Глядел на тонкие, белые, в пятнах синяков ноги… А девочка смотрела на его штаны.

— Чего, упал? Не переживай, дяденька, щас я все как надо сделаю, и у тебя получится… Кофту тоже снять? — буднично поинтересовалась девочка. Со скукой заглянула в глаза. — Или ты — лизун? — Она раздвинула ноги, затем, пальцами, губы:

— Ты не сомневайся, я чистенькая, меня мамашка мыться приучила… Ну?

Будешь?

Крас стоял неподвижно. Обвел глазами замызганную комнатку: здесь пахло алкогольным и табачным перегаром, спермой, нечистым бельем.

— Чего, передумал? Ну тогда я оденусь пока, а то холодно. Ноябрь уже, а когда затопят — неизвестно. — Девочка вздохнула по-бабьи, подняла с пола колготки и стала аккуратно натягивать на ступни. Потом снова посмотрела на Краса:

— У тебя, дяденька, водка ведь есть?

— Что?

— Ты водки выпей, только чуточку. А то ты занервничал сильно, вот у тебя и… А выпьешь, все и настроится. — Потом глянула на дверь в другую комнату, перешла на шепот:

— Ты в другой раз мамашке не все деньги отдавай, ладно? Она все одно пропьет, а ей шаль надо купить, скоро зима, а у нее ни шапки, ни шали, — вздохнула девочка. Добавила по-взрослому:

— И за квартиру уже полгода не плочено. Ты, дяденька, деньги пока не забирай, я же не виновата, что тебе расхотелось. А то мамашка меня побьет. Я ей говорю: не бей, синяки же долго не проходят, видишь, на ногах какие, кому это понравится? А она бьет и бьет… Она уже три дня как злая… Не забирай, ладно? А я тебе потом за так дам, уговор? А то водки щас выпей и снова приходи… Я все как надо сделаю, я умею. А кофту я нарочно не снимаю, надо подождать, пока груди вырастут. У нас в классе у двоих девочек уже такие — закачаешься. А у меня — никак. Говорят, капусту надо есть, а она щас дорогая… Зато у меня ноги красивые, мне все говорят… — Девочка вздохнула, натянула одеяло до подбородка. Устроилась головой на подушке, свернулась калачиком. Произнесла едва слышно:

— Холодно очень… А мамка у меня не всегда такая злая. На самом деле она хорошая. Просто жизнь у нее плохая… Не забирай деньги, ладно? Приходи, когда хочешь…

Девочка закрыла глаза и, казалось, сразу уснула. Он смотрел на нее, не понимая, что теперь делать. Опустил руку в карман. Нащупал рифленую рукоять пистолета.

Неожиданно она подняла голову:

— Я забыла сказать: меня Катя зовут. А тебя как, дяденька?

— Меня? — Крас запнулся, пытаясь вспомнить свое имя, И не вспомнил. — Этот…

Игорь, — сказал он первое пришедшее на ум.

— Ты, дяденька Игорь, приходи… Я тебе открою… Девочка устало опустила веки и через секунду уже спала. Крас щелкнул выключателем. Настала тьма. Рукоять пистолета нагрелась в его руке. Но… рука словно приросла к ней, отяжелела так, что вытащить оружие он бы не смог даже под угрозой смерти. Неловко, левой он полез во внутренний карман пиджака, ухватил оставшиеся там купюры, вытащил и разжал пальцы. Тишина стояла такая, что, казалось, он слышит, как они падают на пол… Будто листья осени… Той, далекой, когда он был пацаненком и валялся в их пахучих ворохах в городском парке, и жизнь была впереди, и могла быть такой же лазурной и чистой, как бездонное небо того ясного сентябрьского дня… Могла бы…

Он вышел в коридор, открыл дверь, захлопнул… Щелкнул замок, открыть который было легче легкого…

— Уходишь уже, Костик? Ой, извини… Как тебя зовут-то, забыла?

«Мамашка» невидяще пялилась на мужчину; уже, наверное, минут пятнадцать она, едва держась на ногах, пыталась подняться по лестнице. Бессмысленно улыбаясь, волокла за собой пакет с водкой.

— С дочушкой-то с моей поласкался?.. — хихикнула она. — Нет? Ну так я ей задам!

— В осоловело-пьяных глазах вдруг, словно воспоминание, мелькнул испуг. — А денег у меня уже нету. Потратила все. Приходь потом… Я ее, козу, выпорю, шелковая станет… А то сам выпори… У меня Лешка, хахаль мой, страсть как это любит… Ему она не дает, я не велела… Вот он и злится… Пусть злится… У меня не бордель…

Что-то бормоча, «мамашка» поплелась дальше, мимо Краса, скорее всего забыв напрочь о его существовании.

