Грэйн прищурилась и бросила по?настоящему зло:

– Знаешь, желтоглазый, мне уже надоело постоянно доказывать какому?то паршивому смеску, что посвященная Локки владетельная эрна Кэдвен – не только добрая, но еще и честная! Либо ты веришь мне, либо нет.

– А, так у меня есть выбор?

«Выбор – штука обоюдоострая, – подумал Удаз. – Я тебе верю, а ты мне? Я считаю, что достоин твоего доверия, а ты тоже так считаешь?»

– Нет, – мрачно ухмыльнулась она, кое?что припомнив, – но должна же я дать тебе иллюзию свободы выбора, а? Короче. Достань карту. Кстати, ты не забываешь как следует ее изучать?

Бывший тив вздохнул, но промолчал.

– Воскресать будешь вот здесь, – коротко стриженный ноготь эрны Кэдвен царапнул название городка в полудне пути от Индары. – И дальше отправишься уже как… – ролфи порылась в потайном кармане мундира и достала потрепанный, но выглядевший вполне настоящим паспорт гражданина Свободной Республики Базил и заглянула в него, – господин Урден Дигим, служащий торгового дома «Кимерц и сыновья». Путешествуешь, соответственно, по торговым делам. Доберешься до селения… – Грэйн прищурилась, склонившись над картой, – Ибэора. Остановишься в гостинице и будешь ждать меня.

– А что я там делать буду? – спросил мужчина и представил себя тоскующим возле занавешенного окна, с грустью всматривающимся в даль – а не едет ли прекрасная ролфийская дева? Забавненько.

– Ну… – ролфи задумчиво выпятила губу. – Местность там болотистая, река постоянно разливается. Вот и изучишь пока местные ирригационные сооружения. А еще там рис вроде как выращивают – или что там растет в болотах? Кровь Морайг, Удаз, у тебя полно времени, чтобы это выяснить и придумать себе «легенду»! Ты что, щенок?первогодок? И в своем Эсмонд?Круге кадфу жрецам подносил? – Она сморщила нос в оскале: – Разве тебя послали бы тогда за мной и графиней, если б ты был полным дураком и неумехой? Я же помню! Так что изменилось?

– Я.

«Это если вкратце, а на самом деле изменилось почти все. Но тебе, посвященная, это понять сложно. Ты даже по безнравственной, распущенной Индаре ходишь в мундире».

– Ты меняешься , – поправила Грэйн, остывая. – Не богиня тебя меняет, нет. Я ведь думала об этом, даже хотела спросить Ее – но не ответит. Пока – не ответит. Хотя мне кажется, что я догадываюсь. По тому пути, который мы, ролфи, проходим от рождения, Локка гонит тебя вскачь, да еще и подстегивает.

– А что в конце?

Спросил как бы между делом, чтобы не выдать дрожи нетерпения. Превращение  получалось слишком уж мучительным для простого смертного.

– Пути? – Она вздрогнула и оглянулась на окно, на веселую солнечную Индару. – В конце – огонь… и в начале – огонь тоже.

Пламя Локки взметнулось снова – кольцом, венцом вокруг корчащегося и хрипящего без голоса, сгорающего тела, вокруг обнаженного духа, рассыпающегося пеплом – и вновь восстающего под Ее дыханием, под Ее беспощадным взглядом…

– Он – навсегда, он здесь, – ролфийка сжала руку в кулак и гулко ударила себя в грудь, туда, откуда расходятся ключицы, под шею. – Костер Локки. Это только кажется, что из него можно выйти. След ее когтей на плече – это только знак, а огонь – он навсегда. Во мне и вокруг меня. Вот я говорю сейчас это – и слышу, как он потрескивает, как гудит, как шелестит совсем рядом… Ты знаешь, что пламя шелестит? Я говорю, рассказываю тебе – даже не ролфи! – то, что знают лишь посвященные. А она не карает, и я не вспыхиваю и не осыпаюсь на пол пеплом. Значит, так надо. Значит, она хочет, чтоб ты услышал. Понял. Ты тоже в ее костре. Что смотришь? Оглянись, спроси себя – разве не так? Разве ты не горишь? Только медленно, очень медленно… хотя и я ведь не знаю, сколько горела. Там нет времени, только огонь – и Ее взгляд. И боль. Я не хочу знать, зачем ей нужен именно ты. Но ты уже горишь, и выбора у тебя нет.

Она была права. Там, за грудиной, все время плясал маленький огонек, периодически обжигая пищевод и гортань, точно Удаз превращался не в ролфи, а в какого?то огнедышащего зверя. И все же лучше терпеть эту боль, чем задыхаться в густых липких мыслях похоти, видеть сны наяву и чувствовать себя обезумевшей тварью. То ли мартовским котом, то ли оленем в гоне. Сначала Та Что Зовет – Локка сожгла ему кровь, теперь вонзила когти в сердце. Что дальше? Удаз вопросительно уставился на собеседницу.

