Последнее, что видел стрелок, была надвигающаяся на него пустая ладонь Римо. Последнее, что он слышал, был голос Марии, и ему стал ясен смысл ее предсмертных слов:

— К тебе придет человек. Мертвый, поправший смерть, он принесет тебе гибель в пустых руках. Он будет знать, как тебя зовут, ты будешь знать его имя, и имя это явится тебе смертным приговором.

Он не почувствовал, как словно выскальзывает из тела. Нет, но сознание его сгустилось и стало сжиматься в мозгу, все туже и туже, все плотней, пока не сделалось как бы величиной с горошину, потом с булавочную головку, потом с точку невыразимо крошечную, с атом. И когда стало ясно, что дальше уже не уменьшиться, оно все равно продолжало сжиматься и сжиматься.

Но стрелку было все глубоко безразлично. Самая суть его существа влилась в темноту такую густую и черную, что и вообразить было невозможно, а непонимание того, где он и что с ним, было гораздо, гораздо лучше, чем понимание.

— Я его убил, — сдавленно произнес Римо. — Я убил своего родного отца.

Из-за тебя.

— Мне очень жаль, Римо. Мне очень жаль, — сказал Чиун.

Но Римо не слышал его. Он все повторял и повторял одни и те же слова жалким тихим голосом, как маленький мальчик:

— Я убил его!

Римо тяжело опустился на пол, коснулся рукой тела человека, которого называл отцом. На ощупь оно стало тряским и бесформенным, как медуза.

Лаваллет тихонько приоткрыл дверь и выглянул наружу. Увидел сначала покойника, потом Чиуна.

— Что с ним случилось?

— Синанджу, — коротко ответил Чиун.

— Он сказал, кто его нанял? — спросил Лаваллет.

— Нет. В этом не было необходимости, — сказал Чиун.

— Почему это?

— Потому что я знаю, что его нанял ты.

— Я нанял его, чтобы убить себя самого? Да ты спятил!

— Есть только один человек, которому выгодны убийства остальных автомобильщиков. Этот человек — ты.

— Что за вздор! — возмутился Лаваллет. В этот самый момент в приемную вошла его секретарша, мисс Блейз, и, завидя босса, быстро глянула в шпаргалку, которую держала в руке.

— Звонил ваш консультант по связям с общественностью, мистер Лаваллет, сказала она, не поднимая глаз от бумажки. — Он просил передать, что разослал по редакциям материал, в котором сообщается, что все три автокомпании попросили вас их возглавить. — Она улыбнулась, подняла глаза и только тут заметила стоящего рядом с боссом Чиуна и сидящего у мертвого тела Римо. — О, простите, — смутилась она. — Я не знала, что вы не один.

— Идиотка! — прошипел Лаваллет, кинулся к открытым дверям лифта, нажал на кнопку, и двери за ним захлопнулись.

— Что в него вселилось? — удивилась мисс Блейз. — Я могу чем-нибудь помочь?

— Ты можешь уйти, глупая женщина, — сказал Чиун и подошел к все еще сидящему у тела Римо.

— Римо, — тихо позвал он. — Человек, который по-настоящему виноват в этой смерти, только что вышел отсюда.

— Что? — отсутствующе спросил Римо.

— Поверь мне, боль и горечь, которые ты сейчас чувствуешь, — дело рук автомобильщика Лаваллета. Он зачинщик всех этих неприятностей.

Римо еще раз посмотрел на тело. Поднялся на ноги.

— Не знаю, — пробормотал он. — Мне, кажется, все равно...

— Римо, ты еще молод. Поверь мне. В жизни мужчины не раз случается так, что он вынужден совершать поступки, о которых потом жалеет. Все, что мужчина может, — это действовать с сознанием собственной правоты, и тогда он не должен никого бояться. Даже самого себя.

— Сознание собственной правоты?! О чем ты говоришь, Чиун! Я же убил своего отца!

— Но иначе он бы убил тебя, — сказал Чиун. — Разве это отцовская любовь? Отцы, Римо, так не поступают.

И тут Римо вспомнил вчерашний бой на крыше здания поблизости от «Америкэн автос», вспомнил, как Чиун отражал его удары, не делая ничего, что могло бы причинить Римо вред, и понял, что такое настоящая отцовская любовь, что такое семья. Он был не сирота, он не был сиротой с того самого дня, как встретился с Чиуном. Старый кореец был ему настоящим, неподдельным отцом, отцовство которого основывалось на любви.

