— Никогда не слышала о таком фокусе, но раз сам Эйнштейн…

Быстрым рывком она поднялась на ноги, прогнулась, распрямляя спину, затем подошла к светильнику «Вирадж» и встала так, чтобы свет падал на нее сзади, и, стало быть, я мог разглядеть контуры ее фигуры сквозь сари.

— Скажите, только честно, мне идет трико?

— Эээ, ммм, — мычал я, озадаченный требованием отвечать честно.

— Я все поняла, можете ничего не говорить, — и с обиженным видом она отвернулась.

— Давайте я спрошу, кто круче — я или Олли Брайт, и мы будем квиты, — предложил я миролюбиво.

Она обернулась и, сдерживая улыбку, проворчала:

— На вас невозможно обижаться. Забудем.

Тем не менее, аудиенция была испорчена. Изида сказала, что ей пора собираться в «Дум-клуб». Провожать ее не надо, над моим членством в клубе она подумает и, разумеется, учтет то, что сказали ей карты.

— Уверен, — сказал я Шефу, — она примет меня в клуб.

— С чего ты взял?

— Она ничем не рискует. Мне предстоит дальняя командировка, во время которой меня подвесят за ребро. Члены клуба почтят мою память залпом из маркеров. Ночное небо украсит облако светящейся краски. Интересно, какой цвет они выберут.

— Нарисуй, как лежали карты. — Наверное, моя болтовня ему надоела.

Я нарисовал — без картинок, но с подписями.

Не обошлось без претензий.

— Твой пятиугольник неправильный, — заявил Шеф.

— Принято, — кивнул я, — Яна, твоя очередь.

— Ты забыл провести диагонали. Изида начертила пентаграмму — пятиконечную звезду, получающуюся, если провести диагонали в правильном пятиугольнике. Самая известная магическая фигура. Она представляет руки, ноги и голову человека.

— Отклоняется. Звезд не было. Никаких. Шеф, я правильно сделал, что не предъявил ей для опознания портрет ЧГ?

— Правильно. Если гвозди и динарии связаны с чем-то незаконным, то она запросто могла его не узнать. Проверить ее слова мы не можем. Если же закон не нарушен, то нас это вообще не интересует.

Помолчав немного, он сказал, что должен обдумать одну идею. Пока он думает, нам с Яной следует разгрести те дела, которые должны быть разгребе… как же он это сказал?.. по смыслу — погребены до конца года.

В восьмом часу вечера я зашел к нему, чтобы уточнить кое-какое захоронение. Яна уже была там.

На экране с диагональю шесть метров крутился прозрачный цилиндр, внутри него прыгали и толкались пронумерованные шары. Цилиндр остановился, самый шустрый шар выскочил через отверстие в цилиндре и покатился по длинному желобу.

— Шестьдесят шесть! — воскликнула Яна до того, как шар остановился.

— Девяносто девять, — объявил ведущий лотереи.

— Как они это определяют! — возмутилась она. Шеф объяснил:

— Шестерки зеленые, девятки коричневые.

— Какая я все-таки невнимательная, — поспешила обвинить себя Яна. Ей не хотелось, чтобы это сделал я или Шеф.

— Не расстраивайся, ты в первый раз смотришь запись, а я — в пятый.

— Кто выиграл-то? — спросил я.

— Пол Мосс, — буркнул Шеф и остановил картинку. — Интересно, кто-нибудь из наших играет в эту ерунду… — И он вопросительно посмотрел на меня.

Я помотал головой:

— Не играю.

— Почему?

— Не играю, потому что не верю в удачу, которая свалится на меня без того, чтобы не сломать мне пару ребер.

— Это легко устроить, — встряла Яна, — у меня есть знакомый, у которого черный пояс по какому-то восточному рукоприкладству… не помню точно название, но тебе это не важно, ты у нас даже правую редко в ход пускаешь, бережешь для ложки, наверное…

— Он ест руками, — заметил Шеф как бы между прочим.

— Точно, я и забыла… Ну, так вот. Я подговорю его купить лотерейный билет, а ты этот билет у него отнимешь. Гарантирую, билет окажется выигрышным.

— Перестань провоцировать Федра, — предостерег ее Шеф, — а то он найдет себе более прибыльное занятие, чем работа в Редакции.

