Представляющий «Нью-Йорк тайме» Т. Фридмен говорит о Соединенных Штатах как о стране, «получающей наибольшие возможности сформировать коалицию, которая проводит глобализацию в глобальном масштабе… Соединенные Штаты, к примеру, решают, куда следует направить капитал, информацию и военную мощь для спасения косоварских албанцев, изгнанных из Югославии в 1999 году. Именно Соединенные Штаты определяют правила, по которым работает Всемирная торговая мировая организация и условия, на которых в нее может быть принят Китай. Именно Соединенные Штаты сформулировали ответ Организации Объединенных Наций на действия иракского президента Саддама Хусейна. Другим странам НАТО, китайцам и русским остается лишь подчиняться, иногда очень неохотно»[114].

Лишь несколько стран в силу собственной культуры, цивилизационных особенностей и исторического развития (близость к СССР) не входили в мировую зону США, и это делало их потенциальными жертвами. Одной из таких стран был Ирак.

Наличие силовых возможностей открыло, по словам американского эксперта Басевича, «перспективу чистого, быстрого и приемлемого решения насущных проблем, вооруженные силы стали предпочтительным инструментом американского государственного искусства. Результатом стала обновленная, интенсифицированная — и, возможно, необратимая — милитаризация американской внешней политики»[115]. Как характеризует сложившееся положение американский политолог Томас Фридмен, мир поддерживается «присутствием американской мощи и американским желанием использовать эту военную мощь против тех, кто угрожает их глобальной системе… Невидимая рука рынка никогда бы не сработала без спрятанного кулака. Этот кулак виден сейчас всем»[116].

По определению, данному президентом Б. Клинтоном в январе 1998 г. в Национальном оборонном университете, «дипломатия и сила являются двумя сторонами одной и той же монеты»[117]. Государственный секретарь США М. Олбрайт обратилась к американским военным со словами, которые трудно трактовать двояко: «Какой резон иметь эту превосходную военную машину, о которой постоянно говорят военные, если мы не можем ее использовать?» Президент Дж. Буш-мл.: «Говоря в терминах мощи, наша страна стоит как сверхдержава в одиночестве… Вот почему мы можем проецировать мощь на весь мир»[118].

Полагаясь на эту мощь и наличие союзников, американские политологи делают однозначный вывод: «Соединенные Штаты являются единственным в мире государством с потенциалом глобальной проекции мощи; они способны осуществлять базирующееся на наземных плацдармах доминирование на ключевых театрах; они обладают единственным в мире всеокеанским военно-морским флотом; они доминируют в воздухе; они сохраняют способность первого ядерного удара, продолжают инвестировать в системы контроля, коммуникаций и разведки… Следует признать, что любая попытка непосредственно соперничать с Соединенными Штатами безнадежна. Никто и не пытается»[119].

Условия, сложившиеся в мире после 1991 г., позволили Соединенным Штатам использовать свои вооруженные силы для целей принуждения практически без риска возмездия. Используя превосходную технологию ударов по наземным целям издалека, Соединенные Штаты свели до минимума риск ответного удара по своим вооруженным силам. Но наиболее выпукло силовую основу внешней политики США осветил неожиданно рассекреченный в 1992 году плановый документ Пентагона, несущий в себе идеи так называемой «доктрины Буша»: «Нашей главной целью является предотвращение возникновения нового соперника, будь то на территории бывшего Советского Союза или в другом месте, который представлял бы собой угрозу, сопоставимую с той, которую представлял собой Советский Союз… Нашей стратегией должно быть предотвращение возникновения любого потенциального будущего глобального соперника»[120].

В 2006 г. США расходуют почти 40 процентов мировых затрат в военной сфере. Больше, чем 15 следующих за ними стран. Идеологи американской глобальной контрольной вахты не предвидят появления хотя бы примерно равного себе по мощи противника на мировой арене еще примерно двадцать лет. Президент Дж. Буш запросил такой темп роста военного бюджета, который позволит к 2007 г. довести его до 476 млрд, дол. Президент Буш выдвинул проект создания стратегического щита вокруг Америки, что в течении примерно десятилетия полностью изменит соотношение сил между ядерными державами мира в американскую пользу. «На пути к созданию такой системы отношения между Америкой и другим крупными ядерными державами, — пишет английский «Экономист», — радикально изменятся»[121]. В частности Вашингтон уже попросил Брюссель ликвидировать натовское командование на Атлантике АКЛАНТ, поскольку американского контроля над регионом уже достаточно. Вашингтон, по существу, отказывается от совместного обеспечения морских путей в Атлантике. Америка все более опирается на собственные военные рычаги в данном регионе.

Прежде чем обратиться к собственно военным действиям, к вторжению сооруженных сил США в Ирак, посмотрим как видел и анализировал Месопотамию высший круг американского руководства, как он стал относиться к внешнеполитическим проблемам.

У партии есть центр, правое и левое крыло. То, что произошло в 2000 году, — представляет собой общий поворот американского республиканизма вправо, сдвиг республиканской партии США в сторону гегемонизма, силовой политики, подчинения американским интересам международных организаций.

Посмотрим на позиции этих фракций в их отношении к верховной власти в стране, к оптимальной стратегии Вашингтона в бурно развивающемся мире.

Если быть точными, то левое крыло республиканцев, являвшее собой прежний атлантический истеблишмент, прежний внешнеполитический мэйнстрим, ныне оттеснено от власти. Да, либеральные фонды — Форд, Рокфеллер и Макартур будут помощнее: 833 млн. дол. в 2004 г. против 68 млн. дол. неоконсервативных фондов. Либеральные «Нэшнл ревью», «Нэйшн», «Нью рипаблик», «Нью-йоркер» (не говоря уже о «Тайм» и «Ньюсуик»). Но главные источники власти уже очевидно сместились.

Политическая власть в начале XXI века поделена между центром (представители которого действуют как демократические империалисты) и правым флангом республиканцев (которые получили обозначение как неоконсерваторы). Назовем вначале ведущих неоконсерваторов. Это бывший первый замминистра обороны, ныне возглавляющий Всемирный банк — Пол Вулфовиц; замминистра обороны по выработке политики Дуглас Фейт; начальник штаба вице-президента Льюис «Скутер» Либби; ведущий в Совете национальной безопасности Ближний Восток, Юго-Западную Азию и Северную Африку Элиот Эбрамс; член Совета по выработке оборонной политики Ричард Перл. Остальные «неоконы» в основном судят и рядят о политике, но не формируют ее. Они ее «философы», воздействующие на американское общество со страниц ведущих печатных изданий — Уильям Кристол в «Уикли стандарт», Макс Бут в «Уолл-стрит джорнэл», Чарльз Краутхаммер в «Паблик интерест» и «Комментари». Философ Сидни Хук, политологи Ирвинг Кристол и Роберт Каган пишут книги, которые благодаря рекламе становятся бестселлерами. Прежний представитель США в ООН Джин Киркпатрик ныне преподает. Экс-директор ЦРУ Джеймс Вулси подумывает о мемуарах, Майкл Новак ударился в теологию. «Неоконы» сильны в таких аналитических центрах, как Американский предпринимательский институт, Проект Нового Американского Века, в таких фондах, как Брэдли, Джон Олин, Смит Ричардсон.