Точнее, крутился я. Шаповалов слишком сильно ценил свое время и впахивал куда меньше. Ровно в шесть его работа заканчивалась и он ехал домой. Поначалу я принимал это. В конце концов, мое стремление расшириться и получать больше было только моим. Я по собственной инициативе оставался в офисе и работал. Это потом, когда появился второй клуб, работы стало больше. Мы с Лилькой не справлялись, стали нанимать сотрудников, кардинально менять имидж, обстановку внутри каждого клуба. В то время сильно упали наши доходы и я помню как Шаповалов злился и возмущался, что мы тратим бабки не туда.

Вот в тот момент я впервые задумался о том, что сделал все сам. Единственное, что было общего — идея и стартовый капитал. В остальном Шаповалов не вкладывал ни-че-го. Никаких идей, ничего нового для развития. Его как будто не интересовало расширение и возможность зарабатывать больше. Хотя нет, интересовало, но работать он не хотел.

Я планировал купить у него двадцать процентов акций, но он их не продал. После открытия третьего клуба я стал вкладывать в наше детище ровно столько же, сколько и Шаповалов. Уезжал с работы раньше, наладил отношения с Лерой. На тот момент я еще понятия не имел, что Андрей успел быстрее и все то время, что я оставался в офисе с Лилей и расширял наш бизнес, он успешно спал с моей женой. Утешал ее несчастную и опечаленную отсутствием мужа.

— Лиля! — повышаю на нее голос, чтобы отвлечься от накатывающей злости. — Что-то случилось? Рассказывай.

— Я не хотела вам говорить.

Она вздыхает. Не театрально, а как человек, который действительно надеялся справиться сам и никого не напрягать своими проблемами.

— Говори давай. И садись вот на стул. Судя во всему разговор будет долгим.

Говорили мы и правда долго. Она рассказывала о проблемах, в которые ее втянул муж и с которыми помогал, как вы думаете, кто? Шаповалов! Вот никогда и никому он не помогал без личной выгоды. Поэтому не удивляюсь, когда Лиля рассказывает о его требованиях. Длилось это долго. Он ей помогал, она была его помощницей на побегушках. Он заранее знал обо всех моих решениях, знал, что я собираюсь отобрать у него компанию, в которую он вложил только деньги. Я вбухал куда больше: годы жизни, ум, умения, время, которое было самым ценным и жену, которая хотела внимания и получила его от него. Сейчас даже смешно. Узнай я раньше — убил бы обоих, не задумываясь.

— У меня осталось еще несколько миллионов долга, — всхлипывает Лиля. — Они срока дали месяц. Откуда у меня такие деньги? Андрей пообещал помочь, если я… раздобуду компромат.

Даже не удивляюсь. Я забрал у него компанию так же. Раздобыл то, что он бы не хотел предать огласке и заставил продать мне сорок процентов. Он отдал все пятьдесят, рассказав о том, что несколько лет подряд спал с моей женой. Отплатил, сука.

Наверное, ему куда важнее было увидеть мое лицо во время его признания, чем деньги от десяти процентов акций.

— Я дам денег, Лиля. Все три миллиона.

Она смотрит на меня в ужасе и неверии. Затем благодарит и снова плачет, тянется, чтобы поцеловать мои руки.

— Прекрати, — перехватываю ее ладони. — Что за поклонение тут устроила? Я даю деньги, чтобы обезопасить себя, поняла? А ты иди работай. И подай на развод, я тебя прошу.

Через час Лиля отвлекает меня от работы и сообщает, что ко мне пришли. Встреча у меня не назначена, впрочем, когда помощница называет имя бывшего мужа Сони, появляется желание послать его туда же, куда и всех, кто приходит ко мне без записи. Делаю над собой усилие и прошу провести его в мой кабинет. Решаю, что будет лучше если я его выслушаю. Мало ли, что ему взбрело в голову.

Славик заходит в мой кабинет с высоко поднятой головой и лицом победителя. Уж не знаю, в какой хрени дело, но выглядит он так, будто я проигравший соперник, хотя мы, вроде как, не соревновались.

