Я кивнул:

— Если это поможет.

Она сходила за картами. Зачем-то принесла кусок мела.

— Надо подготовить место. — С этими словами Изида сдвинула кофейник и чашки на одну сторону подноса и на освободившемся пространстве начертила более-менее правильный пятиугольник.

Так и есть, подумал я, без магических фигур — никуда.

— Теперь мы найдем вашу карту. Вы у нас будете Пажом посохов. Паж посохов — это молодой мужчина, пока не обретший свое место в жизни, умный, но неопытный.

Мою карту она нашла в два счета. На карте был изображен босоногий юноша в бронежилете, с глуповатым видом он ощупывал длинным шестом почву под ногами.

— Спасибо, — вяло поблагодарил я. — Вообще-то, я полагал, что карты выбирают наугад.

— Картам нужно указать на того, чей путь им предстоит открыть. Ваша карта ляжет в середине фигуры. Я выложу еще пять карт. Они предскажут вам ваше будущее, — и она начала быстро тасовать колоду. Пальцы у нее были толстые и, вдобавок, коротковаты. Длинные ногти цвета черного жемчуга с рисунком в виде паутинки их несколько удлиняли. Перстни, нанизанные по два — по три, искрили с частотой и яркостью стробоскопа. Завороженный блеском сапфиров, изумрудов и рубинов я не сразу отреагировал.

— Нет уж, только не это! Будущее хорошо тем, что оно неизвестно.

— Это будет поправимое будущее.

— Другое дело. Сдавайте.

На верхний (если смотреть от нее) угол пятиугольника легло колесо с семью спицами, прикрепленное вертикально к деревянному столбу, в целом — похоже на ветряной двигатель. Сверху на колесе восседал Сфинкс — его я, разумеется, узнал. Сфинкс повернулся к нам боком и профилем напоминал Изиду.

— Колесо Фортуны, — пояснила она. — Неплохое начало.

Я взял карту и принялся рассматривать двух персонажей, застрявших в спицах колеса Фортуны. У того, что слева, присутствовал змеиный хвост, у правого — собачья голова.

— Кто они?

— Змей Тифон и бог Анубис, покровитель мертвых. Колесо возносит Анубиса и низвергает в пропасть Тифона.

— То есть вращается оно против часовой стрелки?

— Получается, что так. Ведь Сфинкс идет вперед, слева — направо.

Логично. Сфинкс обязан шагать вперед. Для нас вперед — это слева — направо, следовательно, колесо вращается против часовой стрелки. Противоречий в ее объяснении я не нашел, да и сама карта меня устраивала.

Следующую карту она поместила в правый от Фортуны угол. Картинка была так себе. Молния рассекла зигзагом каменную башню, из горящих окон падали люди с абсолютно индифферентными лицами.

— Можете не комментировать. Сводки новостей я просматриваю регулярно и про метеорит уже слышал. Думаете, он не промахнется?

— Башню наших страхов и сомнений еще называют Богадельней. Подумайте, карты заменяют не сводки новостей, а наше внутреннее око, если оно спит.

Я позволил себе намекнуть:

— Богадельня — это в том числе и больница?

— Если вы о моем муже, то госпиталь, это его прошлое, а не ваше будущее, — отрезала она.

Третья карта была вроде бы ничего. Ее положили под Башней. Бородатый брюнет стоял перед каменной конторкой, в правой он держал молоток, а в левой…

— Что у него в руке? Случайно, не гвоздь?

— Гвоздь? Нет, что вы, это Мудрец, а не плотник. В руке у него резец.

Я попросил прояснить значение карты. Не поумнею ли я часом? И когда, если не секрет, это произойдет?

— Может и не произойти, — утешила Изида, — ведь я предсказываю поправимое будущее.

— Мечите дальше.

Изида продолжила заполнять пятиугольник по часовой стрелке. Карта с девятью серебряными монетами на фоне рассвета легла по соседству с Мудрецом.

Черт, у Человека с Гвоздем тоже были серебряные монеты! А Шеф еще сомневался, стоит ли сюда идти.

— Деньги, — пробормотал я, ну что ж, тоже неплохо…

Изида снова меня разочаровала:

— Девятка динариев предрекает дальнюю дорогу.

— Понятно, для чего пажу посох. Раз девять, значит — дальняя. А если бы выпал только один динарий, то это бы означало одну поездку на «трубе».

