Я повторила слова барона для всех собравшихся. В комнате, кроме нас с привидением, находились Кэмерон Эстли, Йоланда, Рикардо, Аделяр и кузина покойного. Остальных посвящать в подробности произошедшего сочли нецелесообразным.

— Я ни на секунду не усомнился в искренности слов своего сына, — говорил призрак, глядя в стену. — Норрей утверждал, что невиновен, и я верил ему безоговорочно. Я сильно испугался. Быстро стало ясно, что храмовники намерены взяться за него всерьёз. Тогда я спрятал Норрея на тюремном этаже, которым давно никто не пользовался, и устроил так, чтобы все подумали, будто он погиб при попытке побега. Тогда мне и в голову не приходило запирать его. Он просто прятался внизу, и я обеспечил его всем необходимым. Я собирался дождаться, пока страсти поутихнут, а потом переправить его за границу. Впутывать в эту историю остальных своих детей я не хотел, поэтому ни о чём им не рассказал. О Норрее знали лишь двое самых преданных слуг.

— Двое? — от неожиданности переспросила я.

— Двое, — мрачно подтвердил барон. — Кухарка и один лакей. Только однажды он долго не возвращался. А потом я нашёл его на тюремном этаже. Мёртвым. Не знаю, что тогда произошло. Мне так и не удалось добиться от Норрея правды. То ли лакей что-то знал, то ли Норрей просто счёл нужным принести жертву своему богу… — Барон замолчал и выглядел теперь совсем жалко. Я не решилась его торопить. Дождалась, пока он продолжит сам. — После того случая я понял, что обвинения не были ложными. Сдать своего сына властям я всё равно не смог. Возможно, это самый страшный грех в моей жизни. Самое большое пятно. Так или иначе… Единственное, на что у меня хватило душевных сил — это изолировать его от общества, чтобы он не смог и далее совершать убийства. В течение пяти лет он оставался заперт на подземном этаже моего дома. Я позаботился о том, чтобы никто даже случайно не мог его отыскать. — Он снова немного помолчал, после чего перешёл к самым последним событиям. — Перед смертью моя верная служанка поделилась тайной со своей дочерью. Норрею не составило труда заморочить девчонке голову. Он сыграл на том, что она была не слишком привлекательна и одинока. И эта дурочка выпустила его на свободу. А он оказался достаточно умён, чтобы сдержаться и воспользоваться свободой не сразу. Когда я понял, что у него на уме, нашёл единственный способ воздействовать на своих домашних, какой оставался в моём распоряжении. Я стал навещать их по ночам, в особенности Йоланду. Надеялся, что, испугавшись, они решат покинуть этот дом. Я полагал, что Норрей не решится следовать за ними, поскольку над ним по-прежнему висит смертный приговор. Возможно, я ошибался, но это представлялось мне единственным шансом. — Он посмотрел мне прямо в глаза. — Передайте моим детям, что я сожалею.

Я передала. В комнате воцарилось молчание.

— Мы… — Йоланда сначала повернулась ко мне, но затем поняла, что может разговаривать с отцом напрямую. Она устремила взгляд на барона. Видеть его девушка не могла, но приблизительно представляла себе, где он находится, по направлению моего взгляда. — Мы не в обиде на тебя, отец. Уверена, я поступила бы так же, как ты, пять лет назад. Я не сдала бы Норрея храмовникам.

— Спасибо.

Барон произнёс это слово совсем тихо. Я повторила, видя, что для него имеет огромное значение прощение дочери, косвенной причиной смерти которой он чуть было не стал.

— Есть что-то ещё, что мои дети хотели бы узнать? — спросил барон более бодрым голосом.

И снова заговорила Йоланда.

— Да, — твёрдо сказала она после того, как я передала присутствующим вопрос призрака. — Отец, как ты, наверное, уже знаешь, я вышла замуж. — Девушка сжала руку сидевшего рядом Рикардо. — И я, пусть и с опозданием, хочу попросить твоего благословения.

— Не держите зла за мой обман, — добавил Рикардо.

Парень явно чувствовал себя не в своей тарелке — не столько оттого, что говорил с тестем, сколько из-за призрачной сущности своего собеседника, в существовании которого он, по-моему, до сих пор был уверен не до конца.

