Во второй половине апреля война стала терять динамизм, поражение Ирака стало очевидным. Сократилась численность журналистов. А главной темой оставшихся репортеров были нехватки: недостача воды, электричества, телефонной связи, задержки с подачей продовольствия, исчезновение — главное — безопасного пребывание в столице и городе. Грабеж охватил город. Грабили все — общественные учреждения и частные квартиры. Особенно заметно было практическое исчезновение знаменитого Иракского музея и ряда других общенациональных учреждений.

Что американцы занесли себе в актив? Обобщая опыт обеих войн: они убили многих руководителей «Аль-Каиды», разгромили Талибан, засадили (позднее) в камеру Саддама Хусейна, запустили конституционный и электоральный процесс. Саудовская Аравия словно бы отбилась от «Аль-Каиды». Мощные антитеррористические центры были созданы в США. И с тех пор противник не нападает на Америку.

Раздраженный Буш пожаловался верному союзнику, австралийскому премьеру Ховарду: «Каждый раз, когда я напоминаю о жестокости режима Саддама, адвокаты-законники говорят, что так не следует говорить — идет война. Мне позволяют говорить только о деятельности, похожей на террористическую. Эти адвокаты-законники ужасны». Генерал Уэсли Кларк даже на фоне явного триумфа говорил о «фундаментальных стратегических ошибках. Структура войск была ошибочной». Но самым неадекватным было планирование процесса, связанного с послевоенным урегулированием. Таким образом, мы имеем пример победы над вооруженными силами противника, но не выигрыш войны в целом…Администрация Буша не только не поняла сути современной войны, но и допустила большие политические ошибки»[189].

В компании ближайших друзей Кеннет Аделман задал нехороший вопрос: «Я поражен тем, что мы не нашли оружия массового поражения». Вулфовиц: «Мы найдем его». Чейни: «Мы обязательно найдем его». Друзья вспоминали яркие места из речей своих противников. Джим Бейкер настаивал на гораздо более широкой коалиции союзников. Лоуренс Иглбергер по телевидению сказал, что «война может быть оправданной только в том случае, что существует доказательство того, что Саддам сам готовится к атаке на Соединенные Штаты. Имя Пауэлла уже само по себе вызывало смех. Чейни: «Колин всегда имел важную оговорку по поводу нашего курса».

28 апреля 2003 г. извлеченный из пенсионной неизвестности генерал-лейтенант Джей Гарнер стоял пред 350 избранными американцами иракцами в багдадском Центре Конвентов. Один из прибывших иракских иммигрантов — Канан Макийя говорил о необходимости либеральной конституции. Кто-то из окружающих спросил Гарнера: «Кто ответственен за нашу политику?» Гарнер, ни минуты не сдерживаясь, ответил: «Вы отвечаете за это». В зале воцарилась тишина, кто-то ахнул, и сведущим стало ясно, что никто не отвечает за важнейшее дело. Что у американцев нет идей, каким курсом идти, что делать дальше. «Эффективное руководство в любом кризисе требует баланса умеренности и надежды. Эта администрация — в своих худших проявлениях — мечется между излишней секретностью и неожиданными прямолинейными предупреждениями о «неизбежности террористических атак с применением оружия массового поражения на нашей земле, предупреждения, которые часто имеют вид отвлекающих маневров, отвлекающих от коробящей администрацию критики в адрес официальных мер по предотвращению терроризма»[190].

1 мая 2003 г. президент Буш надел форму авиации Национальной гвардии Техаса и приземлился на борту американского авианосца «Абрахам Линкольн», стоявшего у входа в бухту Сан-Диего. Авианосец вывели из гавани, чтобы Буш появился из небес, а не прозаически прошел по установленной с берега лестнице. Нет сомнения, что многие американцы были тронуты этим церемониалом, в котором Джордж Буш выглядел военным героем. Президент объявил: «Главные боевые операции в Ираке закончены. Война против террора не будет бесконечной. Мы видим поворотный пункт». «Миссия окончена», победа достигнута и американских солдат ждет возвращение.

