Теперь Рафар снова двинулся к Люциусу, чтобы продолжить пытку.

– Скажи-ка мне, князь в отставке, что происходит в Аштоне? Все ли готово?

– Да, Ваал-Рафар, – быстро ответил Люциус.

– Ах, вот как! Значит, ты уже покончил с молящимся Бушем и этим сонным смутьяном Хоганом? Люциус замялся.

– Значит, ты этого не сделал? Сначала ты позволил им явиться в город, который мы выбрали как чрезвычайно важное место для нашего дела…

– Это была ошибка, Ваал-Рафар! – выпалил Люциус. – Прежнего шефа «Кларион» удалось убрать по твоему приказу, но… никто не знает, откуда взялся Хоган. Он купил газету прежде, чем мы успели что-нибудь предпринять.

– Ну, а Буш? Я думал, что вы помогли ему исчезнуть.

– Это… это был другой служитель. Его мы убрали.

– Ну, и…?

– Вместо него появился этот молокосос. Неизвестно откуда.

Длинная зловонная струя вырвалась между клыками Рафара.

– Небесное воинство, – грозно произнес он. – Вы его прозевали. И теперь они действуют через избранников Божьих прямо у вас под носом! Ни для кого не секрет, что Ханк Буш постоянно молится. Тебя что, это не пугает?

Люциус кивнул:

– Да, конечно, это самое ужасное. Но мы на него все время нападаем, стараемся выжить из города,

– Ну, и как он реагирует?

– Он… он…

– Говори!

– Он молится.

Рафар покачал головой.

– Да, именно так, ведь он Божий служитель. Ну а, Хоган? Что вы предприняли против него?

– Мы… мы воздействовали на его дочь. Услышав это, Разувер не смог сдержаться:

– Я же сказал им, что это не поможет! Мы только раздразним Хогана и поможем ему выйти из летаргического сна.

Люциус изо всех сил старался привлечь внимание Ра-фара:

– Если мой господин позволит мне объяснить…

– Позволяю, – снисходительно бросил князь, не сводя глаз с Разувера.

Люциус лихорадочно выкладывал свои соображения:

– Иногда бывает неумно атаковать напрямую, так что мы нашли его слабое место – дочь, и решили, что нужно начать наступление с нее, нанести удар по дому, может быть, разбить его семью. Нам удалось разрушить жизнь предыдущему редактору. По крайней мере, это первое, что нужно попробовать.

– У вас ничего не выйдет, – опять затявкал Разувер. – Маршалл был безопасен для нас, пока вы не нарушили его благополучия. А теперь… теперь я боюсь, что мне не удастся заполучить его обратно, он…

Нетерпеливый угрожающий жест Рафара оборвал излияния духа самодовольства и отчаяния:

– Я не желаю, чтобы Хоган стал таким, каким был прежде, я хочу, чтобы он был уничтожен. Да, забирайте его дочь. Отберите у него все, что только возможно. Нам ни в коем случае нельзя рисковать.

– Но…

– пискнул Разувер.

Рафар снова схватил его и процедил, обжигая ядовитым дыханием его лицо:

– Забери у него мужество! Это-то ты наверняка сможешь сделать.

– Да-а-а-а…

Но Рафар не собирался ждать ответа. Сильным взмахом руки он вышвырнул Разу вера из подвала.

– Мы его уничтожим, окружим со всех сторон, мы выбьем почву у него из-под ног. Что же касается нового служителя, который затесался здесь не к месту, мы ему подстроим какую-нибудь ловушку. Но наши противники, насколько они сильны?

– У них нет никакой силы, – ответил Люциус, пытаясь поправить свое шаткое положение.

– Они достаточно умны, чтобы заставить вас поверить в свою слабость. Роковая ошибка, Люциус, – князь Вавилона обернулся к остальным. – Не смейте больше избегать ангелов. Надо охотиться за ними, считать, сколько их. Узнайте, где они, их планы, их имена. Не было еще ни одного задания, в которое бы не вмешалось Небесное воинство. А это дело особой важности. Меня прислал наш хозяин, и я должен исполнить его волю. У него большие виды на этот город. Одного моего появления достаточно, чтобы стянуть целую армию противника на наши головы. Будьте бдительны и не отступайте ни на шаг. Особенно это касается двух типов: пастора и журналиста, которые путаются у нас под ногами. Последние две занозы необходимо вытащить. Сегодня ночью испытаем, на что они способны.

