Таких как люди. Или убийцы.

Вниз под землю. В комнату ожидания. Выходя в приемную, он задался вопросом, как он будет искать…

— О, Боже, ты уже здесь.

Его Мэри кинулась к нему так, словно за ней кто-то гнался, и когда она прыгнула в его объятия, он бросил эту чертову сумку, закрыл глаза и обнял ее так сильно, что казалось поразительным, что она все еще могла дышать. Но, когда она сказала, о, Боже…

Ее запах, ощущения ее тела, когда она обняла его шею руками сильно-сильно, все это было как живительный глоток воды в пустыне, который подпитывал и возвращал силу.

— Я так скучала по тебе, — прошептала она ему на ухо. — Очень-очень сильно.

Не желая ставить ее на пол, он наклонился и поднял сумку, а затем понес Мэри и сумку с одеждой в дальний угол, подальше от глаз сотрудницы регистратуры.

Которые сосредоточились на их паре, словно в этот самый момент женщина прописывает в голове романтические этюды.

В любом случае, его это не раздражало, но он не собирался транслировать свое воссоединение с любимой всему миру.

Устроив Мэри у себя на коленях, он погладил ладонями ее руки, а затем потянулся за поцелуем, прижимаясь к ее губам, словно скрепляя печатью их воссоединение. Но, не доверяя самому себе, он быстро прервал поцелуй.

Слишком много поцелуев, и он завалит ее прямо у всех на глазах.

Хэйверс, привет-привет.

Его Мэри улыбнулась и провела рукой по его волосам.

— У меня такое чувство, будто я не видела тебя целый год.

— Аналогично, только для меня прошло почти десять лет.

Да, он же сейчас задышит, высунув язык, как ручной песик. Охренеть.

— Ты в порядке? — спросила она.

— Нет, я практически зачах. Я не ем, не могу уснуть, и у меня такое чувство, будто кто-то подсыпал чесоточный порошок мне в трусы.

Она рассмеялась.

— Все так плохо? Боже, я ведь не должна чувствовать себя польщенной?

Наклонившись, он тихо сказал:

— И я натер мозоли на левой ладони.

— Чем же? — протянула она.

— А ты как думаешь? — Он уткнулся носом ей в шею. Потерся о вену. — Я должен был занять себя чем-то на нашем супружеском ложе. И в душе. И один раз в кладовке.

— В кладовке? Внизу?

— Там лежал молодой картофель к Последней Трапезе. Он напомнил мне о твоем обнаженном теле.

Она снова засмеялась, и Рейдж закрыл глаза, позволяя радости резонансом отдаваться в пустой болезненной голове.

— Как такое возможно вообще? — спросила она.

— Картофелины похожи на грудь.

— Совсем не похожи!

— Я не говорю, что они похожи на красивую грудь. — Он поцеловал ее в ключицу. — А вот твоя грудь, между прочим, самая совершенная из всех, что я когда-либо видел. В моей жизни. В моей другой жизни. Или как это еще назвать.

— Ты в таком отчаянии, что у тебя встает на углеводы?

— Ну, картошка же крахмал, да? И на самом деле, в кладовке я помог себе аж два раза. Потому что после того как я кончил в первый раз, я понял, что стою рядом с консервированными персиками. — Он украдкой положил руку ей на бедро. — Можешь представить, о чем они заставили меня фантазировать.

Ооооо, да, подумал он, почувствовав, как изменился ее запах, ее возбуждение словно раскалило воздух вокруг них.

Рейдж резко откинулся назад.

— Эй, у тебя есть минутка?

Мэри откашлялась, словно пытаясь сосредоточиться.

— Да, конечно. Какая-то проблема?

— Хочу показать тебе кое-что в своей машине.

— Ты на GTO?

— Я должен был привезти тебе вещи, ну и подумал, что могу взять ее.

— Как мило. — Вставая на ноги, она потянулась так, что ему захотелось погладить ее грудь. — На самом деле, мне хотелось бы немного подышать воздухом. Мне не помешает перерыв.

Когда они проходили мимо регистратуры, он поставил сумку на стойку.

— Не против, если мы оставим это здесь минут на десять?

Регистратор молча кивнула, будто проглотила язык. И чувство равновесия тоже хромало, потому, что когда она откинулась назад, то чуть не промахнулась мимо спинки кресла и не свалилась на пол.

