— Тащи ее сюда! — скомандовал Петр.

Август схватил красное платье Мадленки и швырнул его на кровать.

— Встань и оденься!

— Хам, — сухо сказала Мадленка. — Без стука врываться в покои знатной дамы…

— Или я приволоку тебя в одной рубашке!

— К чему такая спешка? — презрительно спросила Мадленка. — Отвороти рожу, собака бесстыжая, нечего на девушку пялиться.

— Ничего нового я там не увижу, — буркнул Август, но все же отвернулся.

Мадленка сбросила ночную рубашку и быстро натянула платье.

— Да в чем дело-то? — зевая, спросила она.

— В замке поймали лазутчика, — объяснил Август. — Одет как прокаженный, но, слава богу, мои молодцы бдительные его не выпустили. У, хитрая бестия! — Мадленка замерла. Хорошо, что Август, по-прежнему находившийся к ней спиной, не видел выражения ее лица. — Ужо я его вздерну, но сначала узнаю, зачем он приходил. Может, к тебе, а? — подозрительно закончил он, поворачиваясь к ней. Мадленка, вполне совладавшая с собой, преспокойно надевала вышитые туфельки. — Стражей твоих в каморке нашли оглушенных. — Мадленка зевнула, всем своим видом выражая полное безразличие. — Да ты на меня смотри! — закричал Август, подошел к ней и резко дернул ее лицо за подбородок вверх. — Кто он, отвечай, не то хуже будет!

Глядеть на Августа было страшно: глаза налились кровью, лицо дергалось. Именно в это мгновение Мадленка и приняла судьбоносное решение: «Нет, не выйду я за тебя замуж. Уж лучше монастырь и вечное заключение». Но, вместо того чтобы успокоить разъяренного шляхтича, Мадленка нарочно еще обострила ситуацию.

— «А кто, а кто мой молодец, да про того ведает, бог в небесах да моего сыночка отец», — ехидно пропела она.

Август, не владея собой, занес руку.

— Давай, бей, — безразлично сказала Мадленка. — Ни на что ты не способен, только баб колотить!

Если бы он дотронулся до нее, она бы не колеблясь саданула его ножом; но Август, к великому счастью для себя, опустил руку.

— Тоже мне, выдумал, дурень, — продолжала Мадленка мстительно, с невероятной медлительностью надевая вторую туфельку. — Прокаженный какой-то, тьфу, прости господи! Да ежели бы у меня был кто, я давно бы бежала с ним и ни ты, ни дядя твой, ни суд ваш никчемный мне не помеха. Стражей, видишь ли, оглушенных нашли! Почем я знаю, может, их вино оглушило, а тебе они сказались, чтобы бесстыдство свое оправдать. Может, — продолжала Мадленка, поднимаясь, — им заплатили те, кто меня убить хочет, чтобы я без охраны осталась, вот они и прикинулись оглушенными. Дверь-то не запирается, заходи, кто захочет. Мало ли кто мог ко мне заглянуть без спросу!

Ты видела кого-нибудь? — встревоженно спросил Август, пораженный этой новой мыслью.

— Нет, — сказала Мадленка, глядя на него ясными честными глазами. — Вот шаги были какие-то в коридоре, как раз до твоего появления. Поэтому я и глаз не могла сомкнуть.

— Лжешь, — с бешенством выпалил Август и, схватив Мадленку за руку, поволок за собой.

В коридоре он отдал приказание Петру прочесать весь замок — вдруг еще кто отыщется, — а сам, не отпуская свою добычу, двинулся вперед. Мадленка сначала пыталась вырваться, но потом покорилась судьбе. Она почти бежала за стремительно идущим Августом и все же не поспевала за ним. На лестнице она оступилась и едва не упала, но Август, не глядя, рванул ее за руку, и тут уже Мадленка решила, что она не только не станет его женой, а и с удовольствием пойдет посмотреть, как его казнят, буде такая возможность ей когда-либо представится. Она не успела даже убрать волосы, и они рассыпались по плечам огненной волной. Август вошел в небольшую комнату, мрачную и холодную во всякое время года; Мадленке ничего не оставалось, как последовать за ним. При ее появлении раздались возгласы удивления, но Мадленка только откинула с лица рыжие пряди и с вызовом улыбнулась присутствующим. Кроме нее и Августа, здесь были князь Доминик, двое солдат из ночной стражи и человек, который едва ли полчаса тому назад поклялся Мадленке, что отныне он не знает ее и знать не желает. Боэмунд фон Мейссен скрючился в углу, так что она даже не сразу его узнала. Она поняла, что его, наверное, били, и от этой мысли у нее потемнело в глазах.

