— Стой! Останови машину! Это она!

— Кто?

— Останови эту чертову машину, ну!

В тот самый момент, когда они начали поворачивать, Дилэни увидел вспышку ярко-рыжих волос, поднимавшихся из станции метро Второй авеню на южной стороне Хьюстон-стрит, и, присмотревшись, безошибочно признал в рыжеволосой особе Финн Райан. Бойд ударил по тормозам, и шины «кроун-виктории» негодующе заскрежетали. Под вой сирены Дилэни устремился к метро наперерез транспортному потоку.

Финн обернулась на этот звук и увидела Дилэни, который мчался в ее сторону, лавируя между такси и доставочными фургонами, катившими по Хьюстон-стрит в шесть рядов. На миг она замерла, а потом повернулась и снова нырнула вниз, в темноту подземки. К тому времени, когда Дилэни добежал до южной стороны Хьюстон-стрит, девушка уже исчезла, и он, тяжело дыша, остановился у входа в подземный вестибюль. Мисс Райан пропала, и у него не было ни малейшего представления о том, куда она направилась.

ГЛАВА 14

Финн проехала по маршруту «Ф» одну остановку до Бродвей-Лафайетт, пересела на идущий в деловую часть города поезд линии «Джи», потом пересела снова, теперь на четвертый маршрут, следующий в Бруклин, и проделала на нем весь путь до Боулинг-Грин. Все это время она стояла, напряженно вцепившись в поручень и не замечая вокруг себя никого и ничего. Появление Дилэни стало для нее соломинкой, переломившей спину верблюда. Вид этого человека, мчавшегося к ней через улицу, отнюдь не наводил на мысль о спасителе, стремящемся протянуть руку помощи. Чертов детектив уже решил для себя, что она имеет какое-то отношение к смерти Питера и к убийству Краули, и труп Динозавровой Башки лишь усугубит его подозрения, пусть это и была очевидная самооборона. А ведь Финн даже не знала, кто он такой, этот азиатский парень! Похоже на то, что ее угораздило сделаться подозреваемой в нескольких убийствах подряд, и копы будут теперь гоняться за ней туда-сюда по всему Нью-Йорку.

Поезд прибыл на станцию Боулинг Грин в южной оконечности Манхэттена, и Финн встрепенулась. Согласно карте следующая остановка была возле Бруклинского муниципального центра, а тот район был ей почти незнаком. Она потратила немало времени, учась ориентироваться на Манхэттене, и уж во всяком случае не собиралась осваивать новую территорию сейчас, при таких обстоятельствах. Когда двери раздвинулись, она вышла наружу вместе с двумя десятками благопристойно одетых молодых особ мужского и женского пола, направлявшихся не иначе как на Уолл-стрит.

Финн выбралась на поверхность, бросила взгляд в направлении того места, где раньше стояли башни-близнецы, потом повернулась и направилась в Баттери-парк. Найдя подходящую скамейку возле дорожки для бега трусцой, шедшей прямо по контуру «большого пальца» Манхэттена, девушка задумчиво посмотрела на смутно вырисовывавшуюся в туманной дымке статую Свободы. Она сняла со спины рюкзак и поставила на скамейку, села рядом с ним, подогнув под себя ногу, и задумалась о том, что она имеет и каковы ее перспективы.

Ее звали Фиона Кэтрин Райан из Колумбуса, штат Огайо, и она изучала историю искусств в Университете Нью-Йорка. За всю жизнь ей довелось переспать не более чем с полудюжиной парней, она имела сложившиеся вкусы и предпочтения и решительно не доверяла тому, что слышала или видела в программах наподобие ток-шоу Говарда Стерна или «Секс и город». Она совершила путешествие по Италии, провела некоторое время в Амстердаме и Париже, но по-настоящему пьяной напивалась всего лишь три раза. Она не кололась, не курила ни сигарет, ни травки, не глотала «колеса», да и вообще не прибегала к лекарствам, если не считать такого безобидного болеутоляющего, как «Тайленол». Зимой она чертовски переживала из-за прыщиков.

Самым большим ее личным секретом было то, что, попроси ее Джонни Депп, она согласилась бы заняться с ним любовью прямо посреди Таймс-сквер, только вот на подобное предложение едва ли приходилось рассчитывать. Она знала, что неглупа, может быть, даже чуток поумнее большинства ровесниц, и пусть не ахти какая красавица, но очень недурна собой, что вполне ее устраивало. Она любила маленьких зверюшек, особенно кошек, и не выносила пауков и анчоусы.

Короче говоря, самая обыкновенная, нормальная девчонка. Как же могло случиться, что ей оказалось некуда податься, а по пятам за ней носятся копы с пушками и чокнутые азиаты с длинными ножами? Похоже, она здорово вляпалась, причем вляпалась во что-то такое, о чем не имела ни малейшего представления.

