И я демонстративно поковырялся в ухе.

В ответ оборотень прошипел что–то на языке многоликих (тайс'эрнетс — это «подлец» или «мерзавец»? Хоть убейте, не вспомню. Надо будет у Микоши потом поинтересоваться. Или у Наэвы, жены Гойра, полюбопытствовать. Она ведь тоже оборотень — в пантеру перекидывается), рванулся к своему коню, взлетел в седло, не касаясь стремян, и уже оттуда рявкнул:

— Так и будете стоять?! В Храме разберемся, за каким мархангом он туда прется!

Нет, вы это слышали? Я прусь в Храм! Да если бы не эта мархангом пришибленная клятва, я б уже давно в школе был!

Да и Вангар хорош! Им помыкают, как лейной в упряжке, а он хоть бы ухом повел! Нет, я вас спрашиваю, кто главный в этой шайке–лейке?

Лишний раз убеждаюсь, прав был Гойр, когда говорил: «Все оборотни такие! Такие–е–е!! У–у–у… Не заметишь, как на шею сядут, ножки свесят и болтать ими будут!»

Правда, начальник гвардии Кардмора сказал это только один раз. Под хмельком. Шепотом. Когда Наэвы поблизости не было и он три раза в этом убедился. В общем, отборная «Команда Светлых Героев» молча упаковалась, и Тайма, отведя с лица прядь серебристых волос, мягко поинтересовалась:

— Ди, ты идешь?

А куда я, бедненький, денусь? Из закупоренной–то банки?

* * *

Кони команды под своими седоками величаво шагали по зеленой траве, гордо изгибая шеи и пыжась оказанной им честью. Мы с Тримом тихо помирали со смеху, глядя на это триумфальное шествие. Справа возвышалась горная круча. Серая стена, выбитая по легендам из тела земли молнией Доргия, бога–громовика, острыми шипами вонзалась в поднебесье. По левую руку медленно ползла светлая полоса рощи…

Постепенно большая часть моих попутчиков отстала от меня. Наравне со мной, хотя и чуть поодаль, ехали, тихо споря, только Шамит и Тайма. Точнее, спорил только рыжий. И не тихо. Очень даже громко, демонстративно поглядывая в мою сторону. В ответ на тихие мягкие слова воинши оборотень огрызался и бросал на меня гневные взгляды, прямо–таки исполненные праведного возмущения и негодования. Тут даже прорицателем быть не надо, чтоб сказать, о чем они говорят!

Ой, даже как–то неудобно получается: он меня так безосновательно хает. Все без повода да без повода… Надо ж хоть поддержать свое звание злобного, хитрого и коварного темного! А то просто роняю престиж семьи. Та–а–ак… Что тут у нас в окрестностях интересненького водится?..

Я незаметно оглянулся по сторонам и чуть не заорал от радости, разглядев впереди, почти у самых скал, небольшую лежанку лесного кама. В отличие от своих близких родственников, каменных камов, лесные получают все необходимое им для жизни из воздуха, света и земли. Вот только они страсть как не любят, когда их беспокоят. Сейчас лесной, похожий на торчащий из земли небольшой валун, сладко спал…

Нельзя ж упускать такой великолепный шанс. Ни боги, ни братья меня не поймут. Я покосился на Шамита. Ну что ж, рыжий, продолжаем разговор. Трим, повинуясь короткому, еле слышному приказу, послушно вильнув влево. Оборотень, стараясь выдерживать между собой и ненавистным темным расстояние в несколько ярдов, окатил меня яростным взглядом и потянул поводья коням повторяя маневр грона.

До кама оставалось всего три шага.

Два…

Один…

Потревоженный тяжелой поступью лошади, лесной кам взвился в воздух подобно камню, выпущенному и пращи. Долетев до морды Шамитова коня, он издал долгий и пронзительный визг, выражая свое неудовольство и возмущение, и рухнул на землю, выбив фонтан грязи, окативший непрошеного нарушителя. Напуганные кони других представителей команды встали на дыбы и заплясали по поляне, норовя скинуть всадников.

Гном, не удержавшийся на неожиданно поднявшемся на дыбы коньке, кубарем покатился по земле. Женская часть компании с трудом усидела в седлах, и лишь Вангар да Шамит подобно двум мраморным статуям восседали на пляшущих конях как влитые, да и выражения лиц у воина и оборотня были соответствующими.

