, что дело еще не закончено, но теперь, когда появилось реальное направление, будет проще.

Грегор был чуть ли не в смятении.

— Я надеялся, что моя женитьба хоть немного улучшит дела с Комаррой. Действительно единая Империя…

— Так и будет, — заверил его Майлз. — И даже вдвойне, если Галени женится на барраярке. — «Если не окажется в тюрьме по ложному обвинению в измене, конечно». — Ты же знаешь, как распространяются в Империи модные веяния. Так что ты наверняка положишь начало огромной волне межпланетных браков. А учитывая недостаток барраярских девочек в нашем поколении, устроенный нашими родителями, большинству из нас так или иначе придется импортировать жен.

Губы Грегора изогнулись в печальной улыбке.

Майлз схватил свой экземпляр доклада.

— Я хочу его внимательно изучить.

— Пожалуйста, — кивнул Гарош. — Подумайте над ним. Если сможете обнаружить что-то, чего не заметил я, дайте мне знать. Я вовсе не в восторге от того, что кто-то из моих людей нелоялен, безотносительно его происхождения.

Гарош откланялся. Майлз ушел следом, отправив слугу на поиски Мартина с приказом немедленно подогнать машину ко входу. Если он вернется на прием, женщины тут же накинутся на него с вопросами. А он пока не готов ни давать объяснения, ни действовать. Он не завидовал Грегору, который вынужден вернуться и продолжить вести светские беседы, будто ничего не произошло.

В лимузине, на полпути между двроцом и особняком Форкосиганов, его зрение внезапно обострилось. Дома, видимые сквозь стекло кабины, вдруг стали чрезвычайно отчетливы, приобрели какую-то нереальную реальность, казалось, вот-вот засветятся зеленым светом. «О черт, черт…» — подумал он, и тут все рассыпалось в привычном взрыве конфетти. А потом наступила тьма.

Он очнулся, лежа на заднем сиденье. Над ним нависало встревоженное лицо Мартина. Китель Майлза был расстегнут, кабина открыта. От холодного ночного воздуха его трясло.

— Лорд Форкосиган? Милорд? Вы умираете? Не надо, перестаньте!

— Гх-м-м, — сумел выдавить Майлз. В ушах стоял звон, губы болели. Он коснулся рта — на пальцах осталась кровь.

— Все в порядке, Мартин. Только припадок.

— Так вот как они выглядят? Я было подумал, что вас отравили или пристрелили.

Мартин немного успокоился. Но совсем немного.

Майлз попытался сесть. Мартин протянул руки, не зная, то ли помочь, то ли уложить его обратно. Язык и нижняя губа были прокушены, и кровь текла на его лучший мундир.

— Мне отвезти вас в госпиталь или к врачу, милорд?

— Нет.

— Тогда позвольте хотя бы отвезти вас домой. Может… — Озабоченное лицо Мартина просветлело. — Может быть, леди Корделия скоро вернется.

— И избавит тебя от меня? — Майлз болезненно засмеялся. «Она не вылечит этого поцелуем, Мартин. Как бы ей этого ни хотелось».

Ему отчаянно хотелось поехать в штаб-квартиру СБ. Он обещал Галени… Но он еще не изучил новые данные, и люди, которым он хотел бы задать ряд вопросов по этим данным, несомненно, уже ушли домой. И его до сих пор колотит, и еще эта обычная после припадков слабость.

Военные медики абсолютно правы. Стрессы действительно гарантируют, что эти проклятые припадки всегда будут случаться в самое неподходящее время. Он и правда не годен к службе, любой службе. Не годен.

«Как же я это ненавижу!»

На следующее утро Майлз, как всегда после припадка, проснулся с головной болью. Пара болеутоляющих таблеток мало помогла. Похоже, последствия с каждым разом все хуже и хуже.

«Мне необходимо как можно скорее увидеться с Ченко».

Он приволок к себе в комнату кофейник и заперся наедине с коммом и докладом Гароша. Он провел — или потратил — все утро, читая и перечитывая этот доклад.

