— Так, что тут еще…
— Щелкнул замочек входной двери.
Упсь — щелкнул рубильник в моей голове — мне велено собрать чемодан, а я его разбираю — сейчас исправлю!
— Ну что Саш, готова? Собрала чемодан?
— Уху — буркнул я, сжимая руками «створки ларца» и зубами теня упирающеюся собачку.
— Вижу, что процесс успешный.
— Умху.
— А я поесть в дорогу купила.
— Отлично! — застегнул я молнию, и забрал пакет у матери, что проследовала на кухню.
— Мааам — проследовал я следом за ней — крабовые палочки? Серьёзно? Они ж протухнут, не успеем мы даже отъехать!
— Думаешь? Ну тогда сейчас съедим.
На что в ответ я вздохнул, пожал плечами, и выдал:
— Ну, яйца все равно надо отварить.
Уже наливая воду, для этих самых яиц.
Вокзал, перрон, и… рельсы. Поезд стоит у нас ровно две минуты, так что все желающие на него попасть… всегда готовы к спринту. У меня, а вернее подомной — чумодан размером с две меня. По крайней мере, я внутрь умещаюсь целиком и так, что еще остается место. У мамы — походный баул. Туда я, кстати тоже помещаюсь — да, я телом мелковат! А что в этом такого? Походу какие-то косяки по росту все же приобрёл, но это все мелочи — наверстаю!
И вот, сидим, ждем. Прибытие уже объявили, нумерацию тоже… народ нервничает, состава — нет. Хотя тут есть два… нет, три! Человека что совсем не парятся. Я, мать, и вон тот дядя милиционер. Последнему — по барабану на опоздание и прибытия, мама — тупо уже не здесь несмотря на баул продуктов в руках, а я… а я считаю неплохой нагрузкой телу кейс по весу с собственную мать.
Я, конечно не взвешивал, но… визуально… о! Поезд показался! Ну, всё, ключ на старт и поджигаем пертаки. Как рассказал вон тот дядя своей жене — нумерация с хвоста не означает, что хвост в конце. И наш второй вагон может быть не там, а сразу за локомотивом.
Нет, не за локомотивом. Но состав короткий — всего пятнадцать вагонов! За место расчетных двадцати — двадцати двух, и бежать все равно пришлось всем и каждому. Даже мне, что побил в этом деле все рекорды с чемоданом, играющий в театре роль авиакрыла. И чуть не вынесший беднягу проводника через противоположную дверь наружу.
— Пх, аха! Полегче! — отскреб себя от дверки парнишка-проводник, массируя ушибленную спину — Кто вообще так вещи кидает? — наконец он соизволил взглянуть в проход.
А там я. Мелкая пигалица, что с высоты низенькой платформы едва-едва заглядывает внутрь.
— Ы! — растянул я лыбу от уха до уха.
— А… где родители?
— Там! — выдал я, в прыжок взгромоздившись вскочив в вагон — А я пока тут чемоданчик… — попёр чумаданчик в глубь вагона.
— Э, э, ээЭ! — остановил меня парнишка — Куда? А билет?
— Так бегут! — ответил я наивное.
Протолкнув баул подальше внутрь, чуть не протаранив еще какого-то мужика да с кипятком, и не смог сдержатся от улыбки, когда за спиной проводника мелькнула новая поклажа.
В след за поклажей в вагоне оказался необычайно прыткий и ловки мужичек, не смотря на живот до паха, что тут же и с порога:
— Вы тамбур открывать будете? Лестницу опусти! — вывел свой не хиленький наезд.
Проводник переключился с меня на него, видать сочтя, что маленькая дрянь и так никуда не денется:
— Билет!
Мужик подал и паспорт, и вложенный в него билет, а я пополз по коридору, толкая кошенную дрянь впереди себя.
Смотрите, смотрите! Одна дрянь другую толкает! — выдал каламбур мой мозг, через секунду опомнившись, и обнаружив нашу бедующие спальные места. Что заняты уже какими-то мадам пред пенсионного.
Я что, вагон напутал? — выступил по спинки липкий холодок.
— Простите — просочился я обратно в тамбур к проводнику, с трудом разойдясь с мастодонтом спорта и пивка — а это какой вагон? Второй?
Было бы смешно, окажись вагон первым, но учитывая наличие нулевого… почтово-багажного.
— Второй, второй — ответил проводник, не отвлекаясь от проверки паспорта еще какого-то детины в шортах.
