— Почему люди меня не слушают? — спросил он Ибсена. — Почему они не могут просто делать то, что я говорю?

Но Ибсен его не слушал. А если и слушал, то не мог дать ему удовлетворительного ответа.

«Если бы они делали, что я говорю, сейчас все было бы в порядке. Мама с папой по-прежнему были бы с нами. Марта по-прежнему пела бы дурацкие песенки, а я не был бы в опасном лесу, проверяя все вокруг на наличие тени».

Продолжая шагать по извилистой тропинке, он в общих чертах подумал об этом другом мире. О мире, где его бы слушали. Что он делал бы сейчас, ровно в этот момент? Он был бы в школе. В своей старой школе, в Ноттингеме. Сейчас был полдень вторника, поэтому у него, наверное, был бы урок математики.

Квадратные корни или что-то в этом духе. Ему было бы невыносимо скучно, и он подбрасывал бы линейкой кусочки ластика, но за этой скукой скрывалось бы счастье. Счастье, которое он привык принимать как должное. Счастье, которое заключалось в том, что у тебя есть мама и папа — даже если они тебя никогда не слушают. Потому что мамы и папы — это не просто люди: они — что-то вроде страховочной сетки. Ты всегда знаешь, что, какими бы скучными ни были уроки математики и в какие бы проблемы ты ни вляпался в школе, они всегда о тебе позаботятся. Они могут отругать тебя, но они всегда будут рядом и помогут справиться с трудностями.

А теперь их не стало, и это было так, словно он остался один на натянутом над пропастью канате. Если он упадет, если сделает всего одну ничтожную ошибку, все будет кончено. Внизу не будет страховочной сетки, на которую он мог бы упасть.

«Иди по прямой, — сказал Сэмюэль канатоходцу, шагая по тропинке и стараясь держаться поближе к деревьям. — Не отклоняйся слишком сильно влево. И не забирай слишком далеко вправо».

Он прошел мимо кроликов, калуши и лося, облегченно вздохнув при виде их теней, и продолжал свой путь к Мастеру перемен.

Но, упорно шагая вперед, Сэмюэль вдруг почувствовал, как по его лицу катятся слезы. Не холодные ледяные слезы. Это были горячие и злые слезы, которые катились у него из глаз и капали с кончика носа. Они текли неудержимо, как водопад, сколько бы он ни стирал их с лица.

Ибсен посмотрел на Сэмюэля, пытаясь утешить его, насколько это было возможно, своим свисающим языком и полусонными глазами, но мальчик продолжал плакать.

«Возьми себя в руки, — приказал себе Сэмюэль. — Ты словно большой младенец!»

И тут он увидел его. Куст с зазубренными желтыми листьями.

— Куст губореза, — пробормотал он, воскрешая в памяти то, что говорил пикси.

Ибсен заскулил, словно понимая, что означает этот куст.

«После того как ты минуешь этот куст, ты окажешься в самом опасном месте леса…»

Он посмотрел вдаль, на покатый склон, начинающийся сразу за кустом и поросший высокими соснами — самыми обыкновенными, такими же, как и все сосны в лесу. Он не видел никаких существ — ни с тенью, ни без нее. Никаких признаков опасности. Но, стоя на месте и вглядываясь вдаль, он почувствовал смутную тревогу. Скрытая угроза, казалось, неуловимо меняла воздух вокруг, предупреждая об опасности тех, кто собирался приблизиться к Мастеру перемен.

Это чувство заставило его затрепетать от страха, словно он собирался спрыгнуть со своего воображаемого каната и упасть на твердую землю, лежащую далеко внизу.

Сэмюэль стер слезы с лица. Отныне он никогда снова не поддастся слабости и не будет жалеть себя.

— Итак, — сказал он Ибсену. — Вот мы и пришли.

Он осторожно сорвал с куста несколько желтых зазубренных листьев, положил их в мокрый карман и шагнул в опасную зону.

Привет. Это снова я. Автор.

Да, я знаю, никто не любит, когда их прерывают, особенно если это происходит во время чтения книги. Но я хочу просто предупредить вас, что следующие две главы будут посвящены тому, как Профессор Тэнглвуд стал таким жестоким. Некоторым нравится думать, что люди сразу рождаются жестокими, и если вы хотите продолжать думать так, то почему бы вам не пропустить следующие две главы и не продолжить чтение с главы под названием «Повозка»?