Скудость данных придавала им еще большую достоверность. Если все это задумывалось как двойная подстава, сведений должно быть больше. Как ни пытался Майлз, он не мог найти ни изъянов в изложенных доводах, ни обрывов в логической цепи.

С такими итогами он не осмеливался пойти к Дуву, которого продержали всю ночь в камере предварительного заключения — маленькой комнатушке, пришедшей на смену казематам времен Эзара. Там Галени будет сидеть все время предварительного следствия, до официального предъявления обвинения, а потом его скорее всего переведут в более мрачную военную тюрьму. «Задержан по подозрению». В барраярском военном законодательстве не очень четко определялось, сколько можно держать человека в заключении по подозрению. «Скорее, задержан по причине чьей-то паранойи».

Мрачные размышления прервал звонок доктора Уэдделла, который жалобно поинтересовался, когда он сможет поехать домой. Майлз пообещал прийти за докладом и после этого отпустить доктора. Надев свежий, пусть и не лучший мундир и цепь Аудитора, Майлз замазал разбитый рот и приказал Мартину подать машину.

Запах медицинских и химических препаратов, витавший в клинике СБ, до сих пор вызывал у Майлза неприятные ощущения в желудке. Войдя туда, он немедленно направился в лабораторию, облюбованную Уэдделлом. Спальный мешок в углу свидетельствовал о том, что Уэдделл-Канабе четко следовал указаниям и не оставлял без присмотра образец и полученные результаты. На докторе была та же одежда, что и вчера утром, однако он умудрился побриться. Каким-то образом он выглядел менее помятым, чем Майлз.

— Ну, милорд Аудитор, вы скорее всего не удивитесь, услышав, что я твердо уверен в том, что ваша находка полностью идентична прокариоту, которого ввели шефу Иллиану. Даже из той же партии. — Подведя Майлза к комму, он ударился в подробное сравнение двух образцов, подкрепляя рассказ цветными картинками и перемежая все это самовосхвалениями, поскольку Имперский Аудитор не соизволил проронить ни слова.

— Я говорил с Иллианом, — проговорил наконец Майлз. — Он не помнит, чтобы глотал в последние четыре месяца маленькую коричневую капсулу. К сожалению, память у него не та, что прежде.

— А эту капсулу и не глотали, — уверенно заявил Уэдделл. — Они и не предназначены для глотания.

— Откуда вы знаете?

— Капсула влагоустойчива и не растворяется. Ее нужно сломать — например, раздавить пальцами, — и тогда прокариоты смешиваются с воздухом, а затем вдыхаются. Дизайн указывает именно на это. Они сделаны в виде спор.

— Не понял.

— Вот. — Уэдделл убрал с экрана схему молекулярной цепочки и вывел изображение предмета, напоминавшего сферический спутник, утыканный антеннами. — Прокариоты сами по себе чрезвычайно малы, и их нельзя положить без оболочки в большие капсулы. Поэтому их упаковали в эти спорообразные частицы, — Уэдделл ткнул пальцем в экран, — которые летают в воздухе, пока не соприкоснутся с влажной поверхностью, вроде слизистой или бронхов. Здесь оболочка растворяется, выпуская содержимое наружу.

— Их можно разглядеть, как облачко дыма или пыли? Почуять запах?

— При достаточно ярком освещении, полагаю, в момент вскрытия капсулы можно увидеть небольшое облачко, но оно быстро исчезает. Запаха они не имеют.

— Как долго… они могут висеть в воздухе?

— Как минимум несколько минут. В зависимости от работы вентиляции.

Майлз зачарованно смотрел на сферу.

— Это новые сведения.

Которым, впрочем, он пока не видел применения.

— Этого нельзя было выяснить при анализе чипа, — несколько агрессивно заметил Уэдделл, — потому что куски рассасывающейся оболочки никак не могли попасть в чип. А существуют и другие потенциальные способы введения.