— И теперь мы можем ехать к моему кладу, — добавил Том.

— Да, — отозвался Келп.

— И все же, — пробормотал Дортмундер, обращаясь главным образом к самому себе, — что-то говорит мне, что мы еще встретимся с этим «фордом».

«Форд-фэйрлейн» возвращался в Дадсон-Сентр.

— Мама, — произнесла Миртл, вглядываясь в сгущавшиеся сумерки. — Мама, ты должна все мне рассказать.

— Ничего не видно, — отозвалась Эдна. — Следи за дорогой.

— Я слежу за дорогой! Мама, прошу тебя. В конце концов я имею право узнать о своем собственном отце.

— Право! — Это слово было произнесено со злостью, необычной даже для Эдны. — Имела ли я право знакомиться с ним? Мне казалось, что да, но я ошибалась. Однако ему было плевать, и в итоге на свет появилась ты.

— Ты ничего мне о нем не рассказывала. — Миртл злилась на Эдну за то, что та молчала все эти годы, злилась на себя за свое блаженное неведение, за то, что никогда не задавала вопросов и даже не задумывалась. — Неужели он действительно такой мерзавец? — спросила Миртл, ожидая, что мать просто скажет «нет».

Но Эдна сказала:

— Он еще хуже. Уж поверь моему слову.

— Как я могу верить тебе на слово, если ты ничего мне не говоришь? Мама, я всегда старалась быть тебе хорошей дочерью, я всегда...

— Это верно, — неожиданно спокойно отозвалась Эдна, и Миртл рискнула на мгновение обратить к ней взор. Глаза Эдны бегали по приборной панели, словно там было начертано изречение: «Mene, mene tekel uphrasin»[2]. Миртл была удивлена и даже растрогана умиротворенным выражением, появившимся на лице матери. В неверном сумрачном свете оно вдруг утратило свою обычную воинственность.

Но все тут же вернулось на круги своя.

— Смотри на дорогу!

Взгляд Миртл устремился вперед. Двухполосная асфальтовая дорога пробегала мимо мексиканского ресторанчика к окраине Дадсон-Сентр; они были в пятнадцати минутах езды от дома.

Миртл вовсе не желала прекращать преследование. Она видела, что люди на заднем сиденье то и дело оглядываются, а их машина описывает круги; не было никаких сомнений в том, что преследуемые заметили слежку и вовсе не намерены направляться к намеченной цели до тех пор, пока не избавятся от «хвоста». Но все это не имело никакого значения. Миртл было безразлично, куда они едут. Ей не хотелось знать, кто эти люди; на самом деле, ее интересовал лишь один из них — ее отец. Миртл рассуждала так: если следовать за ними достаточно долго, чтобы ее присутствие стало очевидным и неизбежным, то они либо куда-нибудь приедут, либо где-нибудь остановятся, и тогда она сможет выйти из автомобиля, подойти к их машине, заговорить с ними! Поговорить с ним!

Но Эдна рассудила иначе.

— Нас засекли, — прошипела она уголком рта, являя новое, доселе неизвестное свойство своей натуры. — Хватит, Миртл. Возвращаемся домой.

— Но они так близко! Если мы их упустим...

— Куда он денется, этот сукин сын! — мрачно сказала Эдна. — Если он действительно вернулся — а он вернулся, чтоб его черти взяли, — то в самое ближайшее время этот ублюдок опять появится поблизости, вот увидишь. Это лишь вопрос времени. Если они сейчас свернут налево, поезжай прямо!

«Кадиллак» действительно свернул налево, а Миртл, послушная девочка и хорошая дочь, поехала прямо. И вот они уже совсем близко к дому; их приключение подходило к концу, по сути, даже и не начавшись. Миртл не разделяла убежденности матери в том, что ее отец в ближайшее время «опять появится поблизости»: какой смысл возвращаться после стольких лет отсутствия?

А он был так близко!

«Сейчас мать вылезет из машины, — подумала Миртл, — и правда канет навсегда».

