Глава 17 — Москва

— Вот же-ш, головная боль! — в который раз за последний час, повторил Николай Алексеевич присказку, уже ставшею «фразой дня» из-за частоты использования.

Хотел приключений на старую жопу? Так получи и распишись. Влез в какие-то непонятные дебри, что и самому теперь не выбраться. Запутался, закрутился, заработался. — единым пучком пронеслись разрозненные мысли, на миг выводя опытного кинолога из душевного равновесия, и тут же исчезли, уступая место хладнокровному расчету.

Экспертизы, экспертизы, экспертизы… убрать! Ну и что, что девочка клон? — проговорил кинолог мысленно, положив руки на разбросанные по столу в лишь кажущемся беспорядке бумаги.

Вздохнул, и взглянул на скромно лежащею на самом углу стола пузатую папку. С подписью «Дело № 419/2 92» и скромным штампиком в углу «Устарело. На сжигание».

«Клон, не копия человека» — всплыла в памяти фраза одного известного врача.

Да знаю я! — тут же отозвалось сознание на подобное заявление — Слышать приходилось и до этого всего, но все же… — и рука мужчины подтянула папку с делом с угла поближе.

Новый вздох, и папка раскрывается нежным движением — по столу вмиг расползаются разнообразные фотографии, до этого лежавшие ровной стопкой внутри своей бумажной клетки. Цветные, черно-белые, изображения девочки Саши. В шубе, в балетной пачке, с выпускного альбома.

Только вот это не она! Это — оригинал, Любовь Гончарова, а не Александра теперь уже Хваткова. И разница меж них опытному кинологу очевидна даже без сравнения с фотографией Саши, лежащей тут же, рядом, в бардаке средь бумаг.

«Дочка», более поджарая, боле мускулистая, и её тело, куда более пропорционально в сравнении с немного нескладной Любой её возраста. Но выглядит она совсем по-мальчишески! В то время как у её «матери», уже в девять лет обрисовалась грудь.

А вот лица абсолютно идентичный.

«Клон, не обладает памятью оригинала» — вновь всплыл в памяти голос врача-генетика, и Николай усмехнулся.

Это уж точно не обладает! Хотя при разговоре этих двух, близняшек, нередко возникает чувство, что старшая средь них именно Александра. Сквозь кажущеюся наивность, её поступки куда более логичные и, взрослые. Она может и отступить, и настоять, всегда аргументирует свою точку зрения, и… никогда не повышает голос. В то время как Любовь чуть что, так сразу обижается как маленькая девочка. Кричит, когда как ей кажется, её не слушают, и сыплет невыполнимыми угрозами.

— Вот же-ш… — помассировал переносицу кинолог Алексеевич и вознес свой взор к потолку — не помнит она прошлой жизни! Тогда что это?! — вознес он мольбу пустоте, вскидывая руки.

Пустота промолчала, что было ожидаемо, но в памяти человека, волной прошли воспоминания:

Вот их знакомство, скучающего кинолога, что не в состоянии выслеживать по запаху уехавшею за тридевять земель машину, из которой выкинули тело, и перепуганной девочки Любы, тридцати с хвостиком годков от роду.

Вот она ему, после их первого настоящего свидания, и секса, выкладывает как на духу, что у неё уже есть почти взрослая дочь, десяти зим отроду. Кинолог видит, как женщина почти дрожит и ждет реакции. Ждет, что её, банально пошлют, и только начавшийся роман, вмиг обратится в туман. А у самого него, ликуют ангелы в душе.

Он уже не молодой мальчишка! И не мечтает не о деньгах, ни о статусе-машине-квартире-должности. Он, давно уже мечтает о тихой жизни где-нибудь в глуши, верной красавице-жене, и море ребятишек. А тут, по сути, такой шанс! Такая женщин и уже с дитем!

Чужой? Чужих детей не бывает! Тем более десять лет — да она еще ребенок! И это даже лучше, чем заводить своих детей в его возрасте — это сколько ему будет, когда они вырастут? Какая помощь? Какая поддержка?! Да он сам себе будет искать и помощь и поддержку, в сопровождении до туалета! А не то, что помогать детям устроится в жизни. Про внуков и говорить нечего.