Грэйн тряхнула головой, возвращаясь оттуда, из костра, из воспоминаний, – и улыбнулась клыкастой ролфийской улыбочкой:

– Ну вот что. Я уезжаю завтра. А раз нам с тобой идти практически в разведку, надо разобраться во всех этих божественных безумствах до того, как выпадет прикрывать друг другу спину! Хочешь узнать, каково на самом деле быть ролфи? Ты учти, другого шанса может не быть! Я сейчас буду пить – и болтать, потому что я устала, я, как последняя паршивая жучка подзаборная, устала от этой треклятой Индары!

Отчего случается так, что самое тайное и сокровенное вдруг вываливаешь перед человеком, до которого тебе мало дела – и которому нет дела до тебя? Вываливаешь, будто нераспроданный товар из рыбной тачки – наземь. На! Не захлебнись, смотри, не задохнись! Серебряный блеск чешуи и перламутр раковин… но над всем этим – густая рыбная вонь и тяжелые черные мухи…

«Слезы Морайг» – крепчайший самогон, настоянный на сорока травах острова Конрэнт. Он пахнет можжевеловым дымом и дубовой бочкой, обжигает глотку – но почти не пьянит. И даже язык развязывает вовсе не он. Грэйн пила, не опасаясь захмелеть. И вовсе не пресловутая крепость ролфийской головы тому причиной, здесь – другое…

– Все по?другому, когда ты – ролфи, – она не рассказывала, нет, а просто говорила – скорее для себя, чем для собеседника. – Не потому, что эту сбрую, – эрна Кэдвен приподняла и вновь уронила рукав висевшего на спинке стула кителя, – можно содрать только с кожей. Нет, просто это – и есть моя шкура! Можно срезать Локкин знак вместе с мясом, но огонь – он все равно здесь. Это верность, и пока я верна, он не сожжет. Мой отец был осужден как предатель – ты знаешь это? Из наследницы, из благородной эрни я стала – никем, меньше даже, чем никто. В грязь, в канаву, как бракованного щенка! Но Она, Локка, – она смотрела, она всегда смотрела, и я чуяла ее взгляд. И звала. Я теперь понимаю, что она меня звала. А я все искала себе объяснений, оправданий искала – почему я все?таки пошла к вербовщикам, почему… сменила шкуру. – Она хохотнула, залпом выпила свою рюмку и закашлялась. – Х?ха. Это все равно что вычеркнуть себя из списков женщин! Я – эрна, владетельница, и три священных эйра моего Кэдвена – они тоже тут, всегда здесь, со мной! – Ролфи стянула ворот рубашки у горла и оскалилась. – Мое логово! Я отвоевала его, выгрызла его – да! Мое! Только мое… ничье больше. Там, на Ролэнси, посвященная Локки – это же не женщина. На таких, как я, не женятся, смесок! Потому что – три священных эйра, потому что – знак ее когтей на плече и эта серая шкура. Слишком страшно для тех, кто не горел в костре Локки, кто не дышал серебряной кровью Морайг… А те, кто горел и дышал, такие же, как я, – они знают слишком много. Что мне репутация? На Ролэнси не читают конфедератских газет! Там никому неважно, что обо мне треплют, важно другое… Я – клейменная Локкой! А еще – Гончая Священного Князя… Те, кто ниже, не посмеют тявкать вслед, а равные… Они слишком хорошо знают, что такое «свора Конри».

«Говори, эрна, говори. Твой голос греет меня, словно костер в ночи. Когда ты говоришь, эрна, мне кажется… Я хоть и маньяк, но понять тебя могу, наверное, как никто иной не поймет. Я только отвечать не буду, ладно? Я все?таки наполовину диллайн, а народу моего отца свойственна молчаливость. Мы… они… словом, Локкины дети, чем старше становятся, тем неохотнее размыкают уста, знаешь ли. Не получилось у меня быть диллайн. Моя чаша наполовину пуста или полна? Предвечный меня слышал очень плохо, захочет ли говорить Локка? Моя диллайнская половина жаждет ответов на тысячу вопросов, моя ролфийская часть изо всех сил прислушивается. Диллайн – дети Локки?Меллинтан, отвергнувшие ее дети, дети?предатели. Но что, если через меня она ищет дорогу? Хорошо, пусть не дорогу, но тропинку. Для тех, кто захочет вернуться, теперь, когда вера в Предвечного иссякает, точно вода в старом колодце, – рассуждал Удаз, напряженно вслушиваясь в разъяснения Грэйн. – И снова Конри! Четыре года назад тив Херевард послал меня по следу Гончей, а теперь лорд?секретарь сам прислал ее ко мне. Тогда она сожгла Синхелмский храм, а теперь? Меня самого?»