Так… а где маман? — не увидел я в толпе желающих пробиться внутрь её персоны.
Протолкнулся мимо проводника, и тех, что ломится вовнутрь… и увидел мамку, уже, как оказалось! Орущею на «дяденьку вожатого», что как бы тётенька из соседнего, первого! Вагона «где моя дочь?!».
— Мам! — скромно крикнул я, во все могуче горло — даже птички с дерева где-то за перроном дружно ринулись летать.
А мент, очнулся от полуденной дремы.
— Саш? — высунула голову из тамбура соседнего вагончика, куда уже успела протолкнуть себя, и упирающеюся проводницу, мать.
Я махнул рукой, намекая «под сюда!» и проорал, оглушая близлежащих граждан:
— Второй! — указывая на сталь и краску вокруг своей персоны.
Маменьке как видно пояснили, что там у неё как бы первый, не тот вагон, что нужен ей, и она бегом метнулась к нашему. Как раз к самому концу очереди! А потом началось шоу «это моё место!». Проводник, как выяснилось посадил безномерных на наше коечки, а мамка, да и я, на купе подле сортира как бы не согласны. С моим слухом, и нюхом, это будет настоящий ад. Так что бабулькам пришлось заткнуть сове недовольство, проводнику — своё, а раскрасневшейся до состояния томата матере, пить валерьянку прямо из горла. Сегодняшний денек, походу стоил ей года-другого жизни.
Нда… весело начался наш отдых!
— Очень весело — повторил я, понимая, что время только одиннадцать, а в вагоне уже душегубка и это мы еще даже не в средней полосе.
Поезд в пути, от силы пару часиков, и вагон, по сути, только покинул депо, а тут уже, витаю весьма специфичные запахи. Походу я зря свой нос тренировал! Чувствую себя служебной собакой в лавке специй.
— Афь, афь! Афь, афь! — протявкал-проскулил я, «зажимая лапкой нос», с укором глянув на мать, что купила нам две нижние полки.
Как я завидую тем двум парням, что сунули свои головы в открытое окно и в ус дуют и проблем не знают. Упаду я видите ли оттуда! С жалкой верхней полки.
Да что мне будет! Меня со скалы скидывали! И на пики надевали… правда, все это было в иных жизнях.
— Хнык… мам, тебе плохо? — с заботой поинтересовался я, глядя на по-прежнему красное лицо матери.
— Нормально. Дай только отдышусь.
Нет, нефига не нормально. И в этом убедился, когда у неё поднялась температура, давление… а потом на выход пошли крабовые палочки! Сам я их выкакал еще вчера. Целиком, нетронутыми кусочками, как прожевал и проглотил — так и выдал наружу. Мое тело — не приняло сию пищу. А мамино… тоже, но с задержкой в сутки, и с почти госпитализацией.
А еще пред пенсионные бабки неслабо позлорадствовали над моей мамой, отказавшейся от купе у туалета.
Их конечно тоже можно понять — нам еще двое суток тут в одном бочонке чалится! Но… насрать. Я их вообще не знаю и как бы и знать не хочу. Пусть и уже немного, презираю. Человеку плохо, а они!
— Фу такими быть!
— Чух-чух — чух-чух, чух-чух — чух-чух
— Хр, пшшшш… Хр, пшшшш
— Чух-чух — чух-чух, чух-чух — чух-чух
— Хр, пшшш, хрр, пшшш…
— Ува, ува!
— Хрр, пш, хр, пшш…
— Чух-чух — чух-чух, чух-чух — чух-чух
— А вот значит я потом…
— И тут он мне говорит…
— Ува, ува!
— А наши, ты слышал…
— Чух-чух — чух-чух, чух-чух — чух-чух
— Хрр, пш, хр, пшш…
— Ува! Ува!
— Шур-шур, шур-шур…
— Это какой-то лютый пиздец. — выдал я, пуча глаза в прострацию.
— Чух-чух — чух-чух, чух-чух — чух-чух
— Баю, баюшкий…
— Шур, шур, шур-шур!
— Эхе-хе…
И цирк на выгуле. Зоопарк без клеток. Не, мне, конечно, не привыкать к казармам! И куда хуже видел! ГОРАЗДО хуже! А уж ездил… Но… к хорошему быстро привыкаешь, ведь верно? И за десять лет жизни… ладно! За последний год! Жизни в этом мире, я уж больно сильно привык к, свободе действий, свободе перемещений, вагону свободного времени с доступностью к гантелям, и… к огромному количеству свободного пространства.