Одним словом, тем же, кем он был и для всех остальных хюльдр. Защита леса от Неизменных была единственным делом, дарившим ему вкус к жизни. И он твердо верил в то, что его чувство долга было сильнее, чем чувство долга остальных стражников — даже Вжппа.

Он знал, что однажды Мастер перемен увидит всю силу его преданности и наградит его за это. И именно эта мысль побудила его пройти сквозь ревущую толпу к другой стороне арены.

Там он наклонился к уху Вжппа.

— Ипп кенш, — взволнованно прошептал он.

Пора.

Снежная ведьма первая услышала их.

— Они идут, — сказала она Марте. — Не показывай им, что боишься, потому что страх для них — подарок, а ты не должна делать им никаких подарков.

Томте и двухголовый тролль проснулись от хохота Вжппа, который вместе с Грентулом и еще пятью стражниками приближался к ним по коридору. Их пояса были увешаны оружием, а в руках они несли пылающие факелы.

— Ну, вот и все, — сказал Тролль-правый. — В следующий раз, когда мы заснем, мы заснем навечно. Мы будем мертвы!.. Наши тела превратятся в камень. А наши души будут затеряны в бесконечной черной пустоте, словно мы никогда и не появлялись на свет, никогда не испытывали простых удовольствий вроде вкуса зеленичного вина и кроличьего жаркого.

— Ты же ненавидишь кроличье жаркое, — сказал Тролль-левый. — А от зеленичного вина тебя тошнит.

Тролль-правый нахмурился и сердито заворчал:

— Нет, не тошнит. В последний раз меня тошнило только потому, что ты выпил слишком много.

— А что я могу поделать, если у нас один общий желудок?

— Ну, очень скоро у нас больше не будет ничего общего. Смотри, нас они собираются забрать первыми.

Тролль-правый был прав. Стражники-хюльдры открыли камеру, держа мечи наготове.

— Не делай никаких глупостей, — предупредил Тролль-правый Тролля-левого.

Поскольку шею Тролля-левого в данный момент щекотало лезвие меча Вжппа, он решил на этот раз последовать совету Тролля-правого, и поэтому двухголового тролля без всяких происшествий мирно препроводили вниз по коридору.

Следующим был томте, который бодрым голосом поблагодарил стражников за то, что они открыли ему дверь камеры.

— Не могу дождаться, когда попаду на свежий воздух, — сообщил он, после чего принялся напевать себе под нос свой любимый куплет «Песни лиловых штанов».

Потом стражники открыли дверь камеры Снежной ведьмы. Снежная ведьма растерялась.

— Почему сейчас? — спросила она Грентула. — Почему, после стольких лет, он вдруг решил приговорить меня к смерти вместе с остальными пленниками?

Ответа — или по крайней мере ответа, который она могла бы понять, — она не получила, поэтому она вышла из камеры, сказав Марте:

— Помни. Никакого страха, человеческое дитя.

Марта кивнула, но ничего не могла поделать со страхом, взметнувшимся внутри нее, когда Вжпп отпер дверь и подошел ближе. Он вложил меч в ножны и нагнулся к Марте, поднеся горящий факел прямо к ее лицу, так что она съежилась от его жара. Затем он облизал губы синим языком, словно Марта была восхитительным кушаньем.

В тюрьме хюльдр никогда прежде не сидел человек, поэтому Марта была для них чем-то вроде экзотической находки.

Затем к Вжппу обратился другой хюльдр. Это был Грентул, который, похоже, его поторапливал.

Марту выпихнули из камеры и потащили вниз по коридору. Вжпп крепко держал ее руку, хотя это было совершенно необязательно. Они поднялись по темной лестнице и вышли наружу, в свежий ночной воздух, где их ожидали четыре белых жеребца и повозка.

На повозке была установлена большая клетка. Когда туда швырнули Марту, внутри уже находились Снежная ведьма, томте и двухголовый тролль.

Один из стражников-хюльдр — самый старый, судя по его морщинистому лицу и высохшему, потрепанному хвосту, — взобрался на деревянное сиденье, установленное в передней части повозки. Повозка двинулась вперед. У возницы был длинный хлыст, которым он неустанно подгонял лошадей.

