Тив Мэриот в изумлении выпучил совино?желтые глаза.
– Что вы себе позволяете?
– Ничего. Если сравнивать с тем, что сделали вы с матросами из команды «Меллинтан» и ее капитаном, то ничего особенного я себе не позволил. Вы никогда не получали ультиматум, тив?
Если у преподобного Мэриота и приключалось обильное словоизвержение, то Валфрих Тор за последние семь дней произнес больше речей, чем за предыдущие десять лет.
– Стрелять по синтафскому городу, по городу соратника вашего князя? Да вы с ума сошли!
– Мне плевать на Левенез, – отрезал Тор. – Пусть гибель его жителей будет на вашей совести. Мое дело – предупредить о своих дальнейших действиях, а ваше – прислушаться к гласу разума.
Тив Мэриот ушам своим поверить не мог. Чтобы какой?то… Кто у них там, на кораблях, плавает в качестве живого рупора для пушечного мяса? Подручный? Приспешник? Помощник? Чтобы он смел так нагло диктовать условия посланцу Эсмонд?Круга?
Моряк невозмутимо достал из кармана жилета часы, посмотрел на них, потом продемонстрировал циферблат собеседнику:
– Сейчас без четверти два часа пополудни, преподобный тив. Времени вам даю ровно сутки. Его должно хватить для завершения бесед с виртджорном Эском, которые, как я полагаю, он ведет с вашим патроном – тивом Херевардом. Честь имею!
Валфрих Тор не стал салютовать и даже головы не склонил в видимости поклона. Кланяться этому палачу? Вот еще новости!
Он развернулся и зашагал к поджидающей лодке, ощетинившейся стволами мушкетов, а чтобы у эсмондов не появилось искушения взять еще одного заложника, на «Меллинтан» тут же загремели барабаны, оповещая, что пушки ее левого борта нацелены на оконечность мола. И если потребуется…
Первому лейтенанту эскизарского фрегата казалось, что вместо серебряных карманных часов он положил обратно в кармашек собственное сердце. Тик?тик?тик! Тук?тук?тук!
– На «Меллинтан», – приказал Тор, садясь в лодку, и, отвечая на вопросительные взгляды матросов, добавил: – Надеюсь, тив Мэриот понял – шутки кончились.
Мэриот Чес, преподобный тив
Эсмонд вообще?то понятливым уродился. И в серьезность намерений нынешнего командующего фрегатом поверил сразу. Обстрел Левенеза будет обязательно, и десант высадится на берег с приказом расстреливать каждого встречного служителя Предвечного. Это – война, худшая из войн, война гражданская, какой еще не знала история не только Синтафа, но и всего народа диллайн. Так любил повторять в последние месяцы тив Херевард, сокрушаясь и скорбя о неизбежности кровопролития. И тем не менее начало вооруженному противостоянию было положено именно Благословенным Святым, здесь, в Левенезе. Например, тив Мэриот противился казни семейства владетелей Лираенов. Зачем же так сразу? Но тив Херевард был непреклонен: «Лираен – балласт, главное, захватить Эска». Захватили, и что теперь с ним делать? До сих пор ведь висит на ремнях в подвале – бесчувственный, с засохшей на губах кровавой пеной, едва живой. Кабы в том же состоянии до сих пор не пребывал и сам тив Херевард, то уже давно бы все определилось. Мэриот с удовольствием украсил бы телом эскизарца перекладину виселицы. В конце концов, где один мятежник, там и другому место. Одна загвоздка – Благословенный Святой не оставлял никаких распоряжений относительно жизни и смерти Аластара Эска. И если в планы Хереварда не входило умерщвлять князя, то самодеятельность приветствоваться не будет. И что же теперь делать?
Тив Мэриот примчался обратно во дворец и сразу же бросился к ложу своего беспамятного патрона. Вдруг очнулся?
Но, к всеобщему сожалению и разочарованию, Херевард в сознание до сей поры не приходил и признаков выздоровления не показывал – лежал недвижим и бледен, походя более на мертвеца, чем на живого человека. Никогда еще на памяти тива Мэриота – а он знал Хереварда очень давно – магический поединок не заканчивался для эсмонда столь плачевно. И с кем? С лишенным даже призрака Силы обывателем, пусть даже тот три раза князь диллайнской крови. В то, что Аластар Эск сумел победить многоопытного странника по тропам сна, тив Мэриот не верил. Такого просто быть не могло в принципе. Значит, что?то случилось непредвиденное, что?то пошло не так, Херевард Оро в кои?то веки ошибся. Вопрос: в чем он ошибся, где случился прокол?