В настоящий момент Финн оставалось лишь пожалеть, что она не курит: все было бы облегчение. Она вздохнула и уставилась на водную рябь перед собой, туда, где встречались воды Ист-ривер и Гудзона. Ей и самой казалось, будто ее подхватило и уносит какое-то мощное течение.

В свое время она прослушала курс английской литературы двадцатого века, который читал профессор, прозванный Лысым Медведем за то, что волосы росли у него по всему телу, кроме головы. Ему было лет сорок с хвостиком, на занятия даже в феврале он ходил в шортах и акриловых носках, а его коньком на лекциях были беспрестанные разглагольствования о теореме Эмблера. Эрик Эмблер, родоначальник жанра триллера, во всех своих книгах следовал одной и той же сюжетной схеме: обычный человек неожиданно оказывается в экстраординарных и, как правило, чрезвычайно опасных обстоятельствах. У Лысого Медведя имелась масса разнообразных теорий по поводу того, чем привлекала Эмблера такая модель, но, по мнению Финн, Эмблер поступал так, потому что знал: его читатели — вовсе не убийцы или шпионы, а самые обыкновенные люди, так почему бы не вовлечь их в игру?

Беда состояла в том, что сейчас это коснулось ее самой и происходящее вовсе не было игрой. Финн не видела выхода из сложившегося положения. Вздумай она явиться в полицию и отдать себя в руки Дилэни, ей пришлось бы начать с объяснения того, почему она убежала. При одной мысли об этом ей представлялись сцены из сериала «Закон и порядок»: задержание, допрос, проводимый Ленни Брискоу, и препровождение в женскую тюрьму. Единственной альтернативой казалось бегство из города и возвращение в Колумбус. У нее есть ключ от дома, банковский счет и друзья. Там можно кантоваться если не вечно, то хотя бы до возвращения матери с Юкатана, или куда там ее занесло. По крайней мере, дома Финн будет в относительной безопасности.

Или не будет? Кто-то дожидался в ее квартире и распорол горло Питера. Вероятно, тот же самый человек, который убил Краули и сегодня утром снова покушался на ее жизнь. Скорее всего, это дело рук того азиата на велосипеде, но ясно ведь, что он всего лишь наемник. Ей удалось отделаться от него, но это не значило отделаться от его нанимателя. Как ни безумно это звучит, но кто-то явно хочет ее смерти, потому что она видела рисунок из тетради Микеланджело или просто узнала о нем. И этот «кто-то» не оставит ее в покое. Выяснить, кто она и откуда, можно хоть в Школе-студии, где она позировала обнаженной, хоть в Университете Нью-Йорка, ну а разузнав ее подноготную, преследователи, естественно, первым делом бросятся в Колумбус.

Мимо проплыла баржа, гоня перед собой упругую волну.

«Что ты делаешь, когда тонешь и опускаешься вниз в третий раз? — спросила себя девушка. — Ты зовешь на помощь, вот что ты делаешь». У Финн не было волшебного рога или свистка, но зато у нее был телефонный номер.

«Если это действительно будет вопрос жизни и смерти, а ты по какой-то причине не сможешь связаться со мной, позвони по этому номеру».

Сказав это, мать смерила ее самым долгим взглядом, какой Финн могла припомнить, нахмурилась еще сильнее и добавила: «Но имей в виду, дорогуша, говоря „вопрос жизни и смерти“, я имею в виду именно это. Если припечет не так сильно, можешь просто вернуться домой, получить здесь степень и наконец выйти замуж за Давида Вайнера».

Это уж точно был бы конец. Давид Вайнер по прозвищу Сарделька был влюблен в нее с шести лет, и факел его чувства, похоже, по сию пору полыхал так ярко, что ясными ночами она при желании могла бы видеть его с Манхэттена, но этого малого отличало редкостное даже для паренька из ортодоксальной еврейской семьи занудство. Он прославился тем, что его стошнило во время собственного «бармицва», да так, что он забрызгал раввина и едва не угодил на Тору, которую ему предстояло читать. Ныне он стал пространственным дизайнером, что, конечно, звучало неплохо, но на деле было занятием весьма скучным, ему под стать. По существу, его работа сводилась к тому, что, когда вы говорили, сколько человек собираетесь вместить в здание, он рассчитывал, сколько для них потребуется нужников и сколько кубических футов воздуха должно приходиться на каждого из жильцов, чтобы они не задохнулись. Это полезное занятие приносило неплохие деньжата, но Давид как был, так и оставался унылым сухарем, не говоря уж о том, что шевелюра его смахивала на ершик для мытья посуды, а ножищи были такие, что он мог перейти озеро Эри, не замочив лодыжек.