А дальше потянулись быстро пролетающие один за другим дни, заполненные служебными заботами и хлопотами. Петр смог увидеть, как ловко управляя действиями крановщика, ластовый капитан[1] такелажмейстер порта Поздеев подводил висящую на талях броневую плиту. Работа была, бесспорно, ювелирная. Требовалось подвести плиту вплотную к борту таким образом, чтобы броневые болты пришлись бы как раз против просверленных для них в борту дыр. И это требовалось делать управляя положением плиты в трех плоскостях через посредника и представляя всю работу в уме. Причем малейшее отклонение в одной из плоскостей сводило на нет всю работу. Но такелажмейстер и крановщик оказались настоящими виртуозами своего дела, поэтому к восемнадцатому мая установили все плиты бронепояса и барбета на место. После чего рабочие зачеканили стыки и несколько дней большая часть команды занималась покраской борта.

Наконец настал день, когда покраска была закончена, а работы на борту в основном завершены. Обрадованный этим Анжу обдумывал возможность отпросится в увольнение на берег, когда совершенно неожиданно его вызвал командир корабля .

— Петр Иванович, — после обмена приветствиями начал разговор Яков Аполлонович, рассматривая живописный костюм мичмана. Напоминавшего, если судить по отражению в зеркале, настоящего неаполитанского лаццароне[2]. — Вы у нас совсем заработались и даже на берег не сходите. К тому же слегка запустили свое обмундирование, что в свете предстоящего визита французской эскадры не есть хорошо. Посему, возьмите-ка сейчас своего вестового, получите деньги у ревизора в счет будущего жалования и отправляйтесь к «старине Шварцу». Он вам быстро и недорого построит новые мундиры первого срока, — улыбнувшись, Гильтебрандт пояснил, как найти этого, широко известного в узких кругах, умелого портного. И отпустил Анжу заниматься обновлением гардероба, а заодно отдохнуть на земле от корабельной сутолоки.

Пока мичман Анжу строил себе новый мундир, он сумел узнать кое-что и о предстоящем визите. Как оказалось, идея дальнего плавания французской Эскадры Севера появилась в августе 1890 года. В марте текущего года все вопросы, связанные с этим визитом, были решены. И к началу июля в Кронштадт должна была прибыть эскадра в составе броненосцев «Марсо» и «Маренго», броненосцев береговой обороны «Рекэн», «Фюрьо», крейсера «Сюркуф» и торпедного авизо с миноносцем. Конечно, прежде чем добраться до Кронштадта, французская эскадра планировала посетить Копенгаген и Стокгольм, но главная цель предприятия всё же находилась в России. Как решил для себя Петр, время визита было выбрано специально. Примерно к этому времени планировалась готовность Второй Тихоокеанской эскадры. А также и армейского экспедиционного корпуса, для перевозки которого уже начали прибывать первые зафрахтованные пароходы в дополнение к судам Добровольческого флота.

Готовящийся к походу броненосец уже несколько раз выходил в море, проводя испытания артиллерийских установок и корпуса стрельбой. Кроме этих редких походов, все остальное время занимала погрузка разнообразного снаряжения, боеприпасов, приведение в идеальный порядок всех заведований, чистка «медяшки», покраска всего подряд и подготовка к параду. Наконец, одиннадцатого июля полностью подготовленный к бою, походу и показу корабль принял участие в морском параде, проведенном в честь прибытия в Кронштадт эскадры французских кораблей под командованием адмирала Жерве. Несмотря на продолжающийся траур, встретили французов пышно и даже весело. Гремели залпы салютов и отрываемых бутылок шампанского, экскурсии штатские и военные, посещали французские и русские корабли. Пока же в Кронштадте и Петербурге проходили торжественные мероприятия в честь французских моряков, дипломаты обеих стран вели свою работу. Сам император Александр III спустя два дня посетил эскадру и приветствовал французских моряков, выслушав «революционный гимн» — «Марсельезу» стоя по стойке смирно и с обнаженной головой

«Визит этот прошёл с несомненным успехом — писал адмирал Жерве в своем донесении, — … выражение симпатий к Франции превзошло самые оптимистичные ожидания». 24 июля (5 августа) французская эскадра перешла из Кронштадта в Бьеркэ. А ещё через три дня, закончив прием угля и все работы по подготовке к обратному переходу, она отправилась к родным берегам в сопровождении целой эскадры российских кораблей и судов.

