Отец медленно кивнул, подумал и сказал:

— Земля намокла и стала мягкой. Как стемнеет, закопаем ее на заднем дворе.

Миртл последней уловила смысл его слов. Когда до нее дошло, что он имел в виду, остальные уже успели высказать свои возражения, к которым Миртл прислушивалась, затаив дыхание.

— Ты не сделаешь этого, — гневным тоном заявила Глэдис.

— Я не желаю в этом участвовать, — испуганным голосом заявил Даг.

— В этом нет необходимости, Том, — спокойно, но внушительно заметил Тайни.

— Вот как? — В ответ на доводы оппонентов Том лишь покачал головой. — И куда же она направится, если мы ее отпустим? Прямиком в полицию.

— А мы ее не отпустим, — предложил Тайни. — В любом случае мы завтра ночью смываемся. Уедем себе, и какое нам дело, куда она побежит и что станет говорить.

— Если она не вернется домой, в полицию побежит ее мамаша, — сказал Том Джимсон (Миртл уже не думала о нем, как об отце, и называла его про себя по имени и фамилии).

— Пусть позвонит матери и скажет, что останется на ночь с Дагом.

Миртл поперхнулась, но у Дага хватило такта смущенно промолчать. Глэдис повернулась к девушке и, бросив на нее желчный взгляд, добавила:

— Уж лучше с Дагом в постели, чем в сырой земле.

Миртл была вынуждена с ней согласиться.

Однако Том Джимсон не спешил отказываться от первоначального замысла.

— А кто будет всю ночь за ней приглядывать? Куда бы мы ее ни поместили, она сможет выпрыгнуть в окно.

— Только не с чердака, — послышалось от дверей, и в кухню вошел Уолли (если его действительно звали Уолли).

«Долго ли он слушал? Кто он — главарь шайки или просто толстенький коротышка? — подумала Миртл. — Или нечто среднее?»

Миртл уставилась на Уолли, но тот, даже не посмотрев ей в глаза, прошелся по кухне и сказал Тому:

— Там есть мансарда, дверь которой можно запереть на замок. А я все равно не сплю ночами и могу присмотреть, чтобы она не сбежала.

— А если ей вздумается крикнуть из окна?

Уолли слабо улыбнулся. Наверняка он — главарь шайки. Во всяком случае, Уолли был единственным из присутствующих, кто не выказывал страха перед Томом Джимсоном.

— В такой-то дождь? — спросил он.

— Уолли прав, — сказала Глэдис (по крайней мере его действительно зовут Уолли!). — На улицах ни души, но даже если кто-то и выйдет из дома, все равно ничего не расслышит.

— Сам посуди, Том, — заметил Тайни. — До сих пор мы ничего такого не сделали, чтобы нас полиция разыскивала. Но стоит нам тронуть местных жителей, и пиши пропало.

— А я вообще не занимаюсь такими вещами, — испуганно заявил Даг. — Я — аквалангист, и здесь нахожусь только для выполнения своих профессиональных обязанностей.

Завязалась оживленная перепалка, в ходе которой присутствующие увещевали Тома Джимсона не принимать кровавых мер. Все это время Уолли не отрывал глаз от Миртл, словно пытаясь сообщить ей нечто личное, сокровенное. Что именно? Хочет запугать? О чем-то предупредить? Может, ему нужно, чтобы она не говорила остальным, что они уже встречались?

Ради Бога! Миртл вообще не собиралась ничего говорить. Никто из присутствующих не вызывал у нее доверия. Даже Глэдис.

В кухне появились еще трое и потребовали объяснить, что здесь происходит. Им поведали историю пленения Миртл, а также различные точки зрения по поводу способа ее обезвреживания. Спор вспыхнул с новой силой. Среди вновь прибывших (это были двое мужчин и женщина) не оказалось того разгневанного человека, который разлучил Дага и Миртл во время памятной встречи на крыльце. Сколько же людей в этой... банде?

«Да, — подумала Миртл. — Меня похитила самая настоящая банда. Но скажите на милость: что могло привлечь преступное сообщество в Дадсон-Сентр?»

Пришедшая недавно женщина, которая выглядела намного моложе и приветливее Глэдис, сказала:

— Позвоню-ка я Джону. Может, он нам что-то подскажет.

— А мне казалось, что Эл вышел из игры, — заметил Том.

— На чердак ее, — негромко, но внушительно произнес Тайни. — Уолли прав.

С этим мнением согласились все присутствующие — разумеется, за исключением Тома, который заявил напоследок:

— Слушайте меня внимательно. Если она сбежит, я сразу же берусь за динамит. Немедленно.

— Да, конечно, — в один голос отозвались присутствующие и всем скопом повели Миртл вверх по лестнице, нетерпеливо и с легким раздражением размахивая руками.