Давайте.

Марш отсюда.

Ну, кто-нибудь остался?

Ах, да. Только вы.

Ну, не беда.

Я по-прежнему считаю, что мне стоит рассказать вам еще кое-что о Профессоре Тэнглвуде и некоторых весьма любопытных чертах его жестокого характера.

Пока Сэмюэль продолжал свое путешествие, Профессор Горацио Тэнглвуд сидел в одиночестве в своем дворце на дереве и пытался придумать, как будет называться его новая книга. Он был очень доволен собой, потому что только что отдал приказ хюльдрам доставить к нему сегодня ночью Снежную ведьму, а также всех остальных узников. В последнее время он чувствовал в Ведьме теней какую-то неуверенность, особенно в те моменты, когда разговор заходил о Снежной ведьме. Поэтому он решил, что лучше всего будет покончить с ее сестрой раз и навсегда.

Взволнованный этими перспективами, он ощутил прилив энергии и решил поработать над заглавием книги. Правда, он еще не написал ни строчки своей автобиографии, но был уверен, что если найдет правильное название, то все нужные слова подобно дождю упадут на его голову — совсем так, как случилось с «Существами Тенистого леса». Он шагал туда-сюда по комнате, мимо банок с замаринованными головами, и думал о разных вариантах названия.

Когда ему в голову приходила очередная идея, он останавливался и смотрел в лицо томте, двоюродному брату того томте, что сидел в тюрьме вместе с Мартой. Как и все томте, он умер с улыбкой на губах, с улыбкой, которая теперь запечатлелась на его лице навечно.

— Что ты скажешь насчет «Профессор Горацио Тэнглвуд: Герой, идущий к цели»? Или, например: «Мастерство изменений: Правдивая история о Мастере перемен»?

Маринованная голова не отвечала и только продолжала улыбаться.

— Да, согласен, — сказал профессор. — Это неплохо, но чего-то не хватает. А! Нашел! Вот оно, необычайно емкое название, которое связывает все воедино. Ты готов? Итак, что ты думаешь о заглавии «Трагедия и триумф Профессора Горацио Тэнглвуда»? Это идеально, не так ли? Просто идеально. О, сегодня ко мне придет вдохновение, можешь быть уверен в этом, мой старый золотистый друг. Я уже сейчас, в эту секунду, чувствую, что история моей жизни готова претвориться в слова. Книга будет закончена за месяц. Нет! За неделю. Нет, меньше! За день! А затем Ведьма теней наколдует тысячи копий и применит заклинание перевода, так что любое существо сможет узнать, кем на самом деле является Мастер перемен и через что ему — или, говоря иначе, мне — пришлось пройти. Эта книга станет в точности такой же, как «Существа Тенистого леса». Точнее, нет: она станет полной ее противоположностью. Вместо того чтобы рассказывать людям об опасности лесных существ, она расскажет лесным существам об опасности людей из внешнего мира. За исключением меня, конечно же. Я буду героем. Трагическим, триумфальным героем. Все существа будут поклоняться мне. Они узнают, что Мастер перемен — на самом деле просто я, скромный Профессор Горацио Тэнглвуд. И тогда они полюбят меня так же сильно, как прежде боялись Мастера перемен. Эта книга станет их священным текстом. Правда, приходится признать, что с некоторыми существами могут возникнуть определенные трудности — с троллями, например. Придется заставить троллей побороть их боязнь книг, разумеется. Но нет. Все эти препятствия ничего не значат. Эта книга завоюет их сердца, я знаю это. Я слишком долго управлял ими при помощи страха. Но после завершения этой книги они будут подчиняться мне по любви. Они будут обожать меня, слышите вы, головы? Обожать меня, Профессора Горацио Тэнглвуда — Мастера перемен. Слышите меня?

Маринованные головы в банках не отвечали, и Горацио вернулся к своему столу и приступил к истории своей жизни. Склонившись с пером в руке над чистыми листами пергамента, он на одном дыхании написал тысячу слов, ни разу не встав из-за стола, даже чтобы выйти в туалет. Он писал, не отрываясь, и слезы сбегали по его лицу, когда он воссоздавал на пергаменте свою полную ужасов жизнь.