- Я хочу уйти вместе с ним, - брякнула я. В конце концов, почему лучший друг не имеет права испытывать такого желания? Это здоровая мужская дружба, ничего более. Да и если уходить, какая разница, узнает всё Хан или нет?

- Разделить участь брата… хвалю, - Хан, придерживая дверь, чтобы никто не ворвался в наш диалог, заговорил доверительнее: - Но за стеной вы вряд ли продолжите тот же образ жизни. Выйти, чтобы пойти разными дорогами?

- Кто знает, - витиевато сказала я.

- Но ты-то в курсе, что он, рано или поздно, вышел бы отсюда. Чему огорчаешься сейчас? От неожиданности? – я сделала неопределенный жест. – Я не знаю, что стряслось, но при обычных обстоятельствах он вышел бы отсюда года через три, может, чуть раньше или позже. А ты уходишь отсюда до нового года, насколько я знаю? Скажи, он бы пошёл за тобой до собственного выпуска? – я посмотрела в умные и бесстрашные карие очи мастера Хана. Пошёл бы за мной он? Джин сам говорил, что намерен остаться в Тигрином логе, и не случись вчерашнего казуса, он бы не покинул монастырь вместе со мной. Или что-то вчера изменилось? Или его поцелуй был решением, выбором в мою пользу в ущерб буддизму? – Мне думается, что он отслужил бы долгу до конца, и тогда бы с тобой встретился.

- Но он не знает, что выход отсюда возможен в естественном порядке, - а что, если порыв Джина был порывом отчаяния? Если он подставил себя, чтобы выбраться отсюда и быть со мной? Тогда отказ уходить с ним вдвойне презренен. – Учитель, скажите, что правильно для меня? – взмолилась я. Мне нужно спасение в каком-то мудром совете. Я не справлюсь сама, не смогу!

- Для тебя? – мастер Хан ухмыльнулся. – Сожалею, но я обучаю людей тому, как поступать вопреки собственной выгоде, - проведя пальцем по щербине на деревянной стене, мужчина убрал от неё руку. – Для меня, наверное, было бы правильнее находиться сейчас рядом с женой и детьми, которые успевают забывать, как я выгляжу. Я эгоистично ухватился за две любимые вещи сразу: женщину и предназначение. И теперь пытаюсь удовлетворять обеих, - повернувшись ко мне, он сделал разворот на полкруга, обозрев площадку до душевых, воздев взор выше, на горы за крышами, сияющие под солнцем. Когда Хан говорил вот так, то казался мне верхом морально-эстетического совершенства. – Но и они понимают мои потребности. И если я не ушёл отсюда ради жены, то это не значит, что я поступаю плохо. Это значит, что я не поступаюсь чем-то, что выше моей собственной жизни. И её благ. Наших благ.

- Если бы я был учеником – мне тоже было бы понятно с целями…

- Я уже говорил тебе, что именно им ты тут и числишься? Так, будь добр, Хо, заверши свой долг до конца, а потом выделывайся с подвигами, - натянуто улыбнувшись, Хан покинул меня, вернувшись к занятию борьбой. Я осталась одна, под изогнутым козырьком, скрывающим меня от утренних золотых бликов, замерших не пропущенными на границе с тенью. Прохладно-щиплющий воздух омывал лицо. Недожженная куча осеннего мусора ждала своего часа ярусом выше, у задней части бани. Посуда на кухне. Уборка в зале. Чонгук с постельным режимом. Замкнутый Лео, не совсем готовый к жизни во внешнем мире. Завершить свой долг? В чем он заключается? В услугах горничной? Ради этого убить надежду Джина, что он мне дорог? Но он мне, действительно, дорог. А Ви попросил не уходить… и Шуга считал, что я не обязана бросаться вон за содеянное. Но они мало понимали пока в законах монастыря. А лучший законник – Хенсок, не спешил растолковывать истинный смысл всего.

Я вернулась к комнате Джина, но боялась в неё войти. Боялась увидеть его глаза, боялась заговорить с ним. Мне хотелось бы услышать мнение какой-нибудь незаинтересованной стороны, но где её взять? Я положила ладонь на потертую шероховатую деревянную дверь. Он за ней. Ждет меня, моего решения, моих слов, которые я не могу произнести. Я ненавижу себя. Дверь открылась сама, и Джин чуть не сшиб меня, направляясь куда-то.

- О!.. – только и выдал он, застыв. Я отступила на шаг. Мы неловко помялись. – И давно ты тут?

- Не очень. Ты куда-то шел?

- Хотел попрощаться с учителем Ли. Но это подождет. Проходи, - отошел Джин, впуская меня.

