Слева — массивный, принадлежащий семейству Дефуриа, несколько поколений которого были погребены вокруг.

Смит попытался вообразить, как в этих декорациях могло выглядеть убийство безымянной женщины. Он стоял там, где, насколько ему было известно, стояла она. Он представил себе, с какого места в нее стреляли, какое действие произвели на нее пули. Он увидел место, куда упали цветы, которые она держала.

Казалось, картина сложилась довольно убедительная, но сходились не все концы. Почему она не приходила сюда раньше? Как после долгих лет отыскала давно умершего Римо?

Именно эти докучливые вопросы привели Смита в Уайлдвуд, и сейчас, над могилой Римо, они докучали ему еще больше.

Смит вынул из кармана блокнот и занес в него имена с соседних могил, сделав пометку: спросить у Чиуна, где находится настоящее тело Римо.

Пожалуй, надо попытаться устроить так, чтобы Римо похоронили здесь, в Уайлдвуде. На этот раз по-настоящему. Уж этим-то он Римо обязан.

Смит покинул кладбище.

Не оглядываясь. Оглядываться не имело смысла.

Когда стрелок говорил, что проникнуть в больницу будет трудновато, хотел возразить, что больница — не крепость и не тюрьма и устроена не для того, чтобы туда было трудно войти или оттуда выйти. Больница — всего лишь больница, место, куда больных помещают, чтобы они поправились, и можно поставить вокруг хоть тысячу солдат, но защита все равно будет проницаемой, как дуршлаг. Но решил промолчать: тот все равно не поймет. Стрелок, следуя по скоростной автостраде имени Джона С. Лоджа в центре Детройта, снизил скорость. Римо выскользнул из машины, и прежде чем за ним захлопнулась дверь, успел услышать: «Ну давай, сынок, покажи им, что ты умеешь!»

Машина умчалась прочь, а Римо, перемахнув через ограждение, оказался на территории больницы. Он был в черном и в темноте молчаливой тенью перемещался от дерева к кусту, от куста, когда добрался до автостоянки перед больницей, — к машине.

В заливающем территорию холодном белом свете прожекторов здание главного корпуса выглядело блестящим кубиком льда.

Римо на полусогнутых проскользнул мимо лениво расхаживающих патрульных. От них он никаких неприятностей не ждал. Если неприятности и будут, то на этаже, где лежал в коме Хьюберт Миллис, президент «Америкэн автос».

Добравшись до больших парадных дверей, Римо вошел в холл с самоуверенностью посыльного, доставившего из закусочной кофе со слойками.

Сверяя что-то в блокноте, за стойкой приемной стояла непреклонного вида медицинская сестра.

— Слушаю вас, — сказала она, подняв на Римо глаза.

— Скажите, на каком этаже лежит мистер Миллис?

— Часы посещений — с трех до пяти дня.

— Я спросил не об этом.

— К посещениям допускаются только самые близкие родственники.

— Это меня тоже не интересует.

— Вы — родственник?

— Как всякий, кто знает, что человек человеку — брат, — сказал Римо и, перегнувшись через стойку, выхватил из рук сестры блокнот.

— Отдайте немедленно! — зашипела она.

Римо нашел имя Миллиса с пометкой «12-Д». Это означало либо двенадцатый этаж, либо больничное отделение "Д".

— Где отделение "Д"? — спросил Римо.

— Нет у нас такого отделения! — обидчиво сказала сестра.

— Премного обязан.

Римо вернул блокнот. Проще добраться до двенадцатого этажа, чем рыскать в ночи в поисках какого-то сомнительного отделения "Д".

— Охрана! — закричала сестра.

— Ну вот, кто вас просил, — с мягким укором произнес Римо.

Из-за угла появился охранник.

— Что такое? — сурово осведомился он, держа руку на рукоятке торчащего из кобуры револьвера.

— Этот человек интересуется пациентом из «12-Д».

— Какие проблемы, приятель? — обратился охранник к Римо.

— Никаких проблем! — удивился Римо. — Как раз собираюсь уходить.

— Пойдем, провожу, — сказал охранник.

— Чудно. Обожаю компанию.

