Вернувшись в лагерь, мы обнаружили, что мистер Гибсон уже проводил Гурдиала Сингха на базу и поднялся обратно. Вечером состоялось большое празднество, насколько позволяли наши палаточки. Гибсон все еще надеялся осуществить многолетнюю мечту, и на следующий день он, генерал Уильямс и несколько шерпов попытались взять вершину. Однако погода внезапно ухудшилась: подул сильный ветер, пошел густой снег. Пришлось альпинистам возвратиться. На следующее утро снова прояснилось, но тут подошло к концу продовольствие. Надо было спускаться. Мистер Гибсон очень расстроился — сколько попыток он совершил, сколько приложил усилий, чтобы взять Бандар Пунч! Однако Гибсон не жаловался. Товарищ попал в беду, он счел себя обязанным помочь и тем самым упустил возможность достигнуть желанной цели. Так уж принято в горах, среди альпинистов. Мистер Гибсон был настоящий джентльмен, и я горжусь тем, что вместе с ним совершал восхождения.

На обратном пути с Бандар Пунча случилось происшествие, которое я не скоро забуду. Мы устроили привал на берегу озера Дути Тал. Я вытянулся на солнышке и задремал, прикрыв лицо шляпой. И вдруг сквозь дремоту я ощутил, что шляпа стала как будто тяжелее. Я протянул руку — проверить, в чем дело. Мои пальцы нащупали не шляпу, а что-то холодное и скользкое. Пока я спал, на полях шляпы пристроилась змея и тоже вздремнула на солнышке! Я сразу проснулся, завопил что есть мочи и отбросил шляпу как можно дальше. Другие шерпы, которые тоже спали, вскочили на ноги. Увидев, в чем дело, они бросились к змее и убили ее. Однако местные носильщики стали качать головами и объяснили нам, что мы совершили большой промах, потому что, когда змея сама приходит к человеку, она приносит ему счастье. Они были уверены, что человек со змеей на голове может твердо рассчитывать стать королем.

Возможно… только мне кажется, что лучше быть простым смертным с обыкновенной лентой на шляпе.

Тигр снегов. Неприкосновенная Канченджанга - i_026.png

Глава двенадцатая

Голая гора

Тигр снегов. Неприкосновенная Канченджанга - i_027.png

Далеко в Западных Гималаях, более полутора тысяч километров от Эвереста и Дарджилинга, высится гора, одно упоминание о которой заставляет меня думать об опасностях и смерти. Эта гора — Нанга Парбат; на ней одной погибло столько же людей, сколько на всех остальных великих вершинах, вместе взятых.

Теперь Нанга Парбат уже покорена. В 1953 году немецко-австрийская экспедиция предприняла завершающую попытку, и в начале июля, пять недель спустя после взятия Эвереста, австриец Герман Буль один совершил невероятно трудное восхождение от верхнего лагеря к вершине. Но когда я поехал туда в 1950 году, Нанга Парбат еще не была взята, и казалось, что ее никогда не удастся покорить. Шесть экспедиций пытались штурмовать эту вершину, но единственный поставленный ими рекорд был самого трагического свойства.

Первая попытка состоялась еще в 1895 году, когда знаменитый английский альпинист Меммери совершил свое первое и единственное путешествие в Гималаи. Вместе с двумя английскими друзьями, двумя гуркхами и несколькими местными носильщиками он добрался до подножия горы и стал искать путь к вершине. Поначалу все шло хорошо, и они достигли высоты примерно 6600 метров. Отсюда Меммери и двое гуркхов выступили дальше, чтобы перейти высокий снежный перевал. Они не вернулись. Никто не знает наверное почему, однако предполагается, что их застигла лавина.

Тридцать семь лет протекло до следующей экспедиции, в которую выступил в 1932 году смешанный отряд из немцев и американцев. Они решили попытать счастья с другой стороны горы и разработали маршрут, которым впоследствии шли все экспедиции. Им удалось подняться почти до 7000 метров, но бури и глубокий снег вынудили их повернуть назад. Правда, они смогли спуститься без происшествий.

Далее следуют две немецкие попытки — в 1934 и 1937 годах; тут-то и произошли самые тяжелые катастрофы в истории Гималаев. Тяжелыми были они и для племени шерпов: в обеих экспедициях участвовали наши люди (впервые на Нанга Парбате), и пятнадцать человек не вернулись. Трагедия 1934 года была вызвана непогодой. На большой высоте восходителей застал врасплох сильный буран. Он длился целую неделю; некоторым удалось пробиться вниз, но многие погибли. Я говорил уже о шерпе Гайлае, который, возможно, смог бы спастись, но предпочел остаться и умереть с руководителем экспедиции Вилли Мёрклом. Тела их нашли четыре года спустя в полной сохранности. Они лежали вместе на снежном гребне, и все говорило за то, что Гайлай прожил дольше, однако не захотел покидать своего начальника. Трое других немцев и еще пятеро шерпов погибли в единоборстве с бураном. Тело одного шерпы, Пинджу Норбу, тоже было найдено в 1938 году. Он висел вниз головой на веревке, с помощью которой пытался спуститься по ледяной стене.

