— Хочешь еще поцеловать меня?

Все дело в его росте. Он будит в женщинах зверя. Не ощущая угрозы, они смелеют. Обычно он считал, что это просто прекрасно, но девочка его смущала. Она ему… неровня. Но надо убить время, задерживать ее здесь, развлекать как можно дольше…

— Ну… Ладно.

Минут через двадцать благопристойных и чинных ласк она чуть отстранилась и заметила:

— А барон делает это совсем по-другому.

— Что ты делаешь для Васа Луиджи?

Лилли распустила ему завязку на брюках и начала показывать. Уже через минуту он выдавил:

— Прекрати!

— Тебе не понравилось? А барону нравится.

— Не сомневаюсь. — Жутко возбужденный, Майлз поспешно ретировался на стул. — Это… э-э… очень мило, Лилли, но для нас с тобой слишком серьезно.

— Я не понимаю.

— Вот в том-то и дело. — Она же просто маленькая девочка. — Когда подрастешь… ты почувствуешь свои границы. И сможешь, если захочешь, позволить кому-то их нарушить. А сейчас ты едва понимаешь, где кончаешься ты и начинается мир. Желание должно рождаться внутри, а не навязываться извне.

Он пытался справиться с собственным желанием путем неимоверных усилий — и все равно получалось плохо. «Васа Луиджи, ах ты подонок!»

Лилли печально нахмурилась:

— Я не подрасту.

Обхватив руками коленки, Майлз содрогнулся. Он вдруг вспомнил, как встретился с сержантом Таурой. Ну вот, опять попал в ловушку. Ситуация с Таурой явно напоминала нынешнюю, наверное, поэтому подсознание пытается навязать ему решение, которое тогда сработало. Но Таура была продуктом генной инженерии, мутантом, и жить ей оставалось недолго. Дендарийские медики, замедлив метаболизм, выкроили для нее немного времени. Очень немного. Каждый день был подарком, каждый год — чудом. Таура старается жить стремительно и ухватить как можно больше — и он полностью ее одобряет. А Лилли-младшая могла бы прожить хоть сто лет, если бы ее не… сожрали. Ее нужно соблазнять жизнью, а не сексом.

Как и порядочности, любви к жизни научить нельзя — ею можно только заразиться. И только от того, у кого она имеется.

— Разве ты не хочешь жить? — спросил Майлз.

— Не… не знаю.

— А я хочу. Я хочу жить! И поверь мне, я знаком с нежизнью — и очень близко знаком!

— Ты… смешной, уродливый, маленький человечек. Что ты можешь получить от жизни?

— Все! И собираюсь получить еще больше. — «Я хочу… хочу… Богатства, власти, любви, побед. Блестящих, великолепных побед, отражающихся светом в глазах товарищей. Когда-нибудь — жену и детей. Кучу детей, высоких и здоровых, чтобы дать по мозгам тем, кто шепчет: „Мутант!“ И еще — брата».

Марка. Ага. Того мрачного человечка, которого, вероятно, барон Риоваль сейчас разбирает на кусочки. Вместо Майлза. Нервы у него натянулись до предела.

«Мне необходимо выгадать время».

Наконец Майлз уговорил Лилли-младшую лечь спать, завернувшись в одеяло на той стороне кровати, которую раньше занимала Вербена. Сам он по-рыцарски устроился в кресле. Через несколько часов ему стало мучительно неловко. Майлз попробовал устроиться на полу. Пол был холодный. У него болела грудь. Еще не хватает схватить насморк. В конце концов он заполз на кровать и улегся поверх одеяла, свернувшись калачиком спиной к Лилли.

Ближе к утру он наконец немного согрелся и заснул.

— Вербена, любимая, — сонно пробормотал Майлз, зарываясь лицом в ее ароматные волосы и прижимаясь к теплому телу. — Миледи. — Барраярское обращение — теперь-то он знает, откуда взялась эта «миледи». Она вздрогнула, и Майлз отпрянул. — Ой! Извини!

Лилли-младшая села, стряхивая с себя его руку.

— Я не миледи!

— Извини, я перепутал. Я называю Вербену «миледи». Она — миледи, а я ее… — «придворный шут» — …рыцарь. Понимаешь, я ведь и вправду солдат. Несмотря на то, что такой низенький.

При новом стуке в дверь он осознал, что именно его разбудило.

— Завтрак! Скорее! В ванную. Пусти воду. Готов поспорить, что нам удастся и дальше их обманывать!

