Стопарюсь, и тут промашку дал, расслабуха-то с дально-бойщиками достала-таки; вместо того чтобы, как обычно, окошечко приспустить да клиентом поинтересоваться… Да уж больно мелким он мне показался: едет себе загулявший мужичок от какой бабенки с канала, чего ж не подбросить?

Он дверцу — дерг, на сиденье — плюх, тут-то я и обомлел: тот, из машины. Из «Волги», водитель. Его-то я добре рассмотрел, когда он к той машине в скверике из кабака тащился. Лицо неприметное, фигуркой, точно вам говорю, подросток, а глянуть внимательней — жилистый, как насос. Щас, думаю, двинет — и прости-прощай родная хата. Не, у меня и отвертка, как бритва заточенная, под сиденьем слева, а я — левша, достать и меж ребер воткнуть… Потом в тот же канал скинуть, и вся недолга… А чего? Я хлопец не трусливый, и вообще…

— По делу базарь, ковбой! — резко перебил его Степаныч.

— Так я ж и по делу… А только подумал: может, и вам какая польза выйдет, если я этого ночного гастролера к месту проживания доставлю? Короче, собрался я с мыслишками — и по газам. Высадил на Шаталовской…

— У подъезда?

— Как же — «сквозняк», проходной в смысле. По правде, страх меня давил, а все же… Чуть «москвичонка» своего отогнал — и за ним. Тишком. Гляжу — нетути. Как корова языком. А тут еще потеплело под утро, туман сел такой, что с пяти шагов не разглядишь и носа… И все же я его выследил! — победно закончил водила.

По морде этого шмаровоза можно было читать, как по газете: видать, нарвался он на клиента точно случайно и в «сквозняке» его не упустил и не спалился только потому, что так уж вышло: туман шаги скрадывает, и этому следопыту-самоучке повезло невероятно; понты же он кидает, только чтобы цену набить. Автархан усмехнулся про себя: получит он свою цену, сполна получит…

— Короче, чуть не воткнулся я в него натурально, вовремя присел, гляжу, худощавый с тем разговаривает, со здоровяком, это у которого стволы были махонькие… В пяти шагах от меня стояли, а вот о чем базар был — не расслышал… А, и еще: худощавый было напрягся… Не, меня он не заметил, но точно говорю, почуял, мля!.. И вроде даже оборачиваться стал, да разговор у него с большим был, а большой, он босс евоный, это я скумекал без дураков.

А вот лица этого, большого, опять не рассмотрел: спиною он был, вернее, вполоборота. Потом вошли в подъезд. Я следом — шмыг! Мышкой… Затаился. Слышу — дверь хлопнула на каком-то верхнем этаже, и не запростецкая, железная.

Вернулся я в «москвичек», посидел, покумекал… Еще в забегаловке от шоферюг слыхал: люди землю будут носом рыть, а киллеров Снега достанут… Вот и…

— Ты хочешь денег? — резко спросил Автархан.

— А кто ж денег не хочет? Есть у тебя на кармане «зю-зики» — ты король, нет — шваль, шантрапа… Да и риск какой был… — Водила упер глазки в стол. — Только вы не подумайте, что я ради денег… Из уважения… Просто деньги — кому они лишние?

Степаныч стоял за спиной шмаровоза. Авторитет едва заметно прикрыл глаза.

— Будут тебе бабки, — произнес Степаныч. — Пошли.

— Да нет, вы не подумайте… Я со всем уважением… Только деньги — разве они помешают?

Водила вышел первым. Степаныч — следом.

— Да, я вот чего еще… — начал водила, оборачиваясь… Неуловимо быстрый удар сломал шейные позвонки, мужик рухнул, засучил ногами в конвульсии и затих.

— Унесите, — приказал Степаныч двум парням. Те равнодушно подхватили тело и потащили прочь.

— Успокоил? — спросил Автархан, когда тот вернулся.

— Абсолютно.

— Больно жаден до денег.

— Не то слово…

— Побежал бы к Кондрату или к Бене? Как думаешь?

— Обязательно. Если еще не сбегал. Деньги для таких, как этот…

— Что думаешь насчет сказанного? — перебил его Автархан. — Ты проверил?

— Да. Все так: Есть там такая квартирка. Хитрая. Ребятишки контролируют вход в подъезд, чердак, окна. Окна занавешены плотно, никак не подобраться… И еще…

В квартирке, в доме напротив, мамашка одна проживает… Дочушку свою, малолетку, в аренду сдает… Ее сожитель, мамашки, Леха Козел, сегодня с утреца деньгами по местной, пивнушке сорил… Славными такими купюрами… У него отродясь больше червонца не бывало.