В 1937 году погибло еще больше — семь немцев и девять шерпов, но на этот раз смерть была хоть мгновенной. Экспедиция разбила лагерь IV в снежной ложбине под восточным гребнем, а ночью обрушилась огромная лавина и погребла спящих восходителей. Никто не спасся, никто не успел даже пошевельнуться. Пришедший впоследствии спасательный отряд нашел их лежащими в палатках так мирно, словно они продолжали спать. Немцев обнаружили всех, кроме двоих, снесли вниз и похоронили, наших же людей по просьбе шерпы Нурсанга, сирдара спасательного отряда, оставили, где нашли, — там они лежат и сейчас, погребенные на ледяном склоне Нанга Парбата[10].

Немцы вернулись на гору в 1938 году (и обнаружили тела погибших восходителей), а затем в 1939 году. Однако после двух катастроф ни один опытный шерпа не хотел идти с ними, а без привычных носильщиков было мало надежд взять вершину. Правда, обе последние экспедиции обошлись без несчастных случаев. Не было несчастных случаев и в последующие десять лет по той простой причине, что не было восхождений.

Итак, Нанга Парбат держала рекорд — двадцать девять погибших. И вот теперь, в 1950 году, это число должно было вырасти до тридцати одного.

Сам я до тех пор никогда не бывал на этой горе. По легко понятным соображениям меня и не тянуло туда. И если я все же очутился на Нанга Парбате, то, можно сказать, совершенно случайно.

В течение некоторого времени я переписывался с капитаном Торнлеем, офицером 7-го гуркхского полка, с которым я ходил на ледник Зему в 1946 году, когда видел следы йети. Речь шла о большой экспедиции в наиболее отдаленные части Гималаев. И вот все решено. Торнлей брал с собой двоих молодых друзей: капитана 8-го гуркхского полка Крейса и лейтенанта бенгальских саперов Ричарда Марча. Вся экспедиция была рассчитана на год с лишним; англичане собирались изучать хребет Каракорум, Западный Тибет и район, граничащий с русским Туркестаном. Было от чего забиться сердцу такого бродяги, как я (не буду говорить, что думала по этому поводу Анг Ламу); и в августе 1950 года, вскоре после возвращения с Бандар Пунча, я снова находился в дороге. Кроме меня выехали еще трое шерпов: Анг Темпа, Аджиба и Пху Таркай; я был сирдаром.

Мы встретились с Марчем в Калькутте и двинулись дальше, через всю Индию. С самого начала мы столкнулись с трудностями, потому что первая цель нашего путешествия находилась в Пакистане, а получить визы оказалось очень сложно. В конце концов мы все же добрались до Равалпинди и Северо-Западной провинции, где нас дожидались уехавшие вперед Торнлей и Крейс. Из Равалпинди мы проехали в Пешавар, поблизости от перевала Кхибер, а затем вылетели на самолете к месту нашего фактического старта — в Гилтиг. Хотя я немало поездил, но, как и остальные шерпы, впервые летел на самолете и очень волновался. Помню, что мы были недовольны, когда нас пристегнули поясами; при первой же возможности мы высвободились и стали бегать от окошка к окошку.

Воздушное путешествие оказалось коротким; очень скоро мы очутились в Гилтиге, где разбились на две группы, чтобы продолжать путь на север пешком. Первая группа выходила десятью днями раньше второй; она состояла из Марча, меня и двадцати носильщиков-читралцев. Так как я владел читралским языком, отряд выступил своевременно, но зато в других отношениях нам по-прежнему не везло. Мы направились в город Шимшал у границы России и Афганистана, путь шел по старой караванной тропе в пустынной местности. Здесь было еще хуже, чем на Тибетском плоскогорье, — ни деревьев, ни рек, никакой жизни, кругом сплошная каменистая пустыня, которая действовала на меня очень угнетающе. Нам удалось благополучно добраться до Шимшала, но зато тут мы с Марчем оба разом заболели желудком и вынуждены были поочередно ухаживать друг за другом. Еще долго после того, как мы пошли на поправку, нас мучила слабость и апатия.