Но что это?! Я проскочила сквозь временной портал? Вокруг были предметы, о существовании которых я стала забывать, проживая в обители, и возникло ощущение, что меня запустили из прошлого в будущее. Возле стенки стояло мягкое потертое кресло, тумбочка из ДСП, фотографии в рамках и, в центре, телевизор! Я забыла реветь, увидев его.

- Он уже не работает, к сожалению, - пояснил Хенсок. – Сломался лет пять назад, - осматриваясь вокруг, я искала хоть что-нибудь, что напомнило бы мне, что я в древнем монастыре. Но раритетами тут были только мы, два человека в старинных традиционных одеждах. – Я купил его для Лео, надеясь развеселить как-то и адаптировать. Показывал ему добрые фильмы, мультики. Ну, не только ему, но и другим мальчишкам, - до меня доходило, откуда Лео знает о Звездных Воинах и прочем. Да у него тут не так уж и плохо жизнь складывалась! – Трудным был их класс, если можно было так назвать эту троицу. Хонбин быстрее акклиматизировался, а с этими двумя повозиться пришлось, чтобы поверили во что-то хорошее, раскрылись, - Мои глаза устремились к снимкам. Большинство черно-белые, жуткое ретро. Хенсок заметил моё любопытство и встал рядом. – Хотя для Лео добро на экране осталось добром на экране. Он очень тонко чувствует искусственность и не доверяет постановочным вещам. Ложь для него, мне думается, самая очевидная штука на свете, - я слушала, но в то же время жадно разглядывала фотокарточки. На некоторых я нашла Хенсока двадцатилетней, тридцатилетней давности (не так уж и плох он был, бабуля, у тебя есть вкус), а на двух обнаружила учителя Ли, ещё довольно молодого, в окружении таких же крепких парней. Один из них был удивительно хорош собой, увидь я сейчас такого – влюбилась бы, возможно. Тонкие черты, хищные глаза, красивые брови вразлет, как будто бы всё лицо говорило «я тебя съем», по-мужски, тихим баритоном говорило.

- Это выпуск мастера Ли? – ткнула я пальцем не касаясь.

- Да, он со своим лучшим другом и его братом, - Хенсок, стеля на губах приятную улыбку, с радужными воспоминаниями подключился к обзору, но именно этот снимок зацепил меня, и я не отходила дальше. – Он был превосходным учеником, талантливейшим бойцом, - указал мне дедушка на того типа, что заинтересовал меня. Сейчас ему, должно быть, лет сорок, как и Ли. Но юность его была сочной. Таких красивых разве что нарисовать можно, в жизни они не существуют. Исключение - Лео… Вторя моим мыслям, Хенсок продолжал: - Нынче только Хана и Лео можно с ним в ряд поставить. На каждое поколение приходится одно дарование. А, бывает, поколение и без дарований… Ли был вторым после него. Возможно, стал бы с годами первым, но травма…

- Его тоже подстрелили, так? – догадалась я, кинув взор на Хенсока. Тот понурил голову, признавая.

- Они бились за правое дело… кто-то всегда страдает в таких случаях.

- А его друг? С ним всё в порядке?

- Он положил главную основу всему. Он возродил извечное дело тех, кто веками обучался здесь, постигая искусство войны и истинный путь воина добра. Но всё ещё очень зыбко… мало людей, мало возможностей… - я никак не отходила от фотографии, как поклонник Моны Лизы, попавший в Лувр. Какой же взгляд у этого мужчины!

- А почему мастер Ли не завел семью? Почему предпочел стать учителем?