— Вот только пусть этот помалкивает, — раздражённо бросил барон. Он явно по-прежнему не был в восторге от своего зятя, но, впрочем, и сильно сердитым тоже не казался.

— Барон предпочёл бы разговаривать со своей дочерью, — дипломатично «перевела» я.

— Что уж там, благословляю, — вздохнул барон. — Будьте счастливы. И… пусть ваши дети приносят вам только радости.

После того, как разговор был окончен, все стали потихоньку расходиться. Барон, однако же, покидать комнату не спешил. Когда из живых в помещении кроме меня остался только Эстли, я решилась ещё раз обратиться к призраку.

— Барон! — окликнула я. Он повернулся и посмотрел на меня отсутствующим взглядом. — Я понимаю, вы не имели возможности поговорить со своими детьми, поскольку они не умеют слышать призраков. Но ведь я приехала в ваш дом именно для этого. Почему же вы не воспользовались моим присутствием, чтобы предупредить Йоланду об исходящей от Норрея угрозе? Одно ваше слово — и она оказалась бы в безопасности.

Барон довольно долго смотрел на меня молча, и мне казалось, что он уже не даст ответ. Но наконец он будто с трудом разомкнул губы и медленно произнёс:

— Не дай вам Бог, леди, когда-нибудь выбирать между своими детьми.

Задерживаться в особняке ни Эстли, ни я не собирались. У графа накопилось много дел во дворце. Мне тоже было чем заняться, да и обстоятельства проведённого в доме расследования не слишком способствовали желанию задержаться здесь на подольше. А главное, никто из нас не был готов позволить другому вернуться во дворец раньше. Поскольку это давало более быстрому из нас слишком много потенциальных преимуществ.

Слуга как раз вынес сундук, и Эстли, напоследок оглядев комнату, тоже шагнул к выходу. Но я его остановила.

— Лорд Кэмерон!

Я коснулась его рукава. Эстли сначала опустил удивлённый взгляд на руку, потом посмотрел на меня.

— Мы не совсем удачно поговорили с вами там, внизу, — мягко заметила я. — А между тем вы всё-таки спасли мне жизнь. Как я могу вас за это отблагодарить?

Готова поставить всё, что угодно: он совершенно не ожидал от меня такого вопроса. И тем не менее ответ был готов практически мгновенно.

— Как насчёт поцелуя?

При этом что характерно, дожидаться моей реакции на такое предложение он не стал. Просто взял меня за плечи и приступил к делу. А я, чёрт меня побери, даже не подумала сопротивляться. И, закрыв глаза, могла только удивляться тому, насколько ласковыми и одновременно настойчивыми могут быть его губы. И насколько мне приятна близость его тела. И насколько мягкими оказываются его волосы, если зарыться в них пальцами.

А потом мне вдруг стало не по себе. Потому что я очень отчётливо осознала, что весь мой мир, тщательно спроектированный и добротно построенный за последние годы, рушится прямо на глазах. Тот мир, где я была сама себе хозяйкой. Где я была свободна, самостоятельна и ни от кого не зависела. А что такое зависимость — даже от самых близких людей — я успела узнать на собственном горьком опыте. В этом мире были трудности, но я умела их преодолевать — и, опять же, сама. А этот человек, которого мне уже хотелось назвать Кэмероном, готов был взять и разрушить его без малейших усилий.

Опомнившись, я поняла, что он уже почти успел уложить меня на кровать. Поцелуй так и не прервался, но грозил вот-вот перейти в нечто значительно более серьёзное. Нечто такое, о чём потом слишком трудно было бы забыть. После чего уже не было бы дороги назад. Но, чёрт его побери, неужели он не мог вести себя чуть более грубо? Швырнуть меня на кровать, а не так нежно и одновременно надёжно поддерживать мою спину? Оставить на теле пару синяков, а не ласкать так, будто от неосторожного обращения я могу сломаться? Тогда мне было бы куда как легче с возмущённым возгласом его оттолкнуть. А сейчас, высвобождаясь из его объятий, мне показалось, будто я вырываю часть себя самой.