Головы у неё не было как факта — что не мешало ей целиться из автомата, положив приклад на плечо и вытянув руку вдоль ствола.

В руке была зажата видеокамера, провод от которой был воткнут в шунт на месте сердца.

Я практически видел, как работает баллистический вычислитель Линды.

Вес пули, кучность оружия, плотность воздуха, дистанция, возвышение, траектория полёта пули.

Очередь — короткая, на все три оставшихся патрона.

Я практически видел расширяющийся букет пуль, отправившихся в свой полёт к цели.

Отбросив опустевший автомат Линда повернулась и слепо раскинув руки пошла на ближайшего к ней спецназовца, у которого просто не выдержали нервы. Он открыл огонь, высаживая магазин в грудную клетку капитана Трой.

Я посмотрел на Ван Даглера.

Полковник ухватил Шейлу за руку и одним движением, вывернув все суставы на руке бросил её перед собой.

Выстрел из гаусса аккуратно пробил девчонке сердце — Ван Даглер решил не повторять ошибок с Линдой.

Затем он поднял голову, и наши взгляды скрестились.

А затем я начал действовать.

Я видел, как медленно-медленно курок пистолета описал дугу, отправив острозаточенное жало бойка в короткий полёт к медно-красному капсюлю в донышке позеленевшей от окислов пули.

Капсюль взорвался маленьким комочком огня, запалив порох. Спустя микросекунду распространяющийся по пластинкам пироксилина огонь взорвал их, выплеснув раскалённый цилиндр пороховых газов в донышко пули.

Пуля врезалась в нарезы, закрутившись маленьким смерчем, ввинтилась в резко уплотнившийся, загустевший воздух и молотом ударила в бронежилет самого дальнего от меня спецназовца с жирным крылатым черепом на левой стороне груди.

Тот чуть покачнулся от удара, а вторая моя пуля, догнавшая товарку, клюнула его в фасетчатое забрало.

Броня выдержала — не выдержала шея. Голова спецназовца мотнулась назад, будто мокрая тряпка.

Элитар слева от меня перестал расстреливать то, что осталось от Линды и поворачивался ко мне, не отнимая автомат от плеча, но мне хватило одного длинного шага, чтобы оказаться вплотную рядом с ним.

Цевьё хлопнуло меня по левому предплечью сжатых в стрелковом треугольнике рук и ствол выплюнул причитающуюся мне порцию свинца куда-то мне за спину, а я уткнул дуло кольта в просвет между шлемом и бронежилетом и выстрелил один раз, прострелив спецназовцу шею.

Использовав колено элитара как ступеньку я прыгнул, оттолкнувшись правой ногой от падающего тела и высоко вскинулся вверх, переворачиваясь в воздушном сальто-мортале.

В эльфийском способе обращения с гравитацией что-то было — но теперь я просто падал вниз, распластавшись в воздухе как парашютист.

Ван Даглер вскинул свой гаусс-пистолет — будь ствол короче, он срезал бы меня ещё первым своим выстрелом, пославшим гулкое ядро к ногам только что убитого мною спецназовца, — но он уже не успевал.

Кольт в моей руке рявкнул три раза, каждый раз выпуская сноп огня.

Два — промахи, выбившие фонтанчики искр из стальной плиты.

Но достаточно было и первого попадания — освободившего Ван Даглера от лишних мыслей и, заодно, мозгов.

Выстрелом ему снесло черепную крышку.

Уже завершая свой полёт к земле я столкнулся с последним спецназовцем, бросившимся на помощь своему товарищу, погибшему первым.

И его голова попала в сгиб моего правого локтя.

Всем весом своего тела я впечатал элитара в стальной настил и резко хлопнув по его затылку ладонью левой завершил захват.

Рукоятка кольта прижалась к левому локтю, а правое плечо дёрнулось назад как выстреленное из пушки.

Голова спецназовца мотнулась в сторону с характерным треском шейных позвонков.

Я почувствовал, что сердце бьётся, как после стометрового спринта.

«Чёрный вихрь» — лишь костыль для духа.

Я прекрасно мог обойтись и без него.

Дышу я тяжело, как марафонец в конце забега.