На этот раз он не пытался завести с охранниками разговор и предложить денег. Когда за слугой снова закрылась дверь, Лилли-младшая вышла из ванной. Она ела медленно, неуверенно, словно сомневаясь в своем праве на пищу. Майлз наблюдал за ней с возрастающим интересом.

— На. Возьми еще рогалик. И знаешь, его ведь можно посыпать сахаром.

— Мне нельзя есть сахар.

— Тебе надо есть сахар. — Он помолчал. — Тебе надо все. Тебе надо иметь друзей. Тебе нужны… сестры. Тебе надо получить образование, чтобы напрягать ум до предела, и тебе нужна работа, чтобы дух твой рос. Тебе надо есть… мороженое.

— Мне нельзя толстеть. Моя госпожа — это мое предназначение.

— Предназначение! Что ты можешь знать о предназначении? — Майлз вскочил и начал расхаживать вокруг стола и кровати. — Я — специалист по предназначениям. Твоя госпожа — фальшивое предназначение! Знаешь, почему я в этом уверен? Она все берет и ничего не дает взамен. Настоящее предназначение берет все — до последней капли крови, да еще выжмет тебе вены, чтобы убедиться, что больше ничего не осталось, но возвращает вдвойне. Вчетверо. В тысячу раз больше! Но нельзя давать понемногу. Надо отдать все. Я это знаю. Я могу в этом поклясться. Я воскрес из мертвых, чтобы сказать тебе правду. Настоящее предназначение дает тебе целую гору жизни и ставит тебя на ее вершину.

Его убежденность была просто маниакальной. Майлз обожал такие минуты.

— Ты — сумасшедший, — сказала Лилли, с опаской глядя на него.

— Откуда тебе знать? Ты в жизни не встречала нормальных людей. Ну сама подумай и скажи — встречала?

Она вдруг снова потеряла интерес к разговору:

— Это все пустое. Все равно я пленница. Куда мне идти?

— Лилли Дюрона приняла бы тебя, — мгновенно отозвался Майлз. — Группа Дюрона находится под покровительством дома Фелл. Если б тебе удалось добраться до бабушки, там ты была бы в безопасности.

Она нахмурилась: точь-в-точь как Вербена, когда находила слабые места в его планах побега.

— А как?

— Они не могут оставить нас здесь навсегда. А что если… — Он зашел ей за спину, скрутил волосы в неаккуратный пучок. — У меня не создалось впечатления, что Васа Луиджи собирается задерживать здесь Вербену после того, как отпадет необходимость скрывать тайну. Когда меня отправят, должны отпустить и ее. Готов поспорить, что, если они примут тебя за Вербену, ты сможешь спокойненько уйти.

— И что… что мне говорить?

— Как можно меньше. Привет, доктор Дюрона, вас дожидается ваш транспорт. Ты берешь чемоданчик и идешь.

— Я не смогу!

— А ты попробуй. Если не получится — ты ничего не потеряешь. А вот если ты выберешься… ты могла бы сказать, где я. Кто меня захватил и когда. Всего несколько минут решимости — а она бесплатная. Мы сами создаем ее. Отвагу нельзя отнять, словно кошелек. Господи, да что я тебе это рассказываю! Ты ведь улизнула от дендарийцев на одних только отваге и хитрости.

Вид у нее был совершенно изумленный.

— Я это делала ради моей госпожи. Я в жизни ничего не делала ради… себя!

Майлзу в пору было разрыдаться, так у него натянулись нервы. Обычно он впадал в такое возвышенное красноречие, чтобы убедить людей рисковать жизнью, а не спасаться. Подавшись к Лилли, он демонически прошептал ей на ухо:

— Сделай это ради себя.

После завтрака Майлз постарался помочь ей уложить волосы так, как это делала Вербена. Он совершенно не умел обращаться с волосами, но, поскольку Вербена тоже не очень-то умела, результат, кажется, получился вполне убедительный.

Когда к ним вошли, не постучав, Майлз сразу понял, что это не обед.

Вошли три охранника и еще один человек в ливрее дома Бхарапутра. Два охранника, ни слова не говоря, связали ему руки — хорошо хоть не за спиной — и вытолкали его в коридор. Ни Васа, ни Лотос не было видно. Может, ищут пропавшую Лилли? Майлз оглянулся через плечо.

— Доктор Дюрона, — обратился ливрейный слуга к Лилли-младшей. — Мне поручено вас отвезти. Куда желаете?