– Я говорила утром с мамой. Она прекрасно понимает нас обоих и не хочет становиться на чью-либо сторону. Мама – и это, наверное, самое главное – много молится за нас в последнее время, особенно за тебя. Она сказала, что даже видела тебя сегодня во сне. Ей снилось, что с тобой стряслась какая-то беда и что Бог пошлет тебе ангелов на помощь, если она будет за тебя молиться. Моя мама отнеслась к этому очень серьезно и сразу начала молиться.

Маршалл слабо улыбнулся. Ему приятно было это слышать, но какая от этого могла быть польза?

Кэт сказала, подводя итог:

– Я собираюсь пожить у нее немного. Мне нужно подумать. И тебе нужно подумать. Ты должен решить, какие из своих обещаний ты действительно собираешься выполнить. Нам необходимо решить это раз и навсегда, Маршалл, прежде, чем мы предпримем следующий шаг. Что касается Санди, то я не знаю, где она сейчас. Если я ее найду, то, может быть, предложу поехать со мной. Хотя я сомневаюсь, что она захочет оставить Шона и все то, во что ее впутали, – Кэт сделала глубокий вдох, страшная мука сжала ей сердце. – Единственное, что я могу сказать, – считай, что ты ее больше не знаешь, Маршалл. И я ее не знаю, она отдаляется от нас все больше и больше… Ты всегда отсутствовал… – Кэт не могла больше говорить. Закрыв лицо руками, она горько заплакала.

Маршалл не знал: подойти ли ему к ней, подбодрить ее, обнять? Как она это воспримет? Верит ли она, вопреки всему, что его волнуют ее переживания?

Он страдал вместе с ней. В его сердце было сомнение. Он подошел и тихо положил руку ей на плечо.

– Я не могу сейчас тебе сказать ничего конкретного, – мягко произнес Маршалл. – Ты права. Все, что ты мне высказала, правильно. Я не решусь сегодня дать новые обещания, которые я, может быть, не выполню, – то, что он говорил, причиняло ему боль, но он заставлял себя продолжить. – Я должен все обдумать, хорошенько разобраться. Наверное, тебе лучше уехать. Поживи у мамы, будь подальше от всей этой заварухи. Я… я дам тебе знать, когда все кончится, когда я подойду к тому, что действительно важно. Я не буду просить тебя вернуться до этого.

– Я люблю тебя, Маршалл, – плача сказала Кэт.

– Я тоже тебя люблю, Кэт.

Она неожиданно поднялась, обняла его и горячо поцеловала. Маршалл долго не сможет этого забыть: поцелуй, когда Кэт отчаянно прижимала его к себе, ее лицо, залитое слезами, и тело, дрожащее от плача. Маршалл с силой обхватил жену, как будто держал в руках саму жизнь, драгоценное сокровище, которое он, может быть, терял навсегда.

Потом Кэт грустно произнесла:

– Лучше мне ехать прямо сейчас, – и обняла его в последний раз.

Удержав ее еще на мгновение, Маршалл проговорил ободряюще:

– Все будет хорошо. Прощай.

Чемоданы были уже упакованы. Кэт не брала с собой много вещей. Входная дверь тихо закрылась за ней, их маленький пикап попятился к выезду на улицу.

Маршалл долго одиноко сидел у кухонного стола. Он тупо рассматривал узоры на его поверхности. Тысячи воспоминаний проносились в голове. Минута проходила за минутой, но он не замечал времени. Земля продолжала вращаться и без его участия.

Наконец он вышел из оцепенения, и все его мысли и чувства сосредоточились на одном имени: «Кэт…» – он плакал и плакал.

Закусив нижнюю губу, Гило внимательно следил за происходящим внизу, в долине. С ним были две дюжины воинов. Из их укромного наблюдательного пункта, среди скал, резиденция Стронгмана, князя Силы, походила на осиное гнездо, вокруг которого вился гудящий, рассерженный рой. Мириады бесов образовали живую движущуюся массу над группой одиноко стоящих мрачных зданий. Звуки от взмахов их крыльев гулким эхом отражались от окружающих гор. Демоны вели себя необычайно встревоженно.

– Они что-то замышляют, – заметил один из воинов.