Администрация Буша говорила о двенадцати месяцах, необходимых для построения нового Ирака. Но уже примерно через четыре месяца, осенью 2003 г. поверхностное долгосрочное планирование Пентагона на следующий, послепобедный период и «оккупация Ирака очевидным образом вызвала подъем ужасающе эффективной партизанской войны, направленной против американцев»[191]. К концу мая в Ираке находились уже 17 бригад сухопутных войск. К ранее дислоцированным добавились 1-я бронетанковая дивизия, 4-я пехотная дивизия, 3-й разведывательный полк, а также бригада из состава 1-й пехотной дивизии.

Смертельные враги Саддама позабыли даже назвать — не то что определить и проанализировать — проблемы установления нового режима в Ираке. Между тем иракцы ожидали, что эти воинственные американцы подключат электричество, дадут воду, отремонтируют дома и прогонят с улиц воров.

Дипломатия, сопровождавшая вторжение Вашингтона в Месопотамию, была поверхностной и излишне самоуверенной. Ее курс измарал всякую легитимность начала войны и, соответственно, ограничил степень международной поддержки вторжения. Но даже западный мир, его безусловное большинство осуждали «односторонность» Вашингтона, называя rogue state не Ирак, а Соединенные Штаты. Увы, для тех из американцев, которые были в Ираке и наблюдали эволюцию этой страны, было ясно, что Соединенные Штаты вмешались далеко не в краткосрочную операцию.

Вашингтон, как уже говорилось, создал Организацию реконструкции и гуманитарной помощи (ORHA), которую возглавил генерал Джей Гарнер, перемещавшийся между Пентагоном и Кувейтом в течение нескольких месяцев. Эта деятельность не принесла весомых результатов и 1 июня 2003 г. Гарнер был снят и исчезла ORHA. Гарнеру вручили неизбежную награду, но никто из стоявших в Белом доме рядом с ним и президентом Бушем — Чейни, Рамсфелд, Райс — даже не удосужились спросить «как там», что препятствует воцарению желательного для американцев порядка. А президент пошутил в присущей ему манере: «Следующий — Иран?». «Нет» сказал Гарнер. «Ребята больше говорят о Кубе». После таких сцен нетрудно поверить, что Чейни — злой гений этой администрации. Ведь именно ему пришло в голову, что после 11 сентября Саддам стал опаснее всех. Народ Ирака заслуживал лучшего анализа.

Американцы убедились в том, что «прогресс» в Ираке будет сложным. ОКНА вначале была рассчитана на то, что для решения своих проблем им понадобится несколько недель и ORHA предполагала создать Внутреннюю иракскую власть как основу будущей государственной власти. ORHA начала — по всей видимости — весьма удачное госстроительство. Англичане послали своим представителем в Ирак бывшего посла в Египте Джона Сойерса, но уже в сентябре направили на его место сэра Джереми Гринстока (бывшего представителя Лондона в ООН). В Ирак отправились 60 британских добровольцев. Лондон восстановил в Багдаде свое посольство.

Англичанин Сойерс в интервью газете «Таймс» напомнил, что в первый год после смерти Франко в Испании функционировали 200 политических партий и понадобилось 18 месяцев, чтобы их численность сократилась до нескольких. (То же самое произошло и в Боснии.)

Важные предпосылки войны против Ирака оказались ложными. Ведомая Америкой коалиция не была готова к массовому послевоенному вызову оккупации, реконструкции, борьбе с инсургентами, с политической трансформацией Ирака. События в Ираке интенсифицировали радикальную воинственность мусульман во всем исламском мире. Даже содержание военнопленных оказалось тяжелой задачей для США. Возбужденные американцы заменили в качестве проконсула в Месопотамии Гарнера Полом Бремером. Но тот (как оказалось позднее) знал об Ираке еще меньше.