– Ты уверена, что это кричал не я?

– Абсолютно уверена.

Затем последовала долгая напряженная пауза.

– Что же теперь будет? – спросила наконец Мэри.

– Давай молиться, – ответил Ханк. Для него это было естественным выходом из любого положения.

И они молились, сидя за маленьким кухонным столиком. Взяв друг друга за руки, они держали совет с Господом, благодарили Его за ночное переживание, за то, что он оградил их от настоящей опасности, дав им почувствовать, что представляет из себя враг. Они провели так около часа, и постепенно их мысли перенеслись с личных проблем на общечеловеческие. Ханк и Мэри молились за свою церковь, за прихожан, за город, за свой народ, за весь мир. Это дало им чудесное ощущение связи с Божьим престолом, уверенность в союзе с Господом и в своей сопричастности к серьезному делу. Ханк твердо решил продолжать сражение с дьяволом, пока не заставит его обратиться в бегство, и был уверен, что Бог хочет того же.

Теплое молоко и присутствие Кэт успокаивающе подействовали на взвинченные нервы Маршалла. С каждым глотком молока и с каждой минутой покоя к нему возвращалось сознание того, что мир не перевернулся, и он сам будет жить дальше, и утром, как обычно, взойдет солнце. Маршалл недоумевал, отчего еще недавно все выглядело столь ужасно.

– Ну как, теперь лучше? – спросила Кэт, намазывая масло на теплый поджаренный хлеб.

– Вроде бы да! – ответил Маршалл, отметив про себя, что сердце стучит так же размеренно, как и всегда. – Не понимаю, что на меня нашло.

Кэт поставила перед ним тарелку.

Маршалл взял хлеб и спросил:

– Значит, у Тэрри ее нет?

Кэт утвердительно кивнула головой.

– Ты уверен, что хочешь поговорить о Санди? Маршалл был готов к беседе.

– Да, нам нужно переговорить о многом.

– Не знаю, с чего начать…

– Ты думаешь, что я виноват?

– Ох, Маршалл…

– Пожалуйста, говори честно, я целый день получал удары в спину. Я тебя слушаю.

Глаза их встретились, и Кэт долго смотрела на Маршалла серьезным и полным любви взглядом.

– Вовсе нет, – наконец сказала она.

– Уверен, что виноват во всем я.

– Я думаю, мы все виноваты, Санди тоже. Не забывай, что она многое решает сама.

– Конечно, но, может быть, это произошло оттого, что мы не предложили ей взамен чего-нибудь лучшего.

– Как ты считаешь, не поговорить ли с пастором Янгом?

– Вот уж подходящий тип.

– Что?

Хоган безнадежно покачал головой.

– Может быть… может быть, этот Янг слишком либерален. Ты знаешь, он так много говорит об общечеловеческой семье, о самопознании, о спасении китов…

Кэт была удивлена.

– А я думала, что он тебе нравится.

– Да… пожалуй. Но не всегда. Вообще-то, когда я бываю на службе у Янга, у меня не возникает ощущения, что я нахожусь в церкви. Скорее это напоминает заседание парламента или одну из тех странных лекций, которые слушает Санди.

Он посмотрел жене в глаза; они были серьезны. Кэт была вся внимание.

– Кэт, у тебя никогда не возникала мысль, что Бог должен быть, как бы это сказать… значительнее? Тот Бог, которому мы поклоняемся в нашей церкви… для меня Он нереален. А если Он на самом деле таков, значит, Он еще беспомощнее, чем мы сами. Неужели можно надеяться, что Санди поверит той чепухе, которой я и сам не верю?

– Я не знала, что тебя мучают подобные мысли, Маршалл.

– Я только что об этом подумал. То, что случилось сегодня ночью… Я должен все основательно переосмыслить. За последнее время многое произошло.

– Что ты имеешь в виду? Что произошло?

«Нет, я не могу ей сейчас сказать», – подумал Маршалл. Ну как ей передать странный, завораживающий взгляд Бруммеля и разговор с ним, ощущение встречи с призраком, которое осталось у него от стычки с профессором Лангстрат, а ужас, который он испытал сегодня ночью? Это было необъяснимо. В довершение ко всему, Санди исчезла. Он был потрясен своей полной неспособностью ответить ударом во всех этих ситуациях. Как будто кто-то управлял им. Но как объяснить все это Кэт?

