Никакой домашней работы сделано не было, и я не выспалась. Лёжа на спине, я не сомкнула глаз и всё представляла себе неразгаданного юношу и представляла. Первые два урока, просидев как в тумане, я прижимала руку к карману, в которой припрятала то, по чему могла хоть как-то найти похитителя моего покоя. Как я дошла до школы, как собралась с утра? Я смутно стала воспринимать происходящее. Когда я пришла ночью, дома все ложились спать, и я незамеченной дошла до спальни. Но что теперь? Я не могла думать ни о чем, кроме как о таинственном парне с оторвавшимся от рукава знаком буддийского монастыря. Я ничего о нем не знала, и он не сделал ничего сверхъестественного. И всё-таки… всё-таки любопытно посмотреть в глаза человеку, который это сделал. Просто взглянуть на него, чтобы понять, испытываю я равнодушие, ненависть, симпатию, отвращение, презрение? Но неужели же он монах? Это было нелепо и претенциозно. Я включила компьютер, как только оказалась дома, чтобы узнать что-нибудь о «Тигрином логе».
Это было самым непопулярным, что я могла спросить у интернета и поисковиков в нем. На данное словосочетание мне выдало единственную статью, и то на экскурсионном сайте храма Хэинса: «Тигриный лог – буддийская школа боевых искусств, в своё время имевшая расцвет, но теперь находящаяся на стадии закрытия. С самого момента её основания в неё принимались только мужчины, дававшие обет безбрачия. Они должны были жить аскетической жизнью, познавать мудрость искусства боя, буддизма и никогда не покидать стен монастыря, если только их не призывал государь на защиту родины. Умелые воины, они сыграли свою роль в истории нашей страны. Но устаревший по современным меркам устав и крайняя строгость монастырских правил свели на нет приток новобранцев. На данный момент монастырь собирались ликвидировать, но спонсорские деньги поклонников этого места открыли возможность для поступления двадцати неофитов из разорившихся семей и мальчиков-сирот, и после небольшого ремонта, монастырь ожидает маленькое возрождение». Я посмотрела на дату обновления – статистика выдана летом. Итак, в Тигрином логе живет двадцать молодых людей, каждый из которых потенциально может быть тем, кого я хотела узнать в лицо. Все они прибыли недавно, не в силах поступить в университеты, которые не могут оплачивать, не имеющие будущего, всё что они могли – это стать монахами-аскетами, взамен чего обретут кров и пищу. И, учитывая, что мы живем не в эпоху Чосон, и войн не предвидится, вряд ли президент позовет их в армию, а это значит, что они попали за стены монастыря навсегда. «Мне нужно последнее воспоминание» - сказал он, давший мне самое первое, как-то связанное с мужчинами. И его голос, ускользающий и непонятный, всё ещё щекотал мой слух.
Я полистала картинки с борцами-буддистами. Выдавало совершенно различные типажи, от лысых тайцев в оранжевых одеждах, до японских ниндзя в черном. Какими могут быть монахи-воины двадцать первого века? Способными к слепому вожделению – вот что безусловно. Перед тем, как забыть о мирской жизни, молодой человек захотел поцеловать девушку. Его романтизм, который я сама только что сочинила, покорил меня до глубины души. Он стал рыцарем, которого я встретила и тут же потеряла. Всё ещё лазая в интернете, я остановила перед собой картинку из фильма «Воин Пэк ТонСу». Длинноволосые и с мечами, суровыми лицами и стальными нервами – настоящие мужчины, какие перевелись в молодом поколении. Такие ли они там, на одной из высот Каясан? Смогу ли я с ним встретиться или туда нельзя входить так же, как выходить оттуда? Завтра был выходной в школе, и я целеустремленно полезла узнавать расписание автобусов до Хэинса. Оттуда по тропе вверх, около часа пешком, кажется – отец когда-то рассказывал, как гулял там в молодости с друзьями, - и я предстану перед тем, кто нарушил мой скромный быт провинциалки, переставшей хотеть быстрее уехать в Сеул или ещё куда-нибудь, к шумной суете мегаполисов, где любят лишь эффектных, ярких и выделяющихся, а такую, как меня, могут заметить только здесь, в Тигрином логе, безысходность которого толкает на отчаянные поступки.