— Прошу тебя, — сказала она так тихо, что даже не знала, услышала ли ее Эдна.

В ответ донесся вздох — очередное неожиданное проявление слабости со стороны матери.

— Не проси меня об этом, Миртл, — неузнаваемо мягким голосом отозвалась Эдна.

— Это так больно ничего не знать, — в тон матери произнесла Миртл.

— До сих пор тебя это не волновало, — сказала Эдна, опять в своей обычной язвительной манере.

— А теперь волнует, — настаивала Миртл. — И мне очень обидно, что ты не желаешь об этом говорить.

— Ради бога, Миртл, — взмолилась Эдна. — Ты не подумала, как это тяжело для меня? Ты не подумала, что именно поэтому я не желаю говорить об этом мерзком человеке?

— Должно быть, ты очень его любила, — мягко и осторожно произнесла Миртл, как это бывает в кинофильмах. Миртл и в голову не приходило, что в один прекрасный день ей придется самой участвовать в таком эпизоде.

— Бог его знает, — с горечью отозвалась Эдна. — Должна признаться, в то время мне казалось, что... — Она покачала головой и, сверкнув глазами, отрывисто добавила: — И что я получила взамен?

— Ты получила меня, — напомнила Миртл, силясь выдавить улыбку. — Не так уж и плохо, правда?

— Тогда в этом не было ничего хорошего, — ответила Эдна, улыбаясь уголком рта, отчего лицо ее перекосилось. — Особенно в Норт-Дадсоне.

— Я даже представить себе такое не могу.

Миртл остановила машину у красного светофора на Мэйн-стрит, и Эдна покосилась на дочь. Впереди в сумраке сияли желтые окна библиотеки.

— Я и не сомневалась в этом, — сказала она. — Мне кажется, я сделала для тебя все, что возможно.

— Что ты сделала?

— Зеленый свет включился, — заметила Эдна.

Миртл посмотрела на светофор и нажала педаль газа, почувствовав нетерпение и раздражение, что случалось с ней крайне редко. Проезжая перекресток, Миртл едва не заглушила мотор «форда», но затем овладела собой и повела машину как полагается.

Погруженная в свои мысли, Эдна, казалось, не обратила внимания на «козлиные прыжки» автомобиля, которые при обычных обстоятельствах наверняка дали бы ей повод позлорадствовать. Все же она сказала:

— Я учила тебя быть осторожной, осмотрительной, послушной...

Миртл неловко рассмеялась:

— Ну прямо девочкой-скаутом!

— Ты и есть девочка-скаут, — сердито отозвалась Эдна. — Меня воспитывали по-другому, — продолжала она. — Меня учили быть независимой, всегда полагаться только на себя. И что я получила в итоге? Тома Джимсона. Поэтому я выбрала для тебя иной путь.

— Том Джимсон? — встрепенулась Миртл. — Его зовут Том Джимсон?

— Даже в этом я не уверена, — ответила Эдна. — Том Джимсон лишь одно из имен, которые он мне называл. Впрочем, его он произносил чаще других, так что, возможно, это и есть его настоящее имя.

— Что он был за человек? — спросила Миртл.

— Сущий дьявол.

— Ну, мама... — Миртл снисходительно улыбнулась. Ей все было ясно. Эдна по уши втрескалась в... Тома Джимсона... а тот обесчестил ее и бросил, и эта рана до сих пор не зажила. Сейчас Эдна называет его дьяволом, а раньше любила. Действительно ли он был таким уж дурным человеком?

Миртл свернула на улицу Вязов, а затем — на Олбани-стрит. Впереди маячила Спринг-стрит, а за ней начиналась Миртл-стрит.

— Миртл Джимсон, — тихонько произнесла Миртл, словно пробуя звук на вкус.

— Ха! — фыркнула Эдна. — Об этом даже речи не шло, уж поверь мне!

— Интересно, куда они поехали? — гадала Миртл.

— Уж конечно, не в церковь, — ответила Эдна. — Это я могу сказать наверняка!