– Ну, это длинная история, – отмахнулся он наконец. – Единственное, в чем я уверен: наша жизнь, наша религия, словом, все, абсолютно все, не в порядке. Что-то должно измениться.

– Может, ты хочешь поговорить с пастором Янгом?

– Да ведь он полное ничтожество! В это мгновение, несмотря на то, что был час ночи, зазвонил телефон.

– Санди!

– воскликнула Кэт.

– Слушаю?!

– Маршалл поспешно рванул трубку.

– Привет! – раздался женский голос. – Ты не спишь?

Маршалл был разочарован. Это была Бернис.

– Здравствуй, Берни, – сказал он и посмотрел на лицо которой мгновенно омрачилось. Не клади трубку! Прости, что я звоню так поздно, но у меня была одна встреча, и я только что вернулась домой. Мне так хотелось проявить пленку… Ты сердишься?

– Сердиться я буду завтра утром, а сейчас я слишком устал. Ну и что у тебя вышло?

– Так вот. Я знаю, что на фестивале я отсняла двенадцать кадров, в том числе с Бруммелем, Янгом и тремя неизвестными. Сегодня дома я отщелкала оставшиеся двенадцать – снимала кота, соседку на фоне торгового центра, вечерние новости и так далее. Сегодняшние снимки получились…

Наступила пауза, и Маршалл понял, что он должен задать вопрос.

– А как с остальными?

– Эмульсия была абсолютно черной, полностью засвеченной. На пленке же проявились отпечатки пальцев, во многих местах. С камерой все в порядке.

Маршалл долго не отвечал, и Бернис окликнула его:

– Маршалл… алло?

– Это интересно, – очнулся он.

– Должно же это все что-нибудь да значить! Меня просто заело. Попробую выяснить, кому принадлежат отпечатки.

Опять наступила долгая пауза.

– Алло?

– Слушай, а как выглядела вторая женщина, блондинка?

– Средних лет, длинные светлые волосы… очень злая, по-моему.

– Толстая, худая, средняя?

– Она была в норме.

Маршалл нахмурился, его взгляд блуждал по сторонам, пока он собирался с мыслями.

– Увидимся завтра.

– Пока. Спасибо, что ты меня выслушал. Маршалл положил трубку. Вперив взгляд в крышку стола, он барабанил по ней пальцами.

– Что она тебе сказала? – спросила Кэт.

– Да так, – произнес он, все еще раздумывая и медля с ответом, – газетные дела, ничего особенного. Извини, а о чем мы говорили?

– Ну, если это по-прежнему имеет для тебя значения, то мы обсуждали, стоит ли тебе поговорить с пастором Янгом о наших проблемах.

– Янг, – подхватил Маршалл почти со злостью.

– Но если ты не хочешь…

Маршалл уставился на остывшее молоко. Кэт, подождав, пробудила его вопросом:

– Может, лучше вернемся к этому утром?

– Я поговорю с ним, – твердо сказал Маршалл. – Я я хочу с ним поговорить. Будь уверена, что я с ним поговорю!

– Это не повредит.

– Нет, уж конечно, не повредит.

– Я не знаю, в какое время он сможет с тобой встретиться, но…

– В час меня вполне устраивает, – произнес он угрюмо.

– Маршалл, – начала было Кэт, но оборвала себя на полуслове. Похоже, что с ее мужем что-то произошло, это было заметно и по голосу и по выражению его лица. Кэт давно недоставало прежнего огня в глазах мужа. Может быть, только теперь она осознала, что этот огонь исчез с тех пор, как они переехали из Нью-Йорка. Старые непрощеные воспоминания, к которым она не хотела бы возвращаться, пробудились в ней сейчас, поздно ночью, когда их дочь так таинственно исчезла.

– Маршалл, – сказала она, отодвинув стул и убирая тарелку с полузасохшим хлебом, – пошли спать.

– Вряд ли я сейчас усну.

– Я понимаю, – ответила она тихо.

Все это время Тол, Гило, Натан и Армут находились в комнате, внимательно прислушиваясь к беседе. Гило неожиданно раскатисто рассмеялся.

– Нет, Маршалл Хоган, – сказал Тол с улыбкой, – ты и раньше не любил много спать… А сегодня Рафар помог тебе окончательно проснуться!