Допрос (без пристрастия) обоих магов?целителей ничего не прояснил. Как прикажете понимать этот «ожог души», который приключился, по их словам, с Благословенным Святым? Мэриот впервые слышал о таком эффекте. Впервые за четыреста лет, между прочим.
Он хотел было сам взяться за излечение Хереварда, но не дали. Целители в два голоса заверещали, что его вмешательство вызовет сильнейшую геморрагию мозговой ткани и тем самым усугубит положение Благословенного.
Время утекало медленно, но безвозвратно, примерно так же, как умирал Аластар Эск, прикрученный к пыточному креслу, или как Херевард Оро, лежащий без движения на широкой кровати владетелей Лираенов. Им было просто, они все для себя решили, а Мэриоту… Чесу… Предвечный, как же давно он не вспоминал свое имя полностью! Мэриоту Чесу надо решить за всех, за Эска и Оро, и в том числе за жителей Левенеза – жить им или умереть. На «Меллинтан» трехмесячный запас пороха и ядер, а этот… антэ Тор не из тех, кто говорит, а на самом деле ничего делать не собирается. Антэ Тор – диллайн. И Мэриот Чес тоже диллайн. Они оба знают, где у каждого слова грань, за которой не будет возврата.
Размышляя подобным образом, эсмонд спустился в подвал к заложнику: проверить, жив ли, и попытаться через него дознаться истины – что же случилось во время магического поединка.
Касательно же геморрагии… Печально, конечно, но упрямый антэ Тор не обговаривал состояние, в котором будет пребывать его виртджорн на момент выдачи, а живым Эск пробудет еще какое?то время.
– Снимите веревки, уложите его, напоите водой! – приказал тив Мэриот своим подручным. – Аккуратно, чтобы не захлебнулся.
Попытка, как верно замечено древними, не пытка, хотя иногда одно другого не лучше. Эсмонд наклонился над распростертым безвольным телом с едва заметно поднимающейся и опускающейся грудной клеткой. Поднял веки – зрачки по?прежнему сужены.
– Итак, ваша светлость, не обессудьте, коли больше не встретимся в этом мире.
И шагнул в беспамятство жертвы, словно в колодец.
Сомкнулись над головой эсмонда холодные и соленые воды. Когда же сумел он вынырнуть, то оказалось, что над поверхностью бескрайнего черного моря царит вечная ночь – непроглядная и морозная. Вынырнул уже не человеком, а сизо?белой зубастой рыбой со стальной чешуей. И увидел, что с темных небес падают вниз, в море, огненные перья и горячие капли крови. Это две огромные птицы бьются не на жизнь, а на смерть, две золотые совы, две полные луны. Ломают крылья, секут друг друга сверкающими серпами когтей, выклевывают глаза, но ни одна не желает уступать первенство.
«Ах, вот в чем дело!» – догадался Мэриот.
Он хотел вмешаться, выпрыгнуть из воды повыше, схватить зубами одну из птиц и утащить на дно, утопить, а еще лучше разорвать на куски.
Но мир внезапно перевернулся вверх дном. Так же, как переворачивают песочные часы. Теперь птицей стал незваный пришелец и, кружась над водой, мог только наблюдать, как ожесточенно дерутся в глубине две исполинские рыбы – Аластар и Херевард, до сих пор сражаются в тонком мире, в мире душ, снов и видений.
Не зная, что теперь предпринять, тив Мэриот в совином теле бесшумно летал над морской гладью.
«Херевард! Отзовись, Херевард! Чем тебе помочь?»
Тот заметался, пытаясь подать знак, хоть плавником, хоть чешуйкой, ибо силы его были на исходе. И Мэриот почти догадался, как вдруг сверху на него обрушился свет, обжигающий до пузырей.
«Убирайся! Прочь! Вон, предатель!» – дико кричала Меллинтан, злобно клекоча от возмущения.
«Я не уйду!» – попытался воспротивиться тив, чувствуя, как потрескивают от жара пересушенные, готовые вспыхнуть перья, как медленно плавится кожа и глаза вскипают в глазницах.