«Главнокомандующий и принцесса не узнали друг друга!»

ПРИНЦЕССА, БЕЗДЕТНАЯ КРЕСТЬЯНКА, ПОХИЩЕННАЯ ЦЫГАНОМ/ЧЕРНЫМ ВОРОНОМ/МЕРЛИНОМ, ДОЛЖНА ИМЕТЬ НА СВОЕМ ТЕЛЕ ОСОБУЮ РОДИНКУ, СКРЫТУЮ В УКРОМНОМ МЕСТЕ

«В настоящей жизни так не бывает. Даже если у нее есть родинка, это не имеет значения, поскольку нет никакого наследства».

ПРИНЦЕССА НАСЛЕДУЕТ ИМУЩЕСТВО СВОЕГО ОТЦА. В РУКАХ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО СОСРЕДОТОЧЕНЫ ГРОМАДНЫЕ ЦЕННОСТИ

«Деньги, зарытые на дне водохранилища. Мне кажется, Том собирается взять их себе. Принцесса в опасности — вот что самое главное».

ДА

«Я взял принцессу под свою защиту».

ЭТО ДОЛГ ГЕРОЯ

«Я принял решение спокойно выждать и посмотреть, что будет дальше. Твои соображения?»

СОГЛАСЕН

Дортмундер открыл один глаз и тут же пожалел об этом. Открыл второй, но легче не стало. Он лежал в той же позе на полу в гостиной напротив телеэкрана, с которого облаченная в белый халат Рокуэлл Уэлч вещала что-то о микробиологии.

Затем в его поле зрения появились ноги в старых изношенных коричневых башмаках и линялых джинсах. Взглянув на ноги, Дортмундер осознал, что его разбудил стук открываемой квартирной двери. Затем он вспомнил все остальное: 1) Гаффи, 2) Тома (Тима Джепсона) Джимсона, 3) наручники, 4) пиццу, за которой отправился Гаффи.

— Вот, принес, — раздался откуда-то сверху голос Гаффи.

— Отлично. — Дортмундер приподнялся, опираясь на левую руку. Правая рука торчала в кольце наручников, прикрепленных другим кольцом к батарее. Он чувствовал дурноту и головокружение и лишь теперь вспомнил, что Гаффи пошел за пиццей потому, что они выпили слишком много пива на голодный желудок.

Гаффи вскрыл пиццу прямо на полу и предупредительно придвинул ее поближе к свободной левой руке Дортмундера.

— Я еще пивка захватил, — сказал он.

— Отлично.

Презрев условности, Гаффи уселся на пол рядом с Дортмундером, и они принялись за пиццу, прихлебывая пиво и наблюдая за Рокуэлл Уэлч, пробиравшейся по чьей-то кровеносной системе. Теперь на ней был гидрокостюм, выгодно подчеркивавший соблазнительные формы, но речь шла по-прежнему о микробиологии.

Несколько минут спустя Гаффи задумчиво произнес:

— Это моя лучшая вечеринка за сорок... сколько же это будет?.. за сорок пять лет, Джон.

— Какая же это вечеринка, Гаффи? Нас ведь только двое, — заметил Дортмундер.

— Для меня два человека — целая толпа, — напомнил Гаффи.

— Понимаю.

Они еще немножко посидели в уютном молчании, а потом, когда на экране появилась рекламная заставка национальной гвардии (уже наступила поздняя ночь, а точнее, раннее утро), Гаффи с сомнением в голосе произнес:

— А может быть, Мэтт?

— Ты так думаешь?

— Не знаю. Давай попробуем.

— Эй, Мэтт! — жизнерадостно заорал Дортмундер, от всей души стараясь потрафить старику. — Что скажешь, Мэтт? Как дела, Мэтт? Эгей, ребята! Посмотрите, кто пришел! Мэтт Гаффи!

Выслушав вопли Дортмундера, Гаффи задумался и сказал, покачивая головой:

— Нет. Вроде не так.

Все дело в том, что нынче вечером Дортмундер, надеясь хоть как-то умиротворить Гаффи и тем самым облегчить режим своего заточения, сказал:

— Нам предстоит просидеть вдвоем по меньшей мере двое суток. Давай хотя бы познакомимся. Меня зовут Джон.

Тут оказалось, что Гаффи не может вспомнить собственного имени.

Впрочем, его нельзя было в этом винить. Уже два десятилетия Гаффи вообще ни с кем не общался, а до того сидел в тюрьме, обитатели которой называли друг друга исключительно по фамилиям, чтобы показать, какие они крутые мужики (невзирая на различные отклонения в сексуальной ориентации). Короче говоря, к Гаффи в последний раз обращались по имени где-то в конце второй мировой войны.