Остальные хюльдры шагали рядом с повозкой, замахиваясь на узников факелами, когда те подходили слишком близко к прутьям клетки.

— Оггуп флимп, — поминутно кричали они. — Оггуп флимп! Оггуп флимп!

Марта, скрестив ноги, села в середине клетки. Рядом с ней уселся томте, мурлыкающий себе под нос веселые песенки.

Снежная ведьма села на пол в передней части клетки, отдельно от всех остальных. Мягкий ветерок сдувал ей на лицо ее седые волосы, но она не делала никаких попыток отбросить их назад.

Марта посмотрела вперед, на четырех белых жеребцов. В свете факелов ей были видны тонкие шрамы на их спинах, и она вздрагивала каждый раз, когда раздавался свист хлыста.

За спиной она слышала голоса двух голов тролля, которые переговаривались друг с другом, чтобы отвлечься от мрачных мыслей.

— Тебе страшно? — спросил Тролль-левый.

— Да, — ответил Тролль-правый. — Я дрожу, как кролик.

— Я тоже, — неожиданно для самого себя сказал Тролль-левый. — Я тоже.

Марта закрыла глаза и попыталась представить, что она сидит у мамы на коленях. Она вспомнила ее тепло. Ее запах. Легкий поцелуй, которым она всегда целовала Марту в макушку.

Все это никуда не делось.

Любовь, которую всегда давала ей мама, никуда не делась. Упавшего бревна было мало, чтобы разрушить ее. И сейчас она по-прежнему могла почувствовать эту любовь. Любовь, которая жила в маминых руках, обнимавших ее, словно теплое одеяло. Тепло маминых рук позволяло верить в лучшее — вопреки всему. Оно позволяло верить в то, что даже в самые страшные мгновения жизни любовь никогда не умирает.

На лес опускалась тьма. Или, точнее сказать, она наступала — стремительно, со всех сторон.

Когда Сэмюэль и Ибсен спускались по холму, им стало казаться, что они два ныряльщика, идущих к озеру. Ночь была похожа на темный водоем, в который им предстояло нырнуть. Вместе с ночью пришел страх.

Лес и днем-то был страшным, но в темноте он вселял настоящий ужас. От каждого треска сломавшейся веточки, от каждого крика совы Сэмюэль оборачивался, ожидая увидеть приближающихся троллей или кого-то еще хуже. Стволы сосен вырастали из темноты, словно специально стараясь напугать его. Даже щербатая луна, казалось, задыхалась от ужаса, глядя вниз на мальчика с собакой, идущих ночью по такому опасному месту.

Днем по крайней мере Сэмюэль мог увидеть, есть у лесных существ тень или нет. Теперь же, в темноте, было невозможно отличить хорошее от плохого.

Он посмотрел на землю и различил отпечатки ног с тремя пальцами. Тролли. Он продолжал идти вперед, изо всех сил стараясь не думать о том, что будет, если он столкнется нос к носу с троллем. Ведь в книге говорилось о том, что у троллей нет никаких слабостей, а книга, несомненно, была права. Так же, как была права насчет пикси и всех остальных существ.

(Но, конечно, вам не следует верить всему, что вы читаете в книгах.)

К счастью, инстинкт Сэмюэля, гнавший его вниз по холму, оказался верным. Они вышли на широкую дорогу со следами от повозок, и Сэмюэль понял, что это именно та дорога, о которой говорил правдивый пикси. Та дорога, которая должна была привести их к Мастеру перемен.

— Вот она, — сказал Сэмюэль, чувствуя, что ему просто необходимо произнести что-нибудь вслух. — Вот эта дорога.

Он повернул вправо и пошел по дороге, только сейчас заметив, что Ибсен очень устал. Пес, казалось, был близок к тому, чтобы заснуть прямо на ходу. Его хвост бессильно повис, а язык свешивался из угла рта, как кусок ветчины. Его лапы становились все тяжелее.

Сэмюэлю тоже было все труднее и труднее идти.

«Не засыпай», — твердил он себе.

Но это было непросто. Его веки наливались тяжестью, и ему стоило невероятных усилий держать глаза открытыми. А сандалии правдивого пикси начали ужасно натирать его ноющие ноги.

«Ну, наверное, ничего страшного не случится, если я немножко вздремну», — подумал он.