— Вот она, — объявил Август, — была у себя.

Он наконец-то отпустил ее, и Мадленка, охнув, покачнулась и стала растирать болевшую руку, на которой остались синяки от его не в меру цепких пальцев. Ты его знаешь? — спросил князь Доминик у Мадленки.

— Его? — Мадленка ткнула пальцем в «прокаженного» и презрительно скривила губы. — Нет. С чего бы это?

Ты уверена? — спросил князь, сжигая ее взором.

— Клянусь спасением души, — без колебаний ответила Мадленка, про себя, однако же, добавив: «твоей». — Это же нищий.

— Лазутчик он! — встрял сипло Август. — Я уверен в этом! Оружие при нем нашли?

— Нет, ваша милость. Ничего такого при нем нет.

— Ясное дело: к чему оно лазутчику?

Боэмунд повернул голову и что-то пробормотал. Мадленка увидела струйку крови на его щеке, и руки ее сами собой сжались в кулаки. Пересилив себя, она оскалилась и спрятала их за спиной.

— Поговори с ним, Северин, — велел князь. Один из лучников выступил вперед и заговорил по-литовски. Боэмунд, утерев кровь, отвечал на том же языке. В душе Мадленки затеплилась надежда, что, может быть, ему еще удастся выпутаться. Он говорил глухим, тихим голосом, всячески избегая смотреть на девушку с распущенными волосами, которая стояла ни жива ни мертва. «Слава богу, что Август его не опознал, — думала она. — Господи, Флориан, Флориан может его узнать!» Но у нее отлегло от сердца, когда она вспомнила, что епископ отбыл в Краков и вернется только через день-два.

— Ну, что? — спросил Доминик.

— Литвин, — сказал Северин, пожимая плечами. — Как есть чистый литвин, по-польски совсем не разумеет.

Доминик метнул на Мадленку острый взгляд.

Ты ведь не говоришь по-литовски, верно? -спросил он ее.

— Не говорю, — подтвердила Мадленка. — Я знаю по-латыни, по-немецки, по-флорентийски могу читать…

Князь подошел к Северину и шепнул ему что-то на ухо, после чего вернулся на прежнее место рядом с Августом. Северин откашлялся, сделал шаг вперед и громко произнес несколько слов по-литовски, обращаясь, очевидно, к Мадленке.

— Ну? — спросила рассерженная Мадленка. — Чего он от меня хочет?

— Он сказал, что ты прекрасна, как заря, — ответил князь Доминик со слабой улыбкой.

Мадленка недовольно почесала нос.

— Я? Да он врет, милостивые судари, и безбожно! Сказал бы: «Вы, госпожа, прекраснее зари», раз уж все равно надо врать.

Доминик и Август расхохотались. У Мадленки немного отлегло от сердца.

— На самом деле он сказал совсем не это, — объяснил Доминик. — Он сказал, что ты, гм…

— Не надо, дядя, — смущенно попросил Август.

— Зачем? — искренне огорчившись, спросила Мадленка.

— Я хотел проверить, действительно ли ты не понимаешь по-литовски, — объяснил князь. — Любая женщина, понявшая то, что сказал Северин, непременно бы вцепилась ему в лицо.

— Еще не поздно это сделать, — проворчала Мадленка, глядя на лучника исподлобья. — Зачем вы шутите со мной, милостивые государи?

— Август вбил себе в голову, что это гонец к тебе от крестоносцев, — объявил Доминик. — Но если он литвин, а ты по-литовски не разумеешь, значит, мой племянник не прав.

Тьфу, — сказала Мадленка с сердцем. — Дались тебе эти крестоносцы, Август! Да провались они все в тартарары, я печалиться не буду.

«Все, кроме одного», — добавила она про себя. Потому что теперь она понимала, что никогда, ни при каких обстоятельствах не могла бы предать его.

— Да и не станет литвин доносчиком крестоносцев, — вмешался Северин. — Слишком много наши от них натерпелись.

— Как его вообще поймали? — поинтересовалась Мадленка.

— Да никак. Он сам налетел на одного из наших, тот и схватил его.

Мадленка закусила губу. Значит, Боэмунд после их нелегкой беседы на миг утратил контроль над собой и поплатился за это. Было трудно поверить, что он мог так глупо попасться. Но ведь ничего еще не потеряно. Счастье, что при нем не оказалось оружия, иначе был бы ему конец.