– Пожалуй, кому-то явно грозит опасность, – произнес Гило. – Берусь утверждать, что дело касается Сузан. По всему комплексу зданий готовили к отправке громадные фургоны с вещами из канцелярии и охотничьими трофеями Александра Касефа. Персонал разошелся по жилым корпусам упаковывать свои пожитки. Сам воздух был полон возбужденного ожидания переезда. Люди собирались кучками то тут, то там, беседуя на разных языках, о большом каменном особняке, вдали от общей суеты, ^узан Якобсон тоже собирала вещи. Она разбирала рукописные заметки, документы, газетные вырезки из большой артонной коробки, собираясь выбросить все, что не имело особой ценности. Но почти каждый листок бумаги был нужным и важным. Единственный чемодан, лежащий туалетном столике, должен был вместить в себя все. Он и без того уже полон и слишком тяжел для Сузан, но, тем не менее, она складывала в него все новые и новые бумаги.

Быстро прошептав несколько молитв, она снова начала сортировать свой груз, чтобы отделить половину. Потом принялась тщательно укладывать чемодан: папка сюда, свидетельства туда, еще несколько документов, фотографии, еще одна папка, ксерокопии, толстая пачка фотографий, несколько непроявленных пленок.

Неожиданно раздались шаги в коридоре! Сузан быстро захлопнула чемодан, прижала крышку коленом, защелкнула замок и, быстро приподняв свисавшее покрывало, задвинула тяжелый чемодан под кровать. Потом торопливо собрала оставшиеся бумаги в коробку и спрятала ее за кипой простыней в бельевом шкафу.

Не постучав, в комнату вошел Касеф. На нем была свободная будничная одежда, так как он тоже укладывал вещи, принимая участие во всеобщей суете.

Подойдя к нему, Сузан обвила его руками за шею.

– Привет! Ну, как у тебя дела?

Он нехотя обнял ее в ответ, потом снял ее руки и осмотрелся.

– Мы удивлялись, куда ты пропала, – произнес толстяк. – Все собрались в обеденном зале и надеялись, что ты спустишься к нам.

В его голосе было что-то чужое и угрожающее.

– Да, – ответила Сузан, несколько обеспокоенная его необычным поведением, – конечно, я приду. Я не пропущу такой случай ни за что на свете.

– Прекрасно, – сказал он и снова оглядел комнату.

– Сузан, можно мне заглянуть в твой чемодан? Она посмотрела на него с удивлением:

– Что?

Касеф не собирался менять своего решения или объяснять его:

– Я хочу посмотреть твой чемодан.

– Чего ради?

– Давай его сюда! – потребовал он тоном, не допускающим возражений. Сузан направилась к гардеробу, достала голубой чемодан, полный одежды, и бросила его на кровать. Касеф открыл замки, откинул крышку и начал поспешно доставать вещи, небрежно раскидывая их во все стороны.

– Нет, – запротестовала Сузан, – что ты делаешь? Мне понадобилось несколько часов, чтобы их уложить!

Касеф опустошал чемодан, открывая все отделения и отстегивая все ремни. Когда проверка закончилась, Сузан казалась по-настоящему рассерженной.

– Алекс, что все это значит?

Он обернулся к Сузан с угрюмым видом, посмотрел ей в лицо, а затем неожиданно расплылся в широкой улыбке.

– Уверен, что ты сумеешь упаковать чемодан еще удачней, чем в первый раз.

Сузан не знала, что ему ответить.

– Но я должен контролировать все. Видишь ли, дорогая Сузан, ты ведешь себя странно, избегаешь меня, – толстяк медленно ходил по комнате, внимательно заглядывая в каждый укромный уголок. – К тому же у нас, кажется, исчезло несколько важных папок с документами, из тех, к которым имеют доступ только такие доверенные люди, как ты, моя Служительница, – его лицо снова скривилось в улыбке, острой, как нож. – Я знаю, что твое сердце, несомненно, скоро соединится с моим, несмотря на твою… скажем, рассеянность и необоснованный страх, который ты проявляешь в последнее время.

Сузан, оправившись, посмотрела ему прямо в глаза:

– Это происходит исключительно из-за слабости моей человеческой натуры, которую, уверена, я сумею преодолеть.

– Слабость твоей человеческой натуры… – он с минуту раздумывал над ее словами. – Те самые маленькие слабости, которые всегда делали тебя такой привлекательной, потому что могли таить в себе опасность.