Они верили, что Предвечный ничего не просит, только дает, а слияние с ним после смерти почитали высшей честью и благом. И так было до прихода в Синтаф. Кто знал, что кровь населяющих его народов отравлена Проклятьем? И когда Предвечный отказался принимать души полукровок, эсмонды озаботились. Они же были диллайн, а значит, жаждали доведаться самой сути, Истины. Кто знал, что ее плоды окажутся так горьки? А разве не горько понимать, что твой бог ровно в той степени божество, насколько сильно ты этого хочешь? Возможно, и даже, скорее всего, они просто позвали Предвечного, пробив брешь в некоем божественном барьере, но он никогда не давал Силу бесплатно, только в обмен на души. Херевард в свою очередь искренне верил – на определенном этапе Предвечный достигнет Всемогущества, и тогда каждая душа станет богом. Но чем больше становилось полукровок, тем больше отдалялась такая перспектива.

«Мы боролись за Тебя, мы наложили запреты, мы стали беречь угодную Тебе кровь, мы превратились в Твоих сторожевых собак, Предвечный», – мысленно простонал тив Херевард.

Когда и этого стало мало, Эсмонд?Круг срочно озаботился вопросами наследования и воспроизведения необходимых для служения качеств в людях через их детей. Какая же это кропотливая работа, сколько усилий, сколько стараний требуется, чтобы подобрать подходящих мужчину и женщину. Но мало свести их вместе, надо еще и внушить им мысль о долге перед Эсмонд?Кругом. Одержимость диллайн оказалась кстати, и, как это часто бывает, она же повредила. За Эском охотились долго, с детства, но тот оказался неуступчив, словно скалистый утес. Внук закоренелого безбожника, сын тайного еретика, он вырос в неверии и нетерпимости. Аластару предлагали даже императорскую корону, он отказался. А попался он на одержимости Долгом. Как смешно.

Херевард до сих пор не мог сдержать довольной ухмылки. Все сложилось так, будто Предвечный услышал молитвы.

Хевахайр Эск возвращается из плавания к далекому южному континенту прокаженным, весь в язвах, без пальцев на ногах, и сразу же вспоминает, что столь презираемый им бог может исцелять от любой болезни. Правда, делает он это руками Благословенного Святого. И кем был бы тив Херевард, не воспользуйся он таким удобным случаем? Правильно, слюнтяем! Но и тут Аластар отказался. Категорически, наотрез, в самых оскорбительных выражениях. Пришлось действовать через отца. Когда отец взывает к сыновнему долгу – это совсем другое дело, а когда он к тому же взывает к одержимому Долгом сыну – упираться еще сложнее. Естественно, упрямого умника не только заколдовали, но и облизали со всех сторон, наобещали с три воза, заверили, что невеста будет идеальна, и ему не о чем переживать, и вообще грядущее сочетание – дело нескорое. Эску?младшему деваться было некуда.

Долг вообще интересная штука. Неважно, задолжал ли ты денег, или услугу, или целую жизнь, но он висит на шее должника невидимым камнем. Не слишком приятная ноша, но зато какой безотказный рычаг управления.

Кто же знал, что Аластар свихнется настолько, что свяжется с шуриа? Кто мог в такое поверить, кроме безмозглой ревнивой самки? Теперь она слезы льет о горемычной судьбе своей в гостевых апартаментах дамы Фет, да что толку?то?

Хереварда тошнило при воспоминании об этой женщине. Сбежала под крылышко к родственникам, а дочек бросила, словно ненужный хлам, в Амалере и думать о них забыла. Тьфу, кукушка! Девочки, разумеется, никому не нужны, но сам факт вопиющ.

А ведь мало кто в Эсмонд?Круге интересовался, почему Эск так терпим к этой глупышке, отчего он вообще так сдержан и терпелив. И полюбопытствуй кто?нибудь чуть раньше…

Аластар действовал очень осторожно, постепенно отдаляя от себя всех, кто так или иначе связан с эсмондами, потом перестал появляться в Санниве, затем через подметные письма и своих агентов начал пропагандировать отказ от веры в Предвечного.

