Тем временем Варька и Нарк уже приближались к деревне. Темные окна домов выглядели неприветливо, но графиню это мало трогало.

– Эй, мужик, у кого тут продуктами затариться можно? – поинтересовалась Варвара у припозднившегося прохожего.

Любитель вечерних прогулок заорал истошным голосом и принялся креститься, не забывая осенять крестом и Варвару с Нарком. Убедившись, что ни крестное знамение, ни знаменитое «Vade retro, satanas» [1] на них не действует, мужик погрустнел и предложил добровольно отдать все, чем владеет. Варька подумала, смилостивилась и решила ограничиться продуктовой данью. Назад они шли уже медленнее, поскольку Нарк отдувался под тяжестью двух корзин. Шагавшая впереди Варька помахивала пустым котелком и что-то напевала себе под нос. Похоже, совершенный на ночь глядя наглый грабеж поднял ей настроение.

К моменту их возвращения на поляну Рюрик уже затарился хворостом и даже развел костер. Варька тут же принялась готовить ужин, а Нарк полез купаться. Причем плескался он в озере до тех пор, пока графиня не объявила, что суп готов. Она порезала хлеб, достала ложки и скомандовала кавалерам повернуться спиной к озеру, потому что ей тоже хочется вымыться. Рюрик с Нарком послушно отвернулись и принялись за суп.

– Мне пару ложек оставьте! – крикнула Варька и полезла купаться.

– М-м-м… – восторженно прикрыл глаза Рюрик, снимая пробу. – Теперь я понимаю, почему все Варькины кавалеры рвутся на ней жениться. Графиня так готовит классно, пальчики оближешь…

– Лучше всю жизнь в столовой питаться, чем с ее характером мучиться…

– С Варварой весело, – не согласился черт.

– Ты знаешь, играть в догонялки на минном поле тоже не скучно. Но что-то я не встречал фанатов подобного занимательного времяпровождения.

Рюрик рассмеялся, подкинул в костерок хвороста и… задержался взглядом на необычном куске коры. Судя по всему, из него явно что-то пытались вырезать.

– Интересно, что это? – повертел он в руках неожиданную находку.

– Это? Это фигня. Потому что скульптор из меня как из тапочки половник.

– Так это что, твое творчество, что ли?

– Ага. Мое. Я хотел для Дисы амурчиков вырезать в знак своих нежных чувств.

– А амурчики – это кто? – поинтересовался озадаченный Рюрик.

Нарк вздохнул и мечтательно закатил глаза.

– Амурчики – это такие маленькие ангелочки. Розовенькие, симпатичные, белокурые, вооруженные изящным луком и тонкими стрелами. Пускает такой амур в тебя стрелу, а ты поначалу даже ничего не чувствуешь, потому что она входит в сердце легко, незаметно. А потом по всему твоему телу растекается сладкий яд любви, утолить которую может только та, чье имя было на стреле амура.

– Понятно, – ухмыльнулся Рюрик и попытался представить себе своего собственного амурчика. Ну, то, что это будет не симпатичный розовый карапуз с беленькими крылышками, – однозначно. Чертям ангелов не полагается. Скорее всего его амурчик окажется мелким злобным уродцем с черными кожаными крыльями нетопыря, украшенными когтями. И потом… Рюрик сильно сомневался, что тонкие ангельские стрелы в состоянии пробить толстую шкуру черта. А потому вооружен уродец будет явно не изящным луком. Скорее всего за спиной у него будет тяжелый арбалет. И оснащенные двойным, зазубренным наконечником стрелы (которые, конечно, можно выдернуть из тела, но только с потрохами). И еще отрава какая-нибудь мерзкая в запасе. Потому что вряд ли такой урод додумается до сладкого, постепенно растекающегося по телу яда. Рюрик представил, как подобная тварь подкарауливает его за углом и вскидывает оружие. Щелк! И толстая черная арбалетная стрела прошивает его грудь. Что там Нарк говорил? Незаметно? Легко? Ага, как же! Может, людей амурчики и легко ранят. А таких, как Рюрик, арбалетная стрела бьет навылет. Намертво. Лэрд передернул плечами, приложил руку к месту потенциального нахождения собственного сердца и нахмурился. Он не сомневался, что на арбалетной стреле будет написано вполне определенное имя. И Рюрик даже догадывался, чье именно. Судя по тому, как ему не везет в последнее время, это было бы логическим завершением всех свалившихся на него неприятностей.