В составе Второй Тихоокеанской эскадры под командованием вице-адмирала Казнакова к берегам далекой Японии отправились броненосцы «Император Александр II», «Император Николай I», крейсера первого ранга "Дмитрий Донской" и «Герцог Эдинбургский», крейсера второго ранга «Разбойник», «Крейсер», «Пластун», «Вестник» и минный крейсер «Лейтенант Ильин». Кроме боевых кораблей, эскадру сопровождали больше двух дюжин судов — транспортов для перевозки войск и снабжения. На транспортных судах в далекое плавание отправились лейб-гвардии стрелковая бригада, сводная лейб-гвардии пехотная дивизия и две артиллерийские бригады.

Примечания:

[1] Корпус ластовых офицеров состоял из произведенных в офицеры унтер-офицеров и боцманов флота и предназначался исключительно для службы в порту и экипажах. Это были тончайшие знатоки своего подчас довольно сложного дела, но вне узкой сферы своей специальности они уже не знали ничего. Они занимали должности заведующих портовыми складами, служили на плавучих средствах порта, заведовали такелажными и парусными мастерскими, плавучими кранами и т. п. (Я.К. Туманов)

[2] Презрительное обозначение низшего класса, в первую очередь — бродяг, в Неаполе 19 в.

На политическом горизонте,

так же как и на небосклоне,

самые сильные грозы образуются

всегда в самые ясные дни.

П. Буаст

Лондон, столичный город раскинувшейся на половину мира империи «над которой не заходило солнце», при ближайшем рассмотрении выглядел не столь импозантно, как на парадных фотографиях и в романтических описаниях. Проезжая по улицам, а точнее — пробиваясь сквозь пробки и лавирующих прямо среди экипажей прохожих, пассажир типичного лондонского кэба успевал и надышаться и насмотреться на реальный облик города. Надышаться воздухом, в котором дыма от бесчисленных труб, испарений с Темзы и вони от химических производств, отходов и потеющих человеческих тел было больше, чем кислорода. И это даже не в дни, когда над городом стоял смог… Насмотреться на серые, закопченные здания и мелькающих среди прохожих оборванных бродяг-попрошаек и немногим лучше выглядевших уличных продавцов еды, цветов и прочих необходимых мелочей. Нет, конечно, имелись в городе и престижные районы, почище и застроенные респектабельными домами и особняками, заселенными не менее респектабельными обитателями. Но и жители этих районов — Кенсингтона, Бейсуотера, Мейфера, Белгравии — опасались голодранцев, живущих рядом, часто вообще за углом. Эти опасения часто сочетались со злостью и обвинениями в том, что бедняки сами виноваты в собственной нищете. Вот если бы не пили, молились усерднее и работали лучше, глядишь и жили бы лучше… Впрочем, существовали и другие взгляды на решение проблем нищеты. Например, увеличить количество колоний и протекторатов. Чтобы и наконец на англичанина работали иностранцы, а англосаксы занимались тем, предписано им богом — управлением. На крайний случай остается еще добровольно-принудительная эмиграция в колонии. Вот только колонии хотелось иметь не одной Британии. На Африку нацелилась Франция, в Америке палки вставляли США, в Европе поднимала голову Германия, в Азии в опасной близости от Индии появились русские полки. И в протектораты никто добровольно никто не рвался, а сил принудить у империи не хватало… Поэтому приходилось прибегать к дипломатии и разведке, тайным операциям, подкупам и провоцированию мятежей и прочим достойным англосаксонского джентльмена делам. Впрочем, премьер-министр Роберт Гаскойн-Сессил, маркиз Солсберри лично предпочитал дипломатию, но отнюдь не запрещал инициативы подчиненных. Которые сейчас и обсуждали в различных клубах сложившуюся ситуацию и возможные действия или бездействия Британии. Сам же премьер-министр трясся в вагоне специального поезда, едущего от Пэддингтонского вокзала к небольшому вокзальчику в поселке Слау. Неподалеку от которого, в Виндзорском замке, жила после смерти своего любимого мужа королева Виктория.