Едва успокоив свою вороную кобылку, Амата спрыгнула на землю и рванулась к кряхтящему гному:

— Торм, ты как? Не ушибся? Все в порядке?!

— Я — отвратно! — буркнул потомок горных жителей, держась за поясницу и медленно вставая на ноги. — А так все в порядке…

Вроде же он падал другим местом, или я чего–то не понимаю?

Шамит же, едва его конь встал на все четыре ноги, галопом рванулся ко мне:

— Твои проделки, темный?!

Нет, ну что это я у него всегда крайний? Я протяжно, с завыванием, зевнул:

— Той эре, рыжий! Ну при чем здесь я, если у тебя такая любовь к камам? Тебя же просто тянет к ним! Ты даже здесь умудрился его отыскать. Хотя, по заверениям тех же книг, камы здесь и не водятся.

Рыжий вспыхнул:

— Да я тебя!..

— Шамит! — укоризненно протянула Тайма, настороженно косясь на воронку, оставшуюся после того, как раздраженный кам зарылся в землю, собираясь выкопаться за пару–тройку ярдов от этой странной светлой команды. Эх, и почему я так не могу?..

По–моему, она ожидала, что ее мягкий голос сможет успокоить вора. Но не тут–то было.

— Что Шамит? Что — Шамит?! — взвился оборотень. — Да разве вы не видите?! Он же… Он же… Он же просто демон в человеческом обличье! Я не удивлюсь, если окажется, что именно из–за него нас хотели продать!

Угу… А еще я виноват в произошедшем более пятисот лет назад падении Сельной крепости, в первом приходе Царицы Ночи, в разделении магов на светлых и темных и в создании Мира! Или в этом меня винить не будут?.. Хм, весьма странно.

* * *

Несмотря на все заявления гнома, что ничего страшного с ним не произошло, Амата все равно обследовала его и только после этого позволила продолжать поход. А раз так, то, загрузив Торма в седло, честная компания двинулась дальше. Шамит бросал на меня свирепые взгляды, взор Вангара не отражал ничего (я с него дурею: в его шайке едва не убился гном и чуть было не подзакусили вором, а этому воину хоть бы хны!), Аэлиниэль и Тайма о чем–то шушукались, а осторожная Амата на этот раз держалась поближе к гному. Так, на случай если удар все–таки не прошел бесследно для его каменной головы и ему станет хуже. Хотя, по–моему, хуже уже просто некуда!

А я… Я ехал на Триме, не обращая внимания на взгляды рыжего, и пытался понять, что же мне так не нравится в происходящем. Было, было во всем этом что–то странное! В действиях Шамита, в его взглядах, его криках… Но вот что?

Может быть, то, что он легко выбрался из гоблинских пут, но не смог освободиться от оков на рынке рабов? Или, например, что оборотень кинулся на Гила лишь после того, как я обмолвился о команде?

Нет, это все не то… Несомненно, эти вопросы требуют ответов, но все можно решить и потом. Есть что–то более важное, что–то более нелогичное в поведении Шамита. Но вот что?

Я, мгновение за мгновением, вспоминал, оценивал и просеивал сегодняшние поступки и слова рыжего. Вот он, связанный, как и остальные, стоит на поляне. Вот кидается на Гила и меня. Вот кричит про смерть своих родных…

И вдруг меня словно плетью ударило! Конечно! Даже сейчас рыжий через слово заявлял: «Да я!..» А вот, рассказывая о событиях десятилетней давности, он ни единым словом не обмолвился о своих действиях. Хотя мог бы. Мог! Да что там мог — должен был! Он же не стоял, молча наблюдая, как гибла его семья?

Но почему? Почему он смолчал и рассказал лишь о том, что видел? Неужели в самом деле ничего не предпринял?! Не верю!

Я покосился на рыжего. Оборотень, затылком почувствовав мой взгляд, резко вскинул голову, но я уже отвернулся.

Да нет. Чушь полнейшая. Сколько лет было Шамиту десятилетие назад? Девять? Одиннадцать? Конечно, малолетний оборотень — это не принц из рода Властелинов, разогнать в одиночку войско барона он бы не смог… Но все же в состоянии был сделать хоть что–то? Так почему сейчас молчит об этом?

Обмолвился? Ха! Не смешите мои тапочки! Они уже и так рваные, особенно после того, как Марика ими в Пиню кидалась. Это не простая оговорка… Она не может быть ею.