— Детектив, — шепчет Шагга, уже сумевший сесть в обнимку с электромагнитной бомбой. — Уходите…

Я смотрю на него и оскаливаюсь.

Мы оба понимаем, что он мне помешать не в силах… но Ильвинский понимает и то, что мешать ему я не собираюсь.

— По-го-ди, — выдавливаю наконец из себя я и встаю на ноги. Меня шатает и кренит как эсминец в штормовом море, но я всё же беру останки Линды на руки и перетаскиваю поближе к «Сяо Луну».

Смотрю на Шаггу.

— Она… кибер.

— Я заметил, — говорит Ильвинский не разжимая зубов.

— Мощности… этой бомбы, — я киваю на цилиндр, — Хватит, чтобы сжечь блоки памяти?

— Это СВЧ-печка, — Шагга сквозь боль широко улыбается, — Если не хочешь превратиться в жаркое, уходи, Стоун. Я дам тебе времени, сколько смогу, но не думаю, что это много. И… не беспокойся за свою подругу. Она отправится в свой ад… или рай.

— Рай, Шагга, — размазывая по лицу пот говорю я. — Рай. Он всех нас ждёт… просто каждого в своё время.

Террорист улыбается мне в след, а я бегу — потому что мне нет дела до красивых последних жестов.

Я успеваю спуститься на целый этаж строительных лесов, когда чувствую взрыв.

Увидеть его невозможно — но мой позвоночник пронзает будто раскалённым прутом.

Мгновенно раскалившиеся на руке часы явно подарят мне ожог, и я принимаюсь с бессмысленным матом расстёгивать браслет, обжигая вдобавок и пальцы.

Наконец часы содраны и улетают сквозь настил вниз, к земле.

Я баюкаю обожжённую руку и решаю никуда больше не ходить.

В конце-концов, конца света можно подождать и здесь.

Но он наступать не торопиться.

Впрочем, я тоже уже никуда не тороплюсь.

Ветер мягко подталкивает меня на шаг ближе к краю, заставив вцепиться в обрывок полиуглеродного троса, свисающего со стены.

Я принимаюсь наматывать его на руку — скорее машинально, чем по необходимости, и в это момент вижу, как над городом стелется рукотворный рассвет.

Переливающиеся полотнища ионизируемого воздуха, вычерченные остроотточенными карандашами лазерных лучей моргнули несколько раз и замерли, накрыв предрассветное небо крышкой рукотворного котла.

«Ионный щит», система противоракетной обороны — официально, и геофизическое оружие — на деле — устанавливается быстро.

Город, континент, мир опять попали в тень могущества — но этот пуск тени внеплановый.

Затем багровая пелена, закрывшая небо мерцает, дробясь миллионами мелких искорок и распадается совсем, без следа, открыв чистое, хоть и красное от начинающего восходить солнца небо.

Спектакль окончен.

И единственное, во что мне хочется сейчас верить — так это в то, что всё, мною увиденное, что-то означает.

22

Город расположен к западу от статуи Благоденствия, и поэтому самого процесса восхождения светила на дневной трон я не увидел. Солнце медленно вставало где-то за моей спиной, а Кэп-сити возникал из предрассветных сумерек — крыша за крышей, домоград за домоградом, погружаясь в праздничную рассветную дымку.

Я сидел на краю смотровой площадки, подложив под себя скомканный плащ — сказать по правде, он и для этого сейчас не годился — и тупо смотрел на проявляющиеся из тени — как фотографии на плёнке — здания.

Кольт сержанта Свэггера я отложил подальше от себя — живых на вершине статую не осталось, а получить пулю от перенервничавшего полицейского, элитара или солдата мне совершенно не улыбалось.

У меня в этом мире ещё было несколько дел, и я вдруг серьёзно задумался об отставке.

Но это тоже стояло где-то далеко на стреле времени — а пока я просто сидел на стальной плите, недалеко от мёртвых друзей и врагов и смотрел на город.

Штурмовая группа с военными знаками различия ворвалась на площадку с трёх сторон, явно ориентируясь на данные со спутника.

Во всяком случае, ко мне подскочило сразу четверо, не обращая внимания на многообещающе разбросанные по настилу тела — а ведь кто-то из них мог и притворяться!