Не спуская руки с оружия, охранник выпроводил Римо на улицу. Его подмывало вызвать по радиотелефону помощь и для порядка заковать нарушителя в наручники, но, говоря по чести, тот ведь на самом деле не совершил ничего противозаконного. Он просто задал сестре несколько вопросов о пациенте из палаты «12-Д», которая, как охраннику было хорошо известно, находилась под круглосуточным наблюдением агентов ФБР.

Эти агенты, когда он предложил им свою помощь, окатили его презрением.

— Главное, старина, не путайся под ногами, — сказал ему их главный.

И никаких особых указаний от них не поступило, так что теперь он и не знал толком, что делать с этим костлявым, одетым во всем черное парнем.

Но скоро вопрос сделался сугубо академическим, поскольку костлявый исчез, как сквозь землю провалился.

Только что он стоял рядом — и вот его уже нет. Охранник огляделся кругом, ничего не увидел и направился к кустам сбоку от входной двери. Там были тени, и какие-то странные, темнее обычных, и кажется, они двигались. Он успел убедиться, что тени двигались, но было уже поздно.

Ослабив хватку на горле охранника, перекрывшую тому доступ кислорода, Римо подхватил обмякшее тело и легко, как ребенка, перенес к припаркованной неподалеку машине, пальцем выбил замок и усадил охранника за руль, где он и очнется несколько часов спустя в полном недоумении, как там оказался.

К тому времени Римо наверняка уже скроется.

Больничный фасад был гладким, облицованным керамической плиткой, не за что ухватиться, но оставались еще окна, и Римо легко запрыгнул на выступ окна первого этажа. Отсюда он достиг выступа окна второго этажа и, словно по ступенькам лестницы, двинулся наверх. Со стороны могло показаться, что это очень легко. Для Римо так оно и было. Некоторые из окон на его пути были открыты или светились, и тогда он, чтобы не засветиться самому, обходил их, ведь успех всего предприятия зависел от внезапности и незаметности восхождения. Как ходы на шахматной доске: окна — клетки, а Римо единственная боевая фигура.

Он прошел двенадцатый, в окне этажом выше ногтем очертил по стеклу круг и надавил на его верхнюю часть. Безупречно круглая плоскость бесшумно выскочила ему прямо в руку. Римо метнул ее, как дискобол, и стеклянный круг, красиво спланировав над автостоянкой, впился в ствол дерева.

Просунув руку в образовавшееся отверстие, Римо нащупал шпингалет и бесшумно открыл окно. Скользнул в комнату, огляделся — глаза тут же приспособились к темноте. Это была двухместная, никем не занятая палата. В воздухе витал особый больничный дух, на девяносто процентов — дезинфекция, на десять — отчаяние и недуг.

Римо стянул с кровати простыню, сделал в ней несколько дыр, в одну просунул голову и задрапировался, как в тогу. Если не слишком приглядываться, одеяние смахивало на бесформенный балахон, какие в больницах выдают вместо ночных рубашек.

В коридоре на него никто не обратил внимания. В ближайшем торце Римо обнаружил лестницу, ведущую на двенадцатый этаж.

Лестер Трингл, оперативный агент ФБР, назубок усвоил совет, преподанный ему на подготовительных курсах: «Всегда и везде жди неприятностей. Они начнутся — а ты к ним уже готов».

Так что даже теперь, во время простого, как кусок мыла, задания охранять лежащего в коме пациента, — Трингл был начеку. Он стоял на посту у двери в палату «12-Д», нянча в руках короткоствольный автомат со сложным телескопическим и лазерным наведением.

Трингл не слишком жаловал эти новомодные штучки. Он был меткий стрелок, но начальство настаивало, и он подчинился. В Белом доме безопасность Хьюберта Миллиса считали делом государственного значения — не столько из-за персоны собственно Миллиса, сколько потому, что слишком уж много автопромышленников пострадало в последнее время. Вопрос стоял принципиально: если вооруженный псих с легкостью изничтожает цвет национальной автоиндустрии, это нездорово отражается на репутации страны.

Дурацкая история, подумал Лестер Трингл, и самое дурацкое в ней то, что этот псих разослал в газеты письмо и подписал его.