Тот вышел на улицу. Тяжелый, полный влаги воздух душил. Крас сделал несколько шагов.

— Босс! А я уже забеспокоился!

Крас смотрел на Котина так, словно увидел его впервые. Тряхнул головой. И понял, что ничего не помнит. Что он делал в последние полчаса, где был…

— Нечего беспокоиться, — произнес он, с трудом разлепив губы.

— Вот и я думаю…

Только запах… Чего? Водочно-табачного перегара или прелых осенних листьев?

Мужчина снова тряхнул головой, сгоняя то, что казалось ему наваждением.

— От машины избавился?

— Вчистую.

— Спалил?

— Не-а. В канал за городом. И — концы в воду.

— Хорошо. — Крас глянул на часы. Самолет из Москвы прибудет через сорок минут.

Значит, Лир объявится часа через полтора. Не раньше.

Они поднялись в квартиру. Наблюдатель уселся за компьютер, нашел нужную программу, вышел на кухню:

— Кофеек-то у вас есть, босс? Тот посмотрел на Котина странно.

— Плохо себя чувствуете? — спросил тот участливо.

— Давление скачет.

— Тогда вам лучше чаю.

Котин залил кипятком «Нескафе», вернулся к компьютеру и принялся за составление портрета мужчины из ресторана, залегендированного как Одиночка. Крас подошел и стал сзади. Смотрел, как сменяются глаза, носы, губы… Снова глаза… Брови…

Глаза…

Опустил веки… Произошедшее несколько минут назад он вспомнил вдруг сразу, явственно. Мать-алкоголичка, девчонка без штанов… Глаза… Нет, не ее, другие…

— Стоп! — скомандовал он Котину. Тот поднял взгляд на Краса:

— Да, босс?

— Сохрани эту запись и открой новый файл. Тот быстро выполнил распоряжение.

Снова вопросительно уставился на босса.

— А сейчас составляем портрет девчонки.

— Куклы? А зачем? Все данные у нас есть, фото достать — плевое дело, она ведь моделью подрабатывала…

— Заткнись. Итак, глаза очень большие, серые… Разрез: немного раскосые…

Котин пожал плечами… Вообще-то начинать надо с овала лица и прически, ну да хозяин барин, а босс — тем более.

Он работал молча, следуя указаниям Краса.

На экране вырисовывалось лицо девочки лет десяти… Время от времени Крас замирал, опуская веки… Котину порой казалось, что тот сам не знает, чего хочет, какой портрет старается создать. И был прав, Крас работал от противного: с помощью компьютерного фоторобота пытался восстановить в памяти лицо, которое…

Внезапно всплыло другое: лицо женщины чуть старше тридцати… И вспышка выстрела… И лицо девочки, похожей на…

Крас почувствовал, как озноб прошел от шеи к пояснице… Или он просто заболел?

Помутнение рассудка, точно такое же, какое было, когда он стоял в комнате; этой маленькой шлюхи и думал об опадающих осенних, листьях…

А если он все-таки не болен, то… Кукла, эта стерва стреляющая, как боец спецназа, вовсе не Глебова Елена Игоревна, а… Крас еще раз всмотрелся в изображение… Закрыл глаза… Серые, огромные глаза девочки смотрели на него из темноты ночи…

Звонок в тиши квартиры заставил его вздрогнуть. Он снова глянул на часы: для Лира еще слишком рано.

Крас вынул пистолет, щелкнул предохранителем, подошел к двери. И услышал слова арии Мефистофеля… И стал белым как мел. Посмотрел на Котина — в лице помощника тоже не было ни кровинки…

Тот, кто стоял за дверью, был во сто крат опаснее, чем Лир. Его называли Маэстро.

Не открыть ему было нельзя.

— Ну здесь и бардак! — округлила глаза Алена, едва переступив порог квартирки Гончарова.

…Им повезло: они попали на автобус, который возил за город рабочих-строителей на возведение особняка какого-то крутого; шел он как раз в нужную сторону. И хотя тот кружил минут сорок по улочкам, собирая работников предприятия «Трансстрой», присутствие большого количества людей действовало на девушку успокаивающе. Люди, едущие на работу… Запах прелой брезентухи, бензина, шутливые подначки… Алена почувствовала себя так, словно все эти взрывы и сама ночь были не настоящими, а увиденными где-то, когда-то — в кино или во сне…