— Кто у нас там? Не территории?

— Костя Хмель. Мы как подошли по выяснению, сразу, как я рассказ… шмаровоза, самую суть, выслушал. Хмель наведался в ту квартирку…

— Ну?

— Мамашка пьяна в умат, а девчонка рассказала: приходил к ней посередь ночи мужик, крупный, грузный… Лицо вроде страшное, а вообще она тоже плохо помнит…

— Этот здоровяк что, харил девку?

— Не. Что-то у него не сложилось. Потом отвалил. Мы прикинули по времени: как раз он мог и быть этим вторым… Боссом.

— А что насчет… худощавого? Действительно он… убил Сергея?

— Похоже на то. Очень похоже. Я поговорил с Василь Васильичем. С Ковровым. Был такой человечек. Сидел за столиком у стены. Один. Озадачил Васильича крупной суммой. Держался корректно. Самое удивительное… Васильич — ведь очень наблюдательный старик…

— Это да…

— Так вот. Он, как и шмаровоз, описывает просто: худощавый, жилистый, похож на подростка. Притом никаких черт лица не запомнил. Да, болтал этот худощавый с кем-то по мобильному.

— Так, — припечатал Автархан ладонь к столу. — Этих — брать. Возьмешь?

— Честно? Постараюсь. Уж очень несет от всего этого…

— Подставой?

— Спецслужбой. Из трех букв.

— Они все — из трех букв. Которая?

— Может, здешняя, может, российская. Да и любой крупный банк или «Нефтьпром» людей себе не с улицы набирали…

— Наркота им зачем, Степаныч? Ты не мудришь?

— Лучше перебдеть, чем недобдеть.

— Не всегда. Хорошо. Карт-бланш тебе. Полный. Но хотя бы одного ты мне возьми головой. Здоровеньким.

— Если они асы…

— Степаныч, я же сказал: карт-бланш. Задействуй свои контакты где хочешь, пусть их вяжет кто угодно, хоть служба безопасности, хоть черт с рогами, но одного ты мне достань и привези.

Автархан встал из-за стола, подошел к сейфу, открыл, достал чемоданчик.

— Сто штук «зелени». Передашь этому своему… генералу. Пусть расстарается. Так сказать, разовый гонорар. Помимо обычного. Ему кто-нибудь когда-нибудь такие деньги платил за простую операцию захвата?

— Не уверен.

— А я уверен. Никто. И никогда. Потому что это столько не стоит.

— «В поход на чужую страну собирался король…» тихо напевал Маэстро.

Ждать он не любил. И время ожидания считал навсегда вычеркнутым из жизни. Он то вставал и начинал расхаживать по комнате, то замирал на мгновение, закрыв глаза, словно боялся упустить какой-то звук или цвет, то, что для него было даже не самой мыслью, а ее эхом…

Крас сидел в кресле расслабленно — сказывалась напряженная усталость; он не спал и не бодрствовал, просто находился в некоем промежуточном состоянии, похожем на старческую бессонницу: многие старики уверены, что не могут спать вовсе и якобы не спят ни ночью, ни днем, на самом деле сон и явь, давно ушедшее и настоящее, домыслы и иллюзии так смешались в их жизни, что они уже не в силах отличить одно от другого. И к жизни их привязывают привычки.

Крас стариком не был. Его рефлексы чутко улавливали волны агрессии, исходящие от Маэстро, но это не было угрозой для него лично: Маэстро так жил. К тому же… чтобы убить, ему не нужно было ни накручивать себя, ни готовить… Он мог быть в этот момент неукротимым, словно взорвавшийся вулкан, или спокойным, как штилевое море… Для Маэстро убийство не было ни работой, ни актом нелюбви — просто действием. Наверное, смерть казалась ему куда более естественной, чем жизнь, и уж куда более спокойной. И в этом Крас был с ним абсолютно согласен: освобождать людей от их суетной, никчемной, жестокой жизни — что может быть нужнее в этом мире?..

Только золото. Оно — спокойный владыка всего сущего, ибо правит пороками, а пороки в этом мире куда надежнее, чем добродетели… Они позволяют королям властвовать… Ну да, короли властвуют, но не правят. Правит лишь золото, только с его помощью можно получить удовольствие от пороков.