Сразу после нашего прибытия в Чьянгтхапу разразилась сильнейшая гроза, обычная в предмуссонный период. Мы раздавали носильщикам рис из склада, устроенного в этой деревне Аджибой, когда начали падать крупные капли дождя и подул порывистый ветер. Стало темно, и только ослепительные молнии рассекали мрак. Хлынул ливень, буйный ветер раскачивал верхушки деревьев, ломая сучья. Началась страшная суматоха, продукты поспешно перенесли в хибарку, служившую школой, затем раздача возобновилась. Для спасения продуктов, палаток и прочего снаряжения пришлось мобилизовать все силы, и мы успели промокнуть насквозь, прежде чем смогли укрыться в другой лачуге и приступить к ужину. А утром нас опять встретила ясная погода. Пхалут, с которого мы спустились накануне, возвышался на 2500 метров над нами, сверкая свежим снегом.

Мы продолжали двигаться на север по оголенным возделываемым склонам: непальцы свели на них весь лес. 19 марта, перейдя реку по хрупкому висячему мосту, мы под проливным дождем разбили лагерь, не доходя деревни Кхебанг.

На следующее утро нам оказали великолепный прием. Здесь живут в основном индийцы, принадлежащие к одной из высших каст; у местных ребятишек есть учитель, нанятый жителями на свои средства. Ради торжественного случая дорога была украшена цветами. Мы прошли под нарядной аркой, затем нас ожидал концерт непальской песни в исполнении школьников.

Мы расположились завтракать прямо на травке. Поблизости тянулась невысокая стена; самые расторопные ребята — человек шестьдесят-семьдесят — взобрались на нее и расселись в ряд. Остальные стояли или сидели на земле у стены. Некоторые расхаживали около нас, глядя, как мы едим.

Мы устроились на большом брезенте; поблизости хлопотал со своими помощниками наш повар Тхондуп. То и дело кто-нибудь из наиболее заботливых шерпов принимался отгонять зрителей, считая, что они слишком уж напирают на завтракающих альпинистов.

— Ну-ка, отойдите подальше, не мешайте людям, не смущайте их.

День выдался опять жаркий, и мы расставили зонты от солнца. Хозяева и гости с любопытством рассматривали друг друга. Нас занимало удивительное разнообразие лиц, старых и молодых, одежды и узоров на ней. А что видели они? Интересно было бы прочитать на следующий день сочинения школьников на тему «Посещение английской экспедиции»! Во всяком случае, местные жители, должно быть, остались довольны представлением; позднее, уже в базовом лагере, я получил письмо от учителя, который выразил желание навестить нас. Правда, хотя я не замедлил послать ему самое сердечное приглашение, он так и не пришел. Возможно, контраст между жаркой деревней на пыльном склоне и ледяной пустыней в верховьях Ялунгской долины был чересчур велик, и первоначальный порыв, рожденный яркими впечатлениями, быстро иссяк.

В тот день мы впервые увидели людей из Гхунзы. Обогнув выступ на склоне ущелья по пути в Ямпходин, мы встретили пастухов, которые показались нам похожими на шерпов. Такие же косички, сходная одежда и серьги, широкие улыбки. Мы сразу почувствовали себя словно среди старых знакомых; шерпы — тоже, они объяснялись с пастухами на языке, близком к шерпскому.

В Ямпходине человек семьдесят из числа дарджилингских носильщиков решили, что дальше идти не стоит. Видно, на них произвели впечатление рассказы местных жителей о трудных перевалах впереди высотой свыше 3000 метров, которые нужно было преодолеть, чтобы выйти к реке Симбуа Кхола. Нам не удалось переубедить их; пришлось оставить часть снаряжения в деревне, с тем чтобы забрать его впоследствии.

Наш очередной лагерь расположился сразу за Ямпходином, возле источника в лесистом ущелье, среди валунов и зарослей рододендрона. Носильщики рассеялись, по своему обыкновению, в чаще; вечером, прогуливаясь по ущелью, я услышал, как один из них поет у костра. Я разобрал несколько слов и попросил одного шерпа перевести мне. Носильщик пел о таком же бедном непальском крестьянине, как он сам, о Тенцинге, который поднялся на высшую точку Земли, поднялся из самых низов к высотам славы и благосостояния.