Но Яну несло:

— Конечно, найдет. Я уже вижу заголовки криминальных новостей: «Фаон-Полис в панике, неизвестный маньяк отнимает лотерейные билеты у восточных рукоприкладцев, полиция бессильна…». Страшное дело! Виттенгер сойдет с ума. Но не бойся, Федр, мы тебя не выдадим.

Шеф приказал Яне сгинуть. Девушка, хихикая, убежала делиться своими планами насчет меня с Ларсоном. Я, как видите, не проронил ни слова.

— Займемся делом, — сказал Шеф, перетасовывая колоду карт таро.

— Сдавайте, — откликнулся я.

Шеф сдал мне те же карты, что и Изида. Я заметил:

— Стало быть, гадание — это настоящая наука, так как повторный эксперимент дал тот же самый результат. Воспроизводимость в опыте, по словам Ларсона, это первый признак научности.

Шеф постукивал по кончику носа согнутой углом проволочкой. Глаза у него были прикрыты.

— Паж посохов, Колесо Фортуны, Башня, Мудрец, Девятка динариев, Повешенный, — бормотал он, отмечая каждое название ударом проволочки по носу.

Приоткрыв глаза, он взял карту Колесо Фортуны и поместил ее под настольную лампу.

— Ведущий розыгрыша лотереи, — проговорил он, рассматривая карту, — назвал лототрон «колесом Фортуны».

— Ого!

— Это еще не «ого». Он назвал его «колесом» не в этой передаче, — Шеф кивнул на замершую картинку, — а в прошлой, то есть две недели назад. В передаче, которую Мосс смотрел перед смертью, ведущий сказал, цитирую: «Посмотрим, улыбнется ли Фортуна кому-нибудь на этот раз». Любопытно, да?

— И не только это. — Я пододвинул к нему Мудреца и Девятку динариев.

— Вот и я о том же. Резец в руках мудреца похож на гвоздь. У Человека с Гвоздем борода, как у мудреца на карте, и сколько-то серебряных монеток, похожих на динарии.

— Как я и сказал, гадание на таро — это наука.

— И кое-кто, — подхватил Шеф, — ею очень здорово овладел.

— Но почему Изида показала их именно мне? Теперь мне кажется, что она приглашала меня только для того, чтобы погадать на таро. Если они действительно что-то значат, то какой смысл показывать их первому встречному? Шеф, по-моему, ей известно, что я детектив и что нас интересует ЧГ.

— Откуда ей это известно?

— Возможно, от Филби.

— То есть, она и есть тот клиент, который нанял его для слежки за Лией.

— Скорее всего. Хотя это глупо, давать подобное задание со своего терминала.

— Согласен, глупо. Поговори еще раз с Филби.

Вняв моим доводам, Шеф позволил отложить допрос Филби до воскресного утра. Детективу нездоровилось, однако он сразу заявил, что не станет говорить со мной ни за какое пиво. Я ответил, что так я и думал, поэтому и не принес ему ничего укрепляющего.

— Зачем тогда приперся? — обозлился Филби.

— Сегодня мы построим беседу по-другому, — сказал я и приковал его к креслу. После этого я пригласил эксперта из Отдела Информационной Безопасности, — он, пока я производил разведку, караулил у входа. Эксперт взялся за компьютер. Филби изрыгал проклятья, но быстро охрип. Последними его словами было:

— Говорите, что вам от меня надо.

Я дал ему воды и объяснил суть наших претензий. Он поклялся, что перейдет на кефир, если сказал обо мне кому-нибудь хоть слово. В компьютере не нашлось доказательств того, что он врет. Но было бы странно, если бы он их хранил в незакодированных файлах. Как ни жаль, но пришлось оставить Филби в покое.

Через десять минут после ухода я вернулся, чтобы отцепить детектива от кресла.

Есть ли у Шефа нюх на преступников, это вопрос спорный. Но то, что у него абсолютный нюх на перспективные дела, не вызывает никаких сомнений. Узнав, что визит к Филби окончился безрезультатно, он поднял проволочку и сказал:

— У нас мало фактов. Чтобы продолжать их искать, необходим стимул. Поэтому нам нужен большой и жирный клиент.