— А что скажет Иван Алексеевич? — неожиданно спросил император министра финансов.

— Ваше Императорское Величество, как верноподанный и россиянин не могу не поддержать требования о необходимости наказания японцев. Но по должности своей печалюсь о том, что финансирование этого мероприятия вызовет дефицит бюджета этого года и обнищание нашего денежного запаса, — заметив, что Александр начинает злиться, Вышнеградский закруглил свою речь оптимистичным заявлением. — Но деньги найдем. Столько, сколько потребуется.

— Хорошо, Иван Алексеевич, — милостиво кивнул Александр Третий. За время разговора он явно успокоился и теперь больше напоминал себя — обычного, благодушного на вид увальня, робкого при разговоре с сановниками, вот только глаза по-прежнему смотрели недобро. — Полагаю, господа, что вопрос участия германских и французских сил в… репрессалиях, — «Миротворец» предпочел очередной раз не произносить нелюбимого им слова, — обсудить и подготовить. Николай Карлович, вам два дня на подготовку, — обратился Александр к Гирсу. — Жду доклада. Военному и морскому ведомству в те же сроки подготовить все необходимое и начать подготовку к… экспедиции… Алексей, — словно вспомнив о чем-то важном, император внезапно обернулся к генерал-адмиралу, — что у нас с Сибирской и Тихоокеанской флотилиями?

— Сразу после… события… вице-адмирал Назимов, контр-адмирал Басаргин и генерал-майор Барятинский решили вывести все корабли из японских портов во Владивосток, — ответил великий князь Алексей. — Поскольку японский флот имеет всего один устаревший казематный броненосец[5], один броненосный крейсер второго ранга, три бронепалубных крейсера, пять корветов, пять канонерских лодок и шестнадцать миноносцев и миноносок, то наши силы на море можно считать незначительно уступающими противнику. Наш флот в настоящее время состоит из четырех крейсеров первого ранга, трех крейсеров второго, четырех морских канонерских лодок, двух миноносцев и восьми миноносок. Силы значительные, но для проведения военной экспедиции требуется их усиление.

— В таком случае проработайте с Николаем Матвеевичем — царь кивнул Чихачеву, — возможность отправки на Дальний Восток двух наших эскадренных броненосцев и необходимого числа крейсеров. Полагаю, при дружественном отношении Германии и нейтралитете Британии на Балтике можно будет обойтись только мониторами и канонерскими лодками. И не забудьте посчитать вместе с военным министерством необходимое количество транспортов для перевозки войск и грузов, — на несколько минут, пока император что-то обдумывал, в кабинете царила прерываемая только дыханием присутствующих тишина. — Николай Карлович, полагаю необходимым довести до послов всех держав, что войны мы объявлять не будем. Потому что это будет не война, а военная экспедиция по покаранию варварского нецивилизованного государства. Вам же, — он повернулся к военному министру, — предлагаю рассмотреть возможность участия в этой экспедиции сводного пехотного полка лейб-гвардии, стрелкового полка и стрелковых батальонов гвардии и … в Японии же много гор? — уточнил царь и, в ответ на подтверждение Ванновского, добавил — и части с Кавказа возьмите. Им к такой местности не привыкать и горная артиллерия у них есть. На сем, господа мы наш импровизированный военный совет закончим. Через два дня жду ваших предложений.

Попрощавшись, все, кроме генерал-адмирала, который решился зайти к императрице, отправились к стоящим в ожидании каретам, готовым отвезти сановников на вокзал. Чихачев и Ванновский шли последними и, оставшись тет-а-тет, печально вздохнули, переглянулись и кивнули друг другу. Без слов. Такие сроки для исполнения документов им не ставили даже во время войны. Очевидно, государь сейчас настолько разгневан, что не пожелает ждать и прислушиваться к голосу разума.

— Что будете делать? — спросил неожиданно Чихачев

— Посажу всех умников из Главного Штаба за расчеты, а всех остальных за оформление, — честно ответил Ванновский.

— Да, придется своих тоже напрячь, — согласился Чихачев.