— Один динарий, то есть Туз динариев означал бы, что удача сама идет к вам в руки, за ней не нужно было бы ехать даже на «трубе».

— Хорошо. Кладите последнюю. Посмотрим, куда заведет меня дальняя дорога.

Кто б мог подумать, что все закончится так плохо: прилично одетый мужчина висит вниз головой; веревка, завязанная бантиком, опутывает его левую ногу, другой конец привязан к перекладине меж двух осин.

— «Лё пендю», — прочитал я подпись внизу карты. — Почему не «Фёдор»?

— Не пугайтесь, это Повешенный, — произнесла она совершенно будничным тоном.

Ничего себе, утешение. Переход от Мудреца к виселице не лишен смысла:

— М-да, многие знания, многие скорби.

— Вы неправильно поняли, эта карта вовсе не дурной знак. Вам предстоит найти решение сложной задачи. Но прежде вам придется изменить свой взгляд на вещи, абсурдное станет реальным, а то, во что вы верили, оборотится к вам своей нелепой стороной, которую вы раньше не замечали.

— В таком положении, — я указал на Повешенного, — всё предстает в несколько ином свете. Но какой ценою!

— Цена может быть высокой, — покивала она. Мол, меня ждет «саспэнс» в любом смысле слова.

— Итак, госпожа Изида, ваш диагноз?

Изида провела изумрудным перстнем от Колеса Фортуны к Башне, от нее — к Мудрецу, и так далее, пока не вернулась вновь к Колесу Фортуны. Сейчас скажет, что круг замкнулся.

— Судьба переменчива, — против ожидания огорошила она меня. — Принявшего ее подарок без благодарности ждет смерть, разум не всегда логичен. Не будем путать с ним мудрость, которая поможет сократить дальний путь и сделать в конце него правильный выбор.

Дважды два — четыре, сто интермарок — не деньги, е равно эм-це-квадрат, — мысленно продолжил я.

— Если бы вы гадали себе, какую карту вы положили бы в центр?

Изида рассыпала колоду и указательным пальцем выдвинула неплохую карту: симпатичная дама, прической схожая с Изидой, играла на каком-то струнном инструменте, под ее музыку танцевали звезды, орлы, быки и львы.

— Мир, — коротко прокомментировала она.

— Ни больше, ни меньше, — покачал я головой. — А почему?

— Не знаю. Ее выбирала не я. — Она показала мне за спину. — Посмотрите туда. Что вы там видите?

Я посмотрел. На эту странную скульптуру я обратил внимание сразу, как вошел, но принял ее за своеобразный светильник: белая керамическая полусфера с неровными, как бы отколотыми краями стояла вертикально на ребре; внутри полусферы горела свеча в низком стеклянном стаканчике. Теперь, приглядевшись внимательней, я заметил, что в полусфере вырезаны два отверстия — одно в форме мужчины, другое — в форме женщины. С внешней стороны полусферы было прилеплено что-то вроде ручки, как я понял — полой внутри. Концы ручки накрывали оба отверстия, поэтому ручка образовывала подобие тоннеля, соединявшего отверстия с внешней стороны полусферы. В местах соединения с полусферой сечение ручки повторяло контуры соответствующего отверстия. К ручке, примерно посередине, примыкало несколько трубок разного диаметра. Их свободные края были сколоты — трубки словно должны были идти к отколотой части сферы — к другим отверстиям в форме мужчин и женщин.

Чтобы разглядеть скульптуру в деталях, мне пришлось встать с тигриной шкуры и подойти поближе. Все сооружение было около полуметра высотой. Закончив осмотр, я вернулся к Изиде.

— Ну и?

— Вирадж. Этот светильник символизирует Вирадж — Единый Космический Разум, его устройство. Людские разумы соединяются в трансцендентном эмпирее. Поэтому мы в большей степени зависимы друг от друга, чем это кажется большинству людей. Ощущение независимости исходит не от недостатка связей, а от их избытка — так, как иногда человек чувствует себя одиноким в толпе. Вам понятно?

— Квазиабсолютно, — ввернул я ларсоновское словечко. — Что-то похожее я видел на представлении у одного фокусника. Два случайно выбранных зрителя выходят на сцену, где стоят две одинаковые корзины с разноцветными шарами — черными, белыми, красными… Выбранные зрители наугад, каждый — из своей корзины, достают по шару, и шары оказываются одинакового цвета. ЭПР-фокус называется — вроде как еще Эйнштейном придуман был в двадцатом веке.