«Почему Предвечный не велит соблюдения заповедей, не налагает запреты, а требует только слепой веры?» – вопрошали провокаторы у людей. И тут же делали вывод: «Значит, ему все едино – отцеубийца или добрый семьянин, клятвопреступник или честный человек, насильник или защитник невинных». И тогда следовал иной вопрос: «А не были ли старые богини?луны честнее? А если были, то где уверенность, что Предвечный честен с нами, и честны ли в таком случае его служители на земле?» А у народа не находилось ответов. Но с народом?то все ясно. Так ведь и у преподобных их нет. Вот же в чем беда! А еще в том, что Аластар Эск точно знает, какие вопросы следует задавать.

Теперь?то все ясно, задним умом все сильны. Проверили, отследили, выпытали. Когда стало поздно.

Благословенный Святой хрустнул суставами пальцев, не сдержав досады. Что стоило узнать подробнее о пассажирке на «Меллинтан»? Почему не хватило ума вовремя направить своего человека в Янамари? И так ли сложно было проследить за перемещениями Эска по Синтафу?

А хватило всего одного свидетельства. Служащий одной из мелких почтовых станций припомнил лорда?диллайн в компании с невысокой женщиной в густой вуали и пятилетним мальчиком. Малыш – копия милорда, называл того «папочкой», а «мамочка» была в положении. Хрупкое сложение дамы, жаркая погода и легкое платье не скрывали намечающегося животика.

Ветер донес до чуткого носа эсмонда резкий запах тухлой рыбы, навоза и еще чего?то мерзкого. Весной Саннива пахла ничуть не лучше, чем в летнюю жару. А еще так пахло унизительное положение проигравшего в еще не начавшейся битве.

«Ну ничего, ничего, Аластар Дагманд Эск, и на тебя сыщется управа! Говорят, что камень надо прятать среди камней, а листочек – на дереве. Ты решил спрятать змею в змеином гнезде? – тив Херевард захлебывался злобой. – А что, если змею удавить, а тебя самого ловить на маленьких змеенышей? Тогда ты что запоешь, птица певчая?»

От резкого движения рукой бокал полетел вниз с перил.

«Скажи, Предвечный, неужто тысяча лет Веры – это всего лишь звон разбитого хрусталя, горсть мельчайших осколков, которую поутру сметет в совок уборщик?»

Скоро?скоро Шанта зацветет, скоро оденутся в кипенно?белые наряды священные яблони в долине Шариз и женщины принесут показать своих рожденных зимой детей озеру Катикса. Будет праздник, будет угощение – скромное, но обильное – много?много пресных лепешек с остатками прошлогоднего меда. Чтобы под каждой крышей Шанты звучали детские голоса, чтобы всем хватило еды. И так как шуриа хмельным не балуются, то веселье выйдет совершенно домашним, тихим и уютным. Три года назад Джона тоже показала Шэррара духу озера – крошечного, сытого, а потому крепко спящего младенца…

– Грустишь? – спросил Джэйфф.

Женщина кивнула. Она не просто грустила, она уже вся извелась. Виданное ли дело, двое маленьких детей на огромном военном фрегате. А вдруг Грэйн не уследит, и любопытный, как тысяча сов, Идгард сбежит на верхнюю палубу, и его смоет волной? А вдруг на них нападут пираты? А вдруг Шэррар заболеет? И еще сотня воображаемых ужасов, которые придумываются любой матери.

– Да перестань, – дернул ее за юбку неугомонный рилиндар. – При таком бдительном папаше, да при такой зубастой хёлаэнайе ничего с малышами не станется. Твой хмурый сыч приставит к каждому еще по три здоровенных матроса, чтобы глаз не спускали.

– Аластар – не сыч, – через силу улыбнулась Джона. – Просто он очень сдержанный.

– Ага?ага, такой сдержанный, что аж троих детей тебе сделал. Всем бы такими сдержанными быть. Может, он не за то держится? А?

Как бы на самом деле Джэйфф ни относился к Аластару Эску, но наедине с Джоной не уставал ее подначивать насчет возлюбленного. И «сыч» он, и «хитрая диллайнская морда», и «хорошо устроился, совиный сын, везде у него бабы». Но леди Янамари не обижалась на языкатого сородича.

Они шли по тропинке, перебрасываясь не слишком приличными шуточками, и постепенно похоронные настроения Джоны развеялись, точно небо над островом Шанта. Западный ветер весьма решительно разогнал тучи прочь, выглянуло солнышко, и стало жарко. Джона так и не приучилась носить традиционное шурианское платье и головную накидку?фатжону[10], предпочитая имперские платья и чепец.