- Они любили одну девушку, - Хенсок говорил, разумеется, всё ещё о том друге. – И она выбрала этого, - что ж, я бы сделала тот же самый выбор. Какие мы женщины предсказуемые, а? Ведемся на обложку, продаёмся за красивые глаза. – А мы тут, так повелось, видимо, все однолюбы… - Хенсок потыкал пальцем в красавца. – Обещал прислать мне в ученики сына, но у него родилась единственная дочь. Вот невезение! Нет, конечно, девочка тоже хорошо, но нам бы больше пригодился мальчик…

- Кажется, теперь у вас их целая толпа, - отвлекшись окончательно от шока, вызванного ранением Хана, хихикнула я. Все эти истории прошлого поглощали, затягивали, заставляли сопереживать чужим жизням, жизням людей, которых я и не знала. – И я боюсь за них… я не хочу, чтобы с ними происходили несчастья, когда они выйдут отсюда.

- Всё будет зависеть от их умелости, ведь быть побежденным врагом вовсе не обязательно. Если нас будет много, однажды, когда-нибудь, вероятно, мы победим.

- Мне кажется, преступность всегда будет появляться, - замешкавшись после произнесенного, я в нем усомнилась. – Если вы против неё боретесь, конечно.

- Зло существует всегда, ты права. Поэтому всегда существуем мы, - Хенсок указал на самый старый снимок, смахивающий на дагерротип. Двух мужчин на нём я впервые видела. – Это мои учителя. Они пережили японскую колонизацию*, а потом и обе войны**, как и всё поколение моих родителей. Даже если бы они не были воинами, они бы оказались среди убийств и насилия, среди которых тогда оказалась вся страна. Только оказались бы неумелыми и неподготовленными. Их выпуск был большим, очень большим. Ещё в начале прошлого века тут училось больше сотни монахов. Но ценой своих жизней они спасли тысячи людей. И в результате их осталось всего двое… двое на весь монастырь, который пришлось восстанавливать и искать в него учеников, - фотография сразу же показалась мне драматичнее. Скольких они потеряли! – А что бы было, если бы не существовало таких мужчин? Что бы было, если каждый думал о собственной сохранности и грелся дома у калорифера, попивая чай? – Хенсок хмыкнул. – Я знаю, ты думаешь о том, что подобное нашему существование безрадостно и ведёт к чему-то трагичному. Но при правильном мужском воспитании счастье приносит осознание, что ты сделал всё возможное для других. Благополучие людей - это и есть награда для себя. Разве учитель Ли не читал вам ещё подобной лекции?

- Читал, - вспомнила я. Да-да, опять всё то же самое, что жертвовать собой – приятно, что главное – помогать другим, забывая о себе. В самом деле, если забыть о себе, то будет спокойнее со многих сторон. – Учитель Хенсок, а вы… вы можете сказать, что счастливы здесь? Вы говорили о моей бабушке…

- Если бы я женился на ней, то постоянно понимал бы, что она в тревоге и незнании, что она волнуется и переживает. Я не дал бы ЕЙ счастья. А с твоим дедом она его обрела. И когда я думаю о том, что жизнь её прошла легче, спокойнее и веселее, то да, я ощущаю счастье. Счастье от того, что она счастлива, - Да, я не могла поспорить, моя бабуля всегда была задорной, радостной, вряд ли тоскующей о былом и горюющей о молодости и неиспользованных шансах, и с дедушкой прожила душа в душу. Он скончался года три назад, и она сильно по нему скучала до сих пор.

- Значит, - улыбнулась я. – Это всё-таки вы дали ей счастье. Уйдя на Каясан, вы дали ей другую судьбу.

- Возможно, - скромно пожал он плечами и направился на выход, увлекая и меня из этого хранилища памяти. – Впрочем, я немного фаталист и, думаю, что другую судьбу дать нельзя. Она даётся такая, какая есть, при рождении. Моя решила, что я нужен здесь, - я вышла из башни, не собираясь подниматься наверх вновь. Бельё я принесла, а расстраиваться от вида покалеченного Хана лишний раз не хочется.

- Я бы многое отдала, чтобы знать, где нужна я, - остановилась я на пороге. Хенсок тепло улыбнулся.

- Мне кажется, важнее кому, а не где, - похлопав меня по плечу, он пошел на второй этаж.