От наших ног вниз спадал снежный желоб, виденный нами с Нижнего ледопада, крутой, длиной 150 метров. Слева высились скальные башни и стены, спускающиеся к плато. Справа громоздились скалы и льды над Нижним ледопадом. А прямо возвышался Верхний ледопад — почти километровый поток льда, начинающийся от края Большой террасы. Между ним и западной Канченджангой, влево от нас, простиралась широкая, заполненная льдом ложбина — Долина; над верхней частью ее нависали ледяные глыбы Большой террасы. Ложе Долины тоже представляло собой местами нагромождение ледяных глыб, и такие же глыбы висели над ней на склоне западной Канченджанги. В устье Долина выравнивалась и, сливаясь с Верхним ледопадом, образовывала почти горизонтальное плато.

Сам Верхний ледопад выглядел отсюда широким сглаженным гребнем. Его северный неровный склон образовал одну из стен Долины, ребро гребня также было неровное, особенно в верхней части, где торчали сераки. Южный склон круто обрывался к крайнему на востоке желобу между контрфорсом Кемпе и склонами ниже Большой террасы.

Похоже было, что если удастся найти путь между сераками на ребре Верхнего ледопада, то у нас будет надежный маршрут к Большой террасе!

Кулуар выходил к Нижнему ледопаду в 100 метрах ниже его начала. Он не представлял особой трудности: снег еще был достаточно плотным. От ледопада кулуар отсекала трещина. Мы пересекли ее по снежному мостику, а впоследствии перебросили лестницу. Подниматься по ледопаду оказалось несложно, хотя и очень утомительно. Ветер сюда не проникал, яркие обжигающие солнечные лучи отражались от окружающих нас белых поверхностей. Вплоть до ледяной стенки в верхней оконечности ледопада мы не встречали никаких технических трудностей, и все же этот этап требовал больших усилий и давался нам значительно труднее многих более крутых подъемов по узким ледяным ступенькам. В довершение всего в тот день мы шли сквозь легкую облачность. К концу этапа мы еле передвигали ноги.

Накануне Бенд и Харди поднялись по стенке, вырубая ступеньки по отчасти разрушенному ледяному выступу, напоминающему видом нос старинного корабля. Мы тоже избрали этот путь. Он оказался довольно трудным. Грузы подняли на веревке, затем, окутанные густым туманом, стали пробиваться по глубокому снегу, подыскивая место для лагеря. Тем временем начался снегопад. Наконец метрах в двухстах выше стены мы сбросили груз и сели на него передохнуть перед тем, как ставить палатки. Видимость не превышала 20 метров. Внезапно где-то вверху родился рокот, который быстро перерос в громоподобный гул. Мы ничего не видели и с тревогой ждали, где пройдет лавина, тем более что считали Верхний ледопад лавиноопасным. Гул стал убывать, все облегченно вздохнули, а несколько минут спустя загремела новая лавина, но нам по-прежнему ничего не было видно. Когда прошли третья и четвертая лавины, все так же далеко в стороне, мы заключили, что выбранное место достаточно надежно, и приступили к разбивке лагеря. Позднее оказалось, что лавины срывались с висячего ледника на западном гребне западной Канченджанги. Они обрушивались в верхнюю часть плато, но были недостаточно мощными, чтобы сквозь мягкий снег пробиться к нашему лагерю.

Ho вот поставлены палатки. Харди и Бенд вместе с шерпами уходят вниз, оставляя нас в тумане одних.

Глава седьмая

Верхний ледопад

29 апреля — 8 мая

Мы находились теперь метров на тридцать ниже высшей точки Горба, то есть на высоте, по данным Харди, около 6200 метров. Пока Харди занимался улучшением маршрута через Горб и организовывал ежедневную заброску грузов в лагерь II, Браун и я приготовились разведать путь до места будущего лагеря III.