Был темный дождливый вечер. Крупные капли стучали в старую оконную раму, не давая никому уснуть. В конце концов сон одолел Мэри, но Ханк, на душе у которого было и без того неспокойно, никак не мог расслабиться. Минувший день был тяжелым и неприятным во всех отношениях. Пришлось потратить немало сил, чтобы замазать надпись на фасаде дома, и все это время он неотступно

Размышлял, кто же был способен написать о нем такое. В ушах звучал последний телефонный разговор с Альфом Бруммелем. К тому же Ханку не давали покоя высказанные ему членами правления горькие и обидные слова. Он не ждал ничего хорошего от общего собрания, назначенного на пятницу, и сейчас, лежа в темноте, он в отчаянии шептал Господу свою молитву.

Удивительно, насколько каждый комок в матрасе кажется еще жестче, когда человек взволнован. Ханк уже начал беспокоиться, что ворочаясь, он разбудит Мэри. Он то ложился на спину, то поворачивался с боку на бок, засовывал руки под подушку, но тут же вытаскивал их оттуда. Наконец, совершенно измучившись, Ханк взял бумажную салфетку и высморкался. Часы показывали двадцать минут первого. Когда они ложились спать, было десять.

Ханк впал в полузабытье. Через некоторое время сон овладел им, и, как это обычно бывает, настолько незаметно, что утром и не вспомнить, как заснул.

Прошел час-другой, и его начали одолевать неприятные сновидения. Сначала это был давно знакомый сон: будто он едет на автомобиле прямо через гостиную, а потом машина превращается в самолет и взлетает. Затем сновидения начали сменяться с невероятной быстротой, становясь все более хаотичными и лихорадочными. Ханк из последних сил избегал невероятных опасностей, слышал крики, чувствовал, что на него нападают, видел кровь и ощущал ее вкус. Картины сменялись, переходя с цветных ярких на мрачные черно-белые. Он отчаянно боролся за свою жизнь: бесконечные преграды и враги подстерегали его, окружая со всех сторон. Происходящее было полной бессмыслицей, но одно ощущение не оставляло его ни на мгновение: леденящий душу ужас. Ему отчаянно хотелось закричать, но и лишней секунды у него не было. Он боролся с чудовищами и невидимой нечистой силой.

У него стучало в висках. Весь мир кружился, и ужасная вакханалия, проносившаяся в голове Ханка, стала доходить до его сознания, пробуждая ото сна. Он потянулся, перевернулся на спину, глубоко вдохнул, чтобы окончательно сбросить с себя кошмарные видения. Глаза его были полуоткрыты, но взгляд еще не мог ни на чем окончательно остановиться. Ханк испытывал неприятное чувство оцепенения, какое бывает, когда человек еще находится между сном и явью.

Но что это? Видит ли он это на самом деле? Похожее на привидение существо парило в воздухе под потолком, будто изображение, светящееся на черном бархате. Прямо над кроватью, настолько близко, что он ощущал серное удушливое дыхание, ужасная рожа гримасничала и изрыгала злобные слова, смысла которых он не понимал.

Усилием воли Ханк резко открыл глаза. Ему казалось, что он все еще видит перед собой эту маску, между тем изображение угасло, и в этот момент он почувствовал резкий сильный удар под ложечку. Сердце забилось и застучало с такой силой, будто хотело выскочить из груди. Пропитанные потом пижама и простыня прилипли к телу. Ханк лежал, тяжело дыша и выжидая, когда ужас оставит его. Все оставалось без изменений, и он чувствовал, что не в силах совладать с собою,

«Мне просто приснился кошмар, – уговаривал себя пастор, – может, я еще так и не проснулся». Он широко открывал глаза, озирался по сторонам, пытаясь узнать знакомые очертания домашней обстановки. Одновременно ему хотелось, как в детстве, спрятаться с головой под одеяло в надежде, что привидения, чудовища и ночные воры исчезнут сами собой.

Ханк не мог различить в темноте ничего, кроме обычных вещей. В углу притаилось вовсе не приведение – это белая рубашка висела на стуле. Мерцавший на стене странный кружок света был всего лишь отблеском от стекла его часов, отражающего свет уличных фонарей. Но что-то его напугало, и он по-прежнему испытывал безотчетный ужас. Ханка всего трясло, и он судорожно пытался понять, где галлюцинации, а где реальность. Он, затаив дыхание, прислушивался, но даже тишина, царившая вокруг, несла в себе угрозу. Она была обманчивой и не успокаивала. Ханку казалось, что в ней затаилось нечто злое, незваный гость или бес, выжидающий удобного случая для нападения. «Что это? Чьи-то шаги? Или кто-то скребется? Нет, это ветер стучит в окно», – уговаривал он себя. Дождь прекратился.