За окном шел дождь. Мелкий, серый и наверняка холодный. Во всяком случае, так казалось Варваре, которая, тупо глядя в окно, пыталась пересчитать бьющиеся о карниз капли. Больше заняться ей было нечем. Совершенно.

Глупо все-таки устроена жизнь. То на тебя сваливается куча приключений с возможным смертельным исходом, сражения, погони, тюрьма… радостная встреча с любимыми друзьями опять же… а то вокруг тебя уже который день подряд ничего не происходит в принципе.

Варька вздохнула, повертела в пальцах свой магический камень, являвшийся (если верить Рюрику) еще и символом некой власти, сунула его обратно за пазуху и тоскливо окинула взглядом разложенные перед ней наряды. Следовало признать определенно – никакое волшебство, даже заключенное в эксклюзивных камнях, от плохого настроения не спасало. И ехать сегодня на помолвку к Эллю и Сирене Варваре с каждой минутой хотелось все меньше и меньше. При всем ее хорошем отношении к ярлу и дружеской симпатии к маркграфине одна только мысль о том, что надо с кем-то общаться и делать вид, что ты всех рада видеть, была для Варвары воистину невыносимой пыткой. Впрочем… данное поганое настроение держалось у графини с того самого дня, как она вернулась из плена Игоря и барона де Круса. И, похоже, это самое настроение испаряться вовсе не собиралось. Варька даже подозревала, что она больна, поскольку раньше скверным расположением духа дольше двух часов кряду страдать просто не могла. А теперь ее не развлекали ни друзья, ни музыка, ни даже книги. Настроение было настолько мерзким, что хотелось пойти и утопиться в дырявом тазике. Или повеситься на гитарной струне. Или хотя бы напиться до умопомрачения, чтобы ни о чем уже не помнить и ни о чем не думать.

А подумать бы как раз следовало. Например, о Корреле, который в очередной раз расквадратился на ней жениться и даже прислал ей вчера по этому поводу письмо. Варька нащупала в кармане смятое послание от русала, вытащила его на свет божий, распрямила и перечла еще раз. Судя по напористому тону, Коррель больше не собирался ждать окончания ее мифического траура и уж тем более сохранять (уже второй месяц как!) платонические отношения. Помимо очередного предложения руки и сердца он ставил вопрос ребром о том, что связывающие их обязательства пора бы уже официально огласить. Причем сделать он это собирался на помолвке Сирены и Элля. Варька хмыкнула. Нет, русала, конечно, можно понять. В принципе празднование одной помолвки с оглашением другой – это даже романтично. Тем более что, если они приедут в гости к Эллю парой, у Корреля будет возможность официально представить ее своим родителям. Однако именно этого Варваре больше всего и не хотелось. В основном потому, что она до сих пор так и не решила, нужен ли ей вообще Коррель в качестве законного супруга.

Варька зло пнула подвернувшуюся ей под ноги скамеечку, рухнула в постель, обняла подушку и ткнулась в нее носом. Так фигово, как последние несколько дней, ей не было никогда. И что хуже всего, она никак не могла определить причину своей жесточайшей депрессии. Неужели это дало о себе знать постоянное напряжение от стычек с Мерниром, правления гоблинами и периодического ожидания неминуемой войны с вурдалаками? Может быть, конечно, но маловероятно. Варька фыркнула. Что она, раньше, что ли, спокойно жила?

Графиня героически оторвала нос от подушки и попыталась подняться. Друзья ведь не виноваты, что у нее отвратительное настроение! Такая пара, такая помолвка, ну грех же не пойти! Однако графская голова продержалась на весу не больше пары минут. Видимо, мягкие подушки, в которые можно выругаться и даже поплакать, нравились ей гораздо больше. Варвара вернулась в исходное положение (нос в подушку, одеяло на уши) и начала убеждать себя, что нечего ей в гостях у ярла делать, поскольку она так и не определилась, с кем ей на эту помолвку идти. А как тут определишься, если Ухрина, в связи с его священническим чином, брать с собой к нечисти бессмысленно, Нарк слишком увлечен Дисой, а Мернир… Мернир – это вообще отдельная история.