— Здравствуй, — он меня удивляет вежливостью и спокойствием.

— Здравствуй. Чем обязан?

Перехожу сразу к делу. Мы не друзья и никогда ими не станем. Мне он неприятен, как человек, поэтому не вижу смысла обмениваться любезностями. Будет лучше, если он сразу перейдет к делу.

— Видишь ли… я требую от тебя оставить Соню в покое.

Ощущение, что потери трех миллионов было недостаточно и сегодня меня решили добить еще и цирком. Не удивлюсь, если Шаповалов откуда-то узнал о моих отношениях с Соней и подкупил Славу. С последнего станется стать актером за предложенный гонорар.

— Ты уверен, что пришел по адресу?

— Я так и думал, что ты так сходу не согласишься.

Я бы и рад перестать удивляться людям, да вот все никак не получается. Не знаю, на что конкретно рассчитывал Слава. На то, что я с порога скажу “Ух ты, слава богу, давно хотел, а тут ты еще и просишь” или “Ну, разумеется, если ты так хочешь”. Ни один из этих вариантов мне не подходит. Соня — моя женщина вне зависимости от того, что Слава вбил себе в голову.

— Я никогда не оставлю Соню. Вашему с детьми общению препятствовать не стану, разумеется, если ты не будешь лезть туда, куда тебя не просят.

Говорить много я не люблю, а разговаривать с тем, кто долгой тирады попросту не поймет — тем более. Ограничиваюсь коротким предупреждением. Если Слава не дурак, а он вроде как не особо, то он поймет.

— Она спала со мной.

— Я бы сильно удивился, если бы это было не так.

Я не люблю ерничать, но здесь попросту не сдержался. Усмехаюсь и мотаю головой. Наверное, в глубине сознания я уже понимал, что мне скажут что-то другое и такая реакция своеобразный защитный механизм. До того, как включится другая стадия, во время которой в ход пойдет пара ударов.

— Ты не понял, — подтверждает мои догадки Слава. — Мы сделали это совсем недавно. Когда она ночевала у меня на даче.

Спустя полтора месяца

(сразу после действий в прологе)

Рома

— Еще виски? — спрашивает бармен раз в пятый.

Я киваю. Вкусный у них тут виски, сразу чувствуется, что элитный и настоящий. Не разбавленный. Никогда не думал, что дойду до состояния, когда впору оценивать вискарь в баре и бухать наедине с барменом. При этом в клубе толпа народа: орет оглушающая музыка, кричат девчонки, которым на вид лет по шестнадцать, хотя в клуб, вроде как, пускают только совершеннолетних. Парочка таких подходила ко мне полчаса назад, строили глазки, улыбались и оголяли декольте.

Не заинтересовало, короче.                                                           

— Виски тот же?                                                           

— Ага.                                                           

— Сложный день?                                                            

Вроде как и понимаю, что этот вопрос он задает едва ли не каждому такому клиенту. А их у этого паренька по пять-десять человек в день. И я уверен, что каждый — со своей личной историей. Обязательно грустной, потому что по радостному случаю в одиночку не бухают.

— Оно тебе надо?                                                           

Паренек пожимает плечами и через пару минут кладет передо мной стакан виски со льдом.

— Можешь выговориться. Обычно легче становится. Может, посоветую чего.

Я усмехаюсь. Ему на вид лет двадцать, максимум — двадцать пять. Бармены, вроде как, неплохие психологи, но в моем случае будет достаточно сочувствующего взгляда и почетной таблички “Лох”. Поэтому я молчу. Лохом быть не хочется, да и жалости тоже. Подраться бы с кем-то. Или расхреначить кучу бутылок с элитным алкоголем за его спиной. Сделать хоть что-то, чтобы отвлечься от мыслей, что терзают мою голову несмотря на охренительно большую дозу дорогого пойла.

Когда музыка становится оглушающей, перемещаюсь чуть в сторону, к самому краю барной стойки. Здесь потише, на мозги не так давит и другие меня не замечают. Главное, что видит бармен и вовремя пополняет очередной бокал виски.