Утром 29 апреля мы установили, что находимся вблизи нижней части отлого понижающегося ледника с небольшим числом трещин. Погода выдалась не очень устойчивая, то и дело сгущался туман, и все вершины были окутаны облаками. За ночь выпало 15 сантиметров снега. Однако видимость была достаточной для того, чтобы наметить путь. Наш ледник Плато простирался метров на восемьсот в длину и на четыреста в ширину. На севере мы видели слева скалы на гребне, заканчивающемся Горбом. Прямо перед нами возвышался сплошной стеной на 2000 метров южный фасад западной Канченджанги — скалы и неровный лед. Справа тянулся Верхний ледопад.

Ледниковый массив Плато пополняется за счет Верхнего ледопада и из Долины — заполненной льдом впадины, в которую обрушиваются все лавины с ближайшего к Западной Канченджанге края Большой террасы; иногда до Плато доходят ледовые обвалы с западной вершины. До сих пор нам не удавалось ни по аэрофотографии, ни по снимкам экспедиции 1954 года составить себе полное представление о форме Плато и его подверженности лавинам. Теперь мы убедились, что оно меньше и легче для форсирования, чем мы предполагали, и к тому же нелавиноопасно. Мы пересекли его напрямик, направляясь к снежному склону между двумя сераками, стоящими в центре подножия Верхнего ледопада. Плато было покрыто глубоким мягким снегом, такой же снег лежал местами на ледопаде, перемежаясь с открытым фирном. Мы продвигались хорошо, пропахивая мягкий снег и рубя тропу в фирне. В 12.30 достигли высоты 6700 метров, не дойдя 100 метров до места, где позднее разбили лагерь III. Оба устали и замерзли, а тут еще пошел снег. Мы сели отдыхать на краю трещины — в единственном месте на всем склоне, где можно было сесть, не вырубая сиденья.

Утром, когда мы выходили, рюкзак казался легким. Он содержал немного: несколько крючьев, молоток и банку персиков. Несли по очереди, и каждый раз, когда я принимал рюкзак, он казался мне вдвое тяжелее. Под конец он весил не меньше тонны. Мы сложили крючья и молоток возле трещины, оставили и персики, убедившись, что они превратились в ледышки. К палаткам мы вернулись совершенно измотанные, зато с приятным сознанием, что следующий раз пойдем быстрее и без такого напряжения.

Ночью радио передало, что над Канченджангой устанавливается область пониженного давления и погода будет ухудшаться. К утру палатки оказались наполовину под снегом. Идти было очень трудно, мы погружались в снег выше колена, однако, учитывая, что горючего остается только еще на день, а прогноз погоды не предвещает ничего доброго, решили, пока не поздно, попытаться пройти вниз. Обычно на то, чтобы из лагеря II достичь вершины Горба, требовалось минут тридцать; в этот день у нас ушло два с половиной часа. На Нижнем ледопаде не оставалось никакого намека на наши вчерашние следы, и мы пробивались по глубокому снегу через нагромождение обломков, то и дело проваливаясь в скрытые ямы. В нижней части кулуара небольшая лавина нагромоздила сугроб, снег здесь лежал до бедра. Первые попытки подняться ни к чему не привели — мы съезжали обратно ровно настолько, насколько продвигались вперед. Тогда Браун на четвереньках стал пропахивать тропу, я последовал за ним. За полчаса мы не прошли и 20 метров. Вдруг раздался шорох, и из желоба в скалах с правой стороны скатилась мимо нас в бергшрунд маленькая лавина свежего снега. Каждый шаг подъема требовал величайшего напряжения воли. Но вот мы с облегчением спускаемся по ледяному камину, переходим через трещину на плоское седло Горба, и нам открывается вид на склон, ведущий к лагерю I.

Неутешительное зрелище. Но надо хоть попытаться… Осторожно прошли несколько десятков метров, первым двигался Браун. Снег как будто хорошо спрессовывался под ногами, но порой мы погружались почти по пояс. Между тем мы еще не достигли места, где выпуклый склон становился круче.

Внезапно Браун остановился.

— Слышал?

Я шагнул вперед проверить снег, и звук, услышанный Брауном, повторился, на этот раз громче. Где-то под нами что-то хрустнуло, вдоль всего склона пробежала трещина. Мы ждали, глубоко вбив рукоятки ледорубов в ненадежный снег и боясь пошевелиться. Затем с максимально возможной скоростью, соблюдая все предосторожности, зашагали назад на Горб.