— Ничего, не поспят пару ночей, но сделают, — заявил военный министр.

Он, как истинно армейский профессионал, оказался прав. К вечеру вторых суток на столе Александра Третьего лежало две красиво оформленные папки с документами из военного и военно-морского министерств. Дело в том, что Александр Третий всегда предпочитал работу с документами разговору с сановниками. Причем работал он именно по ночам, часто засиживаясь до трех часов утра. Специальный слуга следил, за тем, чтобы царь лег спать не позднее этого времени. Вот и сегодня Александру предстояла очередная бессонная ночь. Чему, надо признаться, он был даже рад, ибо работа позволяла отвлечься от печальных размышлений…

Примечания:

[1] Французская речь для удобства читателя дана в переводе и выделена курсивом

[2] В военных училищах, кадетских корпусах, женских закрытых учебных заведениях и т.д. применялась 12-ти балльная шкала: 1-6 баллов — неудовлетворительная оценка, 7-12 — удовлетворительная

[3] Ироническое название устья Финского залива (до Кронштадта), появившееся в 19 веке. Связано с адмиралом маркизом де Траверсе, не выводившим эскадры далее Кронштадта.

[4] Прозвище приверженцев «старых морских традиций», в том числе сохранения парусов на кораблях

[5] Использовал в речи генерал-адмирала классификацию кораблей, более понятную читателям, введенную приказом в 1892 году. Но разработанную, по имеющимся сведениям, за год до этого приказа.

Как известно, зима и война на Руси всегда

начинаются совершенно внезапно.

Приписывается

адмиралу Е.И Алексееву.

Помни войну!

Адмирал С. О. Макаров

Небольшой пароходик, бодро дымя, бежал по морю. Финский залив совсем недавно освободился от ледяного покрова, сковывавшего его в течение почти полугода, и яркое не по-весеннему солнце отражалось на спокойной поверхности Маркизовой лужи. Слева, в туманной дымке, виднелись дома и дачи Стрельны и Петергофа. Справа стоявший на палубе мичман видел рощи и парки Сестрорецка. Через некоторое время впереди, накрытый сверху, словно покрывалом, тяжелой дымной тучей появился низкий остров Котлин, окруженный разбросанными по маленьким островам фортами. Гранитные крепости сторожили подходы к Кронштадту, зорко вглядываясь в морские дали глазами наблюдателей и дулами артиллерийских орудий. Заметив на ближайшем островке яркую искорку отразившегося от линзы бинокля солнечного луча, Петр с трудом удержался, чтобы не помахать наблюдателю. Но сдержался, представив, как неуместно будет такое явное выражение чувств у морского офицера. Уже не шалуна-гардемарина, а серьезного и ответственного молодого офицера, которого ждет служба на новейшем броненосце Балтийского флота. Не простая служба, а скорее всего настоящее морское путешествие «за три моря» и война с японским флотом. О возможности такой экспедиции говорили во всех салонах столицы, в офицерских собраниях гвардейских полков и даже в трактирах. И только газеты хранили полное, но весьма красноречивое молчание. Отчего любой читатель понимал, что тут не обошлось без цензурных ограничений, и был готов поверить в любые слухи. Однако мичман Анжу относился к той сравнительно небольшой группе людей, загадочно молчащих в ответ на расспросы о ходящих слухах и твердо знающих, насколько они реальны. Он твердо знал, что едет служить на корабль, который спешно готовится к дальнему плаванию к берегам Японии. К экспедиции, которая там, далеко, за тысячи миль от балтийских берегов, закончится боем. Будут греметь пушки и литься кровь. А здесь, в Петербурге будут читать об этом в газетах и ругать цензуру, не пропускающую в печать подробности боевых действий.

Пароход тем временем добрался до места назначения, ошвартовавшись у длинного деревянного мола. Анжу, за которым следовал стюард, нанятый для переноски вещей до извозчика, быстро спустился на землю и поспешил нанять первый из стоящих в ожидании пассажиров экипажей.