И Синанджу, уходящая в древность длинная череда Мастеров, тоже была семьей Римо. Тысячи могучих богатырей через века протягивали ему свои руки.

Его семья.

— Так ты говоришь, Лаваллет смылся?

Чиун кивнул, и Римо сказал:

— Пойдем, папочка, прикончим подонка.

— Как тебе будет угодно, сын мой.

Лаваллет за рулем «дайнакара» торопился прочь от завода.

Пусть полиция во всем разбирается, думал он. Я буду все отрицать. Пусть попробуют что-нибудь доказать. Свидетелей-то нет!

Поворачивая на шоссе, он взглянул в зеркальце заднего обзора, не преследует ли его какая машина.

Нет. Позади были только два парня, в погоне за инфарктом трусящих оздоровительным бегом. Отлично. Он нажал на акселератор. «Дайнакар» рванул вперед. Но дистанция между ним и двумя бегунами в зеркале не увеличилась.

Напротив, они даже стали как будто ближе. Не может быть!

Но тут Лаваллет увидел, что это были за бегуны. Тот самый азиат и молодой парень с неживыми глазами! Они преследовали его. Они его догоняли.

Он бросил взгляд на спидометр. Семьдесят миль в час! Он прижал педаль почти к самому полу. Без толку. Бегуны сначала увеличились в зеркале, а затем поравнялись с набирающим скорость «дайнакаром».

В открытое боковое окно Лаваллет покосился на бегущего рядом Римо.

— Вам меня не остановить! Как бы вы, черт вас возьми, ни бегали!

— Посмотрим, — сказал Римо.

Чтобы доказать, как крупно он ошибается, Лаваллет резко повернул руль налево, направив машину прямо на Римо. Тот, не сбавляя скорости, принял в сторону. Лаваллет рассмеялся, но рука Римо плавно протянулась к нему, и крыло автомобиля, что с водительской стороны, оторвалось от рамы. Та же судьба постигла дверь пассажирского салона, она с грохотом полетела вдоль по улице. Лаваллет покосился направо. Бок о бок с машиной легко бежал старик.

— Не остановить? — усмехнулся Римо.

Лаваллет пригнулся к рулю. Он делал восемьдесят пять миль в час.

Невероятно! Как они могут, почему они не отстают? Но ничего, долго так не протянут: выдохнутся.

Но преследователи, не выказывая признаков усталости, подломили опорные стойки крыши и скинули ее наземь. Потом послали вскачь по бетону крышку багажника. Затем — остальные крылья.

Вслед за тем бегуны ухватились за одну из несущих стоек машины, и Лаваллет почувствовал, как скорость ее снижается. Через несколько сотен ярдов «дайнакар», ободранный до шасси, остановился совсем.

Лаваллет вышел, все еще сжимая в руках руль, теперь уже ни к чему не присоединенный.

— Пощадите меня, — попросил он умоляющим голосом.

— Это по какой же причине? — холодно осведомился Римо.

— Зачем ты нанял киллера? — спросил Чиун.

— Хотел избавиться от конкурентов. Если б они все умерли, я, с «дайнакаром» на руках, получил бы полную власть над Детройтом.

Римо подошел к заднику машины.

— Если эта чертова штука хоть на что-то годится, ты бы и так ее получил.

Он заглянул в открытый багажник. — Что это за батареи? Для чего они?

— Я буду откровенен, — заявил Лаваллет, понимая, что на карту поставлена его жизнь. — Видите ли, «дайнакар» — блеф. Машина работает не на отходах, а на одноразовых электрических батареях.

— То есть? — спросил Римо.

— Это значит, что она бегает месяц или два, а потом ей настает конец, и вам придется покупать другую.

— Однажды у меня был такой «студебеккер», — сказал Римо.

— Так она не превращает мусор в энергию? — переспросил Чиун.

— Нет, — вздохнул Лаваллет. — Это было так, для эффекта.

— "Дайнакар" не ездит на мусоре, — сказал Римо. — Она сама — мусор.

— Можно сказать и так, — вздохнул Лаваллет.

— Хочу тебе еще кое-что сказать, — проговорил Римо.

— Что? — спросил Лаваллет.

— Прощай!