Нет! Получить в придачу к такой девочке — Любе — еще одну — Сашу, настоящая удача для такого как он! — думал тогда Николай, а сейчас, подобной памяти, лишь усмехнулся — Удача… кончилась, когда он с дочкой познакомился.

На первый взгляд, и по описанию матери, она показалась ему обычной девчонкой, что просто еще не успела подрасти морально, сменив сторону с детско-мальчишеской на чисто девчачью. Ничего необычно, подозрительного или тем более страшного. Но потом эта «девочка» выдала ему свой приветственный.

Как она двигалась? — Николай тогда так и не углядел самого момента удара. Рефлексы сработали раньше мозга и сознания, и он так и не понял, в какой момент времени маленькая Саша уже оказалась в его захвате с вывернутой рукой. Боль, пришла с задержкой в миг, как и осознание, что она его неслабо так приложила.

Событие шокировало, но было бы забыто, если бы странности не продолжились бы во все их следующие встречи. Тогда кинолог начал копать — взглянул он на заваленный бумагами стол — всё, что он за полгода нарыл на эту семейку — вся подноготная. От дня рождения прабабушки Любы еще в царской России, до частот похода девочки Саши в туалет — дважды в сутки!

Что ему дала вся эта информация? Ну, разве что то, что Сашин дед, отец Любы, которого она сама не помнит, был летчиком. Военным, и погиб в Афганистане, когда Гончаровой было пять. Её мать, не пережив утраты, сбросилась с моста на следующий день получения похоронки и Любовь — отправилась в сиротский приют.

Их нынешняя квартира, «подарок» от ныне несуществующего завода как молодому специалисту пред самым развалом, как завода, так и союза. Родительская… благополучно потерялась в бюрократических хитросплетениях и ушла иным людям.

Но что ему это даёт? Ничего. Сама Любовь никогда не занималась борьбой, как и Александра, не служила в армии, не проходила подготовок, да и вероятность вербовки — минимальна. Кому нужен жалкий менеджер по продажам унитазам, как и её дочь?

Странности продолжились, заставляя мозг старого кинолога кипеть. И чем глубже он капал, тем страннее всё становилось при взгляде на Александру. Чем дольше он на неё смотрел, тем больше он в ней видел солдата. Хладнокровного, безжалостно, с руками по локоть в крови…

— Хех — усмехнулся Николай и перевел свой взгляд с потолка на стол — Наивный Чукотский Юноша. Вот зачем ты полез во все эти дебри? Вот что теперь тебе с этим делать?

Ладно, старый друг… мутный тип! Не тот человек, что гоняется за тайнами и желает узнать секреты забытых экспериментов. Да и не тот человек, что оставляет следы. Но ведь ты, Николай Алексеевич! Не он. И за тобой, Фомой Неверующим! — взглянул он на сразу три генетические экспертизы, неоригинальной стопкой бумаг лежащих на столе средь прочих — не он. И за тобой тянется такой шлейф следов… что простой обыватель или следок средней руки может и пройдет мимо, не обратив внимания, а любой профи-ищейка тут же вцепится, как собака в кость.

И к чему они выведут? К теперь уже его дочери. И чего в ней такого? На первый взгляд ничего, но любой военный, проведший в зоне боевых действий больше полугода, сразу распознает в этой хрупкой девочке кадрового бойца. Она, плохая актриса! Она, просто маленькая девочка, и не умеет скрывать инстинкты, заложенные в её тело еще до её рождения.

Она станет объектом изучений, вопрос лишь во времени. Многие страны захотят заполучить себе бойцов, чьи боевые инстинкты вбиты в подкорку еще до её появления. Вопрос лишь в том, когда информация до них дойдет. А в наличии предателей и доносчиков, глупо сомневаться. Игра, уже началась, и Саше, неминуемо придется выбирать сторону.

— Интересно, это они тетку начехрыжили или она просто остыла-подобрела? — подумал Николай, уходя из кабинета.

С абсолютно пустым столом.

Конец интерлюдии.

— Переезжаем?! — выдал я, зайдя домой с блохастой на руках, и офигев от сей «безскромнорадостной» новости от жизнерадостной маман — То есть как?!