Монастырь
Выбрав не самый ранний рейс, чуть за полдень я была у Хэинса. Спрятавшийся в зелени храмовый комплекс в дюжину зданий, как озорник вздернул к небу углы своих серых крыш, припекаясь на солнце. От выметенных тропинок немного парило жаром, и я, поинтересовавшись у бродивших служителей, где тропа к Тигриному логу, была награждена удивленным молчанием. Не понимая, почему со мной не заговорили, я искала более разговорчивых людей, пока не добилась хоть чего-то от подметавшего двор возле главной постройки мужчины, усмешки и комментария: «Зачем это девочке? Это же мужская обитель!». Покружив ещё минут пятнадцать по территории, я вернулась к нему и настойчиво попросила указать мне направление к этой предназначенной сугубо для сильного пола цитадели. Дворник поднял погрубевший коричневый палец и ткнул им туда, где поднимался склон самой крутой и высокой горы.
- А я там не заблужусь? – поинтересовалась я, определяясь хоть с каким-то ориентиром.
- Путь один, - так же немногословно заключил рабочий и, подняв передо мной пыль резкими движениями метлы, обозначил окончание аудиенции.
Путь был один, но он не уточнил, что головоломный, ногивывихивающий и подвергающий жизнь ежесекундной опасности. Если это была единственная дорога к Тигриному логу, то я засомневалась, что в нем недавно появились обитатели. Тропа была не хоженой лет двести! Заросшая репейником, колючими кустарниками и цепляющейся травой по пояс, она вилась под приличным углом вверх, не подразумевая хотя бы подобия ступенек или указателей. Я шла наугад, придерживаясь установки «прямо» и интуитивно предполагая, где можно разместить монастырь, для чего иногда задирала голову и рассматривала отдаленные виды. К слишком просматриваемым пространствам я не двигалась, как и к чересчур рубленым, скалистым. Где-то в таком же лесу, как тот, что вокруг Хэинса, только выше и надежнее сокрытый, живет своей тихой жизнью монастырь. Обдирая ладони и коленки, поскольку не раз упала на те и другие, я карабкалась среди зарослей и каменистых насыпей, молясь о том, чтобы тут не водились ядовитые змеи. Или хотя бы не набросились на меня, поскольку из курса краеведения в младшей школе я точно знала, что змеи тут есть.
Со времен молодости моего отца явно что-то изменилось. Или он был куда более крепок и шустер, чем я. Прошло намного больше часа, когда я оказалась перед старинными воротами, возвышающимися в два моих роста. Не выглядящие ветхими, они выдавали свою допотопность скорее стилем и формой, которая была отлично реконструирована и подлатана, отливая на солнце новенькими металлическими заклепками, гвоздями и болтами. Петлями, наверное, тоже бы сияли, но они мудро вделались со стороны жилой части, так, чтобы с них невозможно было снять дверцы – обдуманная страховка прошлых времен, когда могли ждать нападений и штурма. Стены из валунов, столь же высокие, как и ворота, заканчивались черепичными козырьками, но между ними оставались проёмы. По ту сторону вдоль стен должно быть обходной коридор. Хотелось бы мне увидеть изнутри, что там и как. Но в округе, утонувшей в горной глуши и прохладе деревьев – тут было куда свежее, чем внизу, - не слышно было ни звука. Монастырь казался вымершим. Не хватало стервятников над головой и покаркивания ворон. Вообще, всей атмосфере больше бы пошли руины, разруха и истлевающие доспехи, будто когда-то тут прошёл великий бой, и с тех пор место осталось нетронутым. В этой недоступности, в этом одиночестве следы недавнего строительства резали глаз киношностью. Но достаточно любоваться, пора было переходить к действиям. И я постучала в маленькую калитку, вставленную незаметно в ворота. По толстому дереву мои удары почти не раздались. Набравшись смелости, я постучала ещё раз. Потом ещё, сильнее и громче, пока, напугав меня, резко не отворилось окошко в этой калитке, которое я бы и не заметила, не растворись оно. Перекрытое вертикально тремя прутьями, квадратная прорезь нарисовала мне узкие недовольные глаза под черными бровями. Отпрянув невольно назад, я ждала, что у меня спросят. Ничего не спросив, недовольные глаза закрыли окошко.