22 марта было одним из важных дней нашего марша. Мы совершили большой переход. Сначала поднялись на 1200 метров к травянистому седлу, через которое пролегал путь в Симбуа. В одном месте горный склон был опустошен лесным пожаром, и лишь кое-где сохранились одинокие рододендроны, словно алые лоскутки на черной гари. Выше мы вошли в приветливый лесок со светлыми прогалинами. Стволы высоких деревьев были окутаны мхом. Тропинка, извиваясь между ними, вывела нас на просторный луг — перевал. Воздух еще не насытился мглой, и с перевала нам открылся красивый вид. Сзади стояли стройные сосны, впереди, на севере, высился противоположный склон лесистого ущелья Симбуа, а направо открывалась Ялунгская долина. Большую часть ее уже скрыли облака, но с левой стороны виднелась одна вершина, каменный треугольник с белыми заплатами льда и снега, — Джанну.

Спуск с перевала к Симбуа Кхола был очень приятен. Расположенный на относительно большой высоте, северный склон радовал нас свежей прохладой, которой совершенно были лишены жаркие пыльные долины, оставшиеся позади. Тут и там на тропе лежал снег, рододендроны здесь только-только начинали цвести. К вечеру мы достигли реки и нашли место для ночевки. Мы находились на высоте 3000 метров, с самого Пхалута у нас не было такой холодной ночи.

На следующий день я собирался пройти по долине возможно выше, так как нам предстояло разбить наш первый постоянный лагерь. Единственное, чем мы могли руководствоваться при выборе места для этого лагеря, было описание долины, составленное Кемпе. Решили идти вверх, пока не высмотрим что-нибудь подходящее.

Вышли рано. Я разбудил носильщиков в половине пятого, вскоре запылали костры, и два часа спустя весь караван выступил в путь. Наши сборы могут показаться долгими, но с таким многочисленным отрядом трудно собираться быстрее. Надо приготовить и съесть завтрак, а индийцы не склонны спешить с этой процедурой, надо снять и уложить палатки, каждый носильщик должен уложить по-своему свою ношу, взвалить ее на спину и выйти на тропу. Вы думаете: «Ну вот, еще один вышел», — так нет, пройдя несколько шагов, он сваливает ношу на землю и возвращается — посидеть, выкурить последнюю сигарету на дорогу. Самые расторопные выходят в путь через час после побудки, но ведь надо еще собрать всех тех, кто с вечера удалился в лес на полкилометра и больше в поисках удобного места для ночлега.

Утро выдалось хлопотное, зато природа вознаградила нас. Мы шли вверх по узкой долине, через сосновый лес. Нагретая солнцем хвоя, устилавшая почву, насытила воздух чудесным запахом, цвели рододендроны, кустики примулы, рядом бурлила река Симбуа. Тропа часто выводила отряд на открытые травянистые поляны, и нашим взорам представали возвышавшиеся над Церамом отроги; еще дальше горели на солнце ледяные шапки могучих заоблачных вершин — Ратонга и Кабру.

В 12.30 мы достигли Церама, а два часа спустя, окруженные туманом, вышли на зеленую террасу, на которой увидели полуразрушенный буддийский храм.^[23]

Шел небольшой снежок. Шерпы заверили нас, что здесь находился базовый лагерь Кемпе. Впоследствии мы убедились, что он располагался несколько выше по ущелью; так или иначе, замыкающие караван носильщики сильно отстали, и в этот день вряд ли удалось бы пройти дальше. Место нам понравилось, дров было сколько угодно, и я решил на ближайший месяц разбить лагерь здесь.

Глава третья

Ялунгская долина

23 марта — 5 апреля

Терраса расположена с правой по течению стороны долины, ее площадь — около половины гектара, высота над уровнем моря — 3900 метров. Здесь, после того как все снаряжение было сложено, мы рассчитали дарджилингских носильщиков. Снег пошел гуще, и к вечеру все занесло; в тот день мы так и не разглядели окрестностей. Такая погода, с небольшими изменениями, держалась несколько недель. С утра или около полудня постепенно собирались тучи, начинался снегопад; ночью он прекращался, и, проснувшись, мы видели ясное небо и погребенный снегом лагерь. Появлялось солнце, снег таял, сперва на палатках, затем и на земле; показывалась трава, и к середине дня лишь кое-где в тени оставались снежные островки.