Возле лифта Мэри прошептала:

— Я думаю, ты ей нравишься.

— Кому?

— Регистратору?

Наклонившись, он ответил:

— С тем же успехом на ее месте мог оказаться пылесос, до такой степени мне все равно. При всем уважении, не хочу ее обидеть.

Когда двери открылись, эта маленькая, еле заметная улыбка на лице его Мэри была словно подарок от Бога.

Они поднимались и поднимались вверх, затем вышли на поверхность, и он, словно прикрывая своим телом, обнял ее за плечи и повел к GTO. И, какая удача, он припарковал машину в затемненном углу, вдали от фонарей, и это было просто идеально.

Открыв водительскую дверь, он откинул спинку сидения вперед, освобождая путь к заднему сидению.

Мэри нахмурилась, но наклонилась и села назад. Он присоединился к ней, закрыл дверь и порадовался, что буквально недавно все же затонировал стекло.

— Что такое? — спросила она. — Что происходит?

Он взял ее руку и положил на твердеющий член.

— Это.

— Рейдж! — засмеялась она. — Ты привел меня сюда просто для того, чтобы…

Он начал целовать ее, обнимая за талию.

— Манипулятор. Ты знала это, когда выходила за меня замуж.

Когда она поцеловала его в ответ, и он, и его Зверь застыли в радостном предвкушении. Рейдж действовал быстро, потому что не хотел, чтобы их кто-нибудь спалил. Он не был против секса в полу-публичном месте, он просто не хотел разорвать горло какому-нибудь невинному сукиному сыну, который придет за пластырем, а в итоге будет наслаждаться видами или звуками того, чем они решили тут заняться.

К слову о вавках-бо-бо.

Он помог ей снять одну брючину и посадил на колени прежде, чем расстегнуть ширинку.

Наконец-то.

Когда он вошел в нее слишком резко, Мэри выругалась… и ударилась головой о крышу авто.

— Вот черт, извини, — простонал он.

— Да мне все равно, — сказала она, прижимаясь ртом к его губам. — Я так сильно тебя хочу.

Трэз припарковал Порше Мэнни перед ювелирным магазином «Маркус Рейнхардт». Самая старинная ювелирка в городе, благодаря внушительному ассортименту о ней писали в «Нью-Йорк Таймс» и даже в «Робб репорт».

Внушительный в плане каратов.

Он посмотрел на Селену:

— Готова?

— У меня никогда не было кольца.

— Серьезно?

Она кивнула.

— В Сокровищнице когда-то были драгоценности, — она вдруг замолчала. — В Сокровищнице есть драгоценности, но, будучи Избранными, мы не носили никаких украшений, кроме нашей жемчужины — и то, на самом деле, она никогда нам не принадлежала.

— Еще один печальный факт, насколько я могу судить, — сказал он, открывая дверь.

И его он собирался исправить сегодня же вечером. Обойдя машину, Трэз открыл дверь для нее, и, когда Селена протянула свою красивую ручку, он подхватил ее и поддался желанию наклониться и поцеловать запястье. Затем он осторожно поставил свою женщину на ноги и галантно предложил локоть.

Когда она взяла его под руку, у него возникло чувство, что это не простой жест вежливости, а нечто необходимое им обоим.

У нее возникали трудности при ходьбе.

Огромная железная дверь сама распахнулась перед ними еще до того, как они подошли.

— Мистер Латимер, рад приветствовать Вас.

Перед ними стоял человек в строгом костюме, с опрятной шевелюрой и аккуратно подстриженной бородкой. Благодаря благородному акценту и красиво сложенному карманному платку он больше напоминал директора по кастингу в Голливуде, нежели торговца обручальными кольцами.

— Спасибо, что открылись специально для нас, — сказал Трэз, пока они пожимали друг другу руки. — Это моя невеста, Селена.

— Приятно познакомиться, мадам.

Ого, даже королева оценила бы этот поклон.

Внутри все было подготовлено для приватной демонстрации, и Трэз вдруг почувствовал, что ему действительно все это чертовски нравится. Кейсы, заполненные драгоценными камнями, мерцающими в свете специальных ламп, словно радовались их с Селеной визиту. В серебряном ведерке охлаждалось шампанское, а рядом поджидала пара хрустальных бокалов.