- Не знаю, стоит ли…

- Ты не надумала уходить, да? – не знаю, что было на его лице, когда он это произнес. Я не смотрела, мне достаточно было его голоса, от которого хотелось броситься с обрыва.

- Если я не уйду, мне будет очень плохо, - призналась я. Не буду смотреть на него, не буду! Это терзает, режет, пилит. На нём уже была белая футболка и наручные часы на запястье, и джинсы облегали ноги, и вырез уголком обнажал ключицы, и низ футболки чуть загнулся слева, так и тянется поправить. – Но я не уйду, ты прав, - сказала я. Тишина. Лучше бы сказал что-нибудь. Что угодно. – Не потому, что люблю кого-то здесь больше тебя, - Искренне заверила я. Неизвестно, если бы уходил сейчас Лео, ушла бы я с ним или Джин заставил бы задержаться на месяц? – А потому что надо доводить дела до конца.

- Ты всё ещё ищешь парня, что заманил тебя сюда? – он говорил в переносном смысле, конечно. Не специально заманил, а вообще, открыл мне эту Шамбалу*.

- Не только… Ви просит не уходить, Шуга тоже, Чонгук вывихнул лодыжку…

- Я видел, - кивнул Джин. Как же отвратительно, тошно от того, что он не жалуется на меня, не предъявляет претензий! Не говорит гадости (да разве можно было ждать такого от Джина?). Скажи же, что ты был лучшего обо мне мнения и теперь я в твоих глазах – ничто! – Опять ты работаешь для всех утешительницей и ангелом милосердия, - молодой человек коснулся кончиками пальцев моего виска, робко поправил челку, убрал руку.

- Я хотела бы быть утешительницей и для тебя… - я подняла взор, заметила, что он спешит перебить меня, и не дала этого сделать. – Я не ради красного словца это говорю! Джин… мы ведь не навечно прощаемся. Я в любом случае уйду отсюда не позже, чем в декабре. Если ты, действительно, любишь меня, что значат эти два месяца? А если за это время ты найдешь другую, то я всё правильно сделала, и Хенсок был прав – это всего лишь страсть.

- Что ж, если я нуждаюсь в проверке, - Джин коротко посмеялся. – Пусть это будет проверкой. Всякая разлука – тест на крепость. Согласен, пусть будет так. Я приеду сюда, в поселок у подножья Каясан, перед самым Новым годом. Ты наверняка уже будешь дома.

- А если нет? Или я захочу найти тебя раньше?

- Ким Сокджин, - протянул он мне ладонь, представляясь, будто знакомясь впервые. Я несмело её приняла, а он нежно пожал мою. – Я живу в Аньяне**. Адрес я запишу.

- Сокджин… - повторила я, смакуя настоящее имя. – Ты не сильно проявил фантазию, беря псевдоним.

- Ты же знаешь, я не люблю обманывать, - улыбнулся Джин. – Тем более, я не собирался отрекаться от прошлого и начинать жизнь заново. Я хотел переосмыслить прежнее и изменить себя, исцелить, хоть немного, равновесие в себе и вокруг. Ну, не получилось, - я виновато насупилась, на что он тронул кончик моего носа. – Перестань. Как ты и сказала: мы прощаемся не навечно. Давай посидим на дорожку, и я пойду прощаться с ребятами…

- Джин! – не выдержав, я заплакала и кинулась обнять его. Растопырив руки от внезапности, он осторожно опустил их на меня и прижал к себе. Я уткнулась ему в грудь. Даже сменив обличье на обычного мирского парня, он оставался несравненным. Я не знаю, есть ли такие ещё на земле, или и этого не существует и за стеной он, как всякое волшебство, исчезнет без следа? Лео говорит, что никто, выйдя отсюда, не останется таким же, каким был в Тигрином. А Джин? Я не верила, что в нем что-то будет иначе. Он слишком постоянен и определен. Или полтора месяца, что я его знаю – не показатель? Многие люди открываются лишь через годы… Не хочу думать о том времени, в котором ничего может не вернуться. Наверняка так и будет, ничто не повторяется. Но пока он ещё здесь, со мной. Мои всхлипы тонули на белой футболке. Он поцеловал меня в макушку, гладя по спине. – Джин, я безвольная юная дура! Я хочу уйти с тобой, но мне только восемнадцать… и почему в таком возрасте кажется, что определяясь с чем-то окончательно, совершаешь ошибку? Почему я боюсь уйти с тобой, решив тем свою судьбу окончательно? Ведь здесь… здесь я ещё свободна. Мне страшно, что это держит меня, а не забота о ребятах. Хотя и о них я очень волнуюсь… но я волнуюсь и за себя, которая выйдет отсюда. Что с ней будет?