— Странно было бы, считай мать собственного ребенка преступником. Вот только смерть Арцева вам лично весьма на руку, Анна Георгиевна.

Мама уперла руки в бока и грозно вопросила:

— Меня, что ли, в черные думаешь записать? Ты имей в виду, я не посмотрю, что наросла такая здоровенная оглобля, ноги-то повыдергиваю за такие слова.

Я призадумалась. Могла ли мама исполнить свою угрозу? Вот чисто теоретически…

— А вы попробуйте, — с кривой усмешкой предложил Левин, слишком уж подозрительно отводя правую руку назад, словно собирался что-то швырнуть в маму. — Попробуйте, и посмотрим.

Кажется, миром дело завершить не удастся. И мама, и инспектор всерьез настроились на драку, и возможность спустить пар их обоих радовала в равной степени. Господи, но тут же люди. А если спорщики разойдутся как следует, здание может попросту начать разваливаться.

Они что, совершенно не думают о случайных жертвах?

Кажется, действительно не думают. Мама уже принялась бормотать под нос что-то донельзя подозрительное, а Левин размашисто выводил перед собой горящие алым линии магической фигуры. Добром все точно не закончится.

— Да прекратите же вы, — завопила я, что есть силы.

Обычные люди, которые вообще-то не должны были слышать моего голоса, начали с тревогой озираться по сторонам. Мама и Левин замерли и растеряно уставились на меня. Оба. Даже о намечавшемся бое, кажется, забыли. Вот и хорошо. Может, удастся все-таки обойтись без жертв. Сама я уже даже была готова добровольно сдаться Левину, только бы обошлось все без применения силы.

— Ну и здорова ты орать, подруга, — пробормотала продолжавшая подпирать меня Яна.

— Именно, Кир, девушка совершенно права, не стоит выяснять отношения настолько бурно, да еще и в аэропорту, — услышала я незнакомый мужской голос.

Через толпу людей к нам пробирался мужчина лет тридцати, простоволосый, с лицом вытянутым и худым. Одет незнакомец был просто, но не без вкуса. С завистью я подумала, что этот человек относился к тем счастливчикам, который умудрялся носить драповые пальто поздней сибирской осенью и при этом даже выглядеть элегантно. Впрочем, возможно все дело было в том, что незнакомец оказался магом.

— Ник, кажется, я просил тебя не вмешиваться, — зашипел с раздражением Левин. — И без тебя разберусь.

Ник? Никита или Николай?

— Вижу я, как ты справляешься, — скривился в усмешке узкие губы Ник. — Анна Георгиевна, добрый день. Дамы, мое почтение.

Мама передернула плечами.

— Павлицкий. Как всегда вовремя и как всегда скользок. И, смотрю, нос тебе все еще не сломали.

Маг со смехом развел руками.

— Простите, Анна Георгиевна, ваше предсказание так и не сбылось.

— Да ты не переживай особо, таким, как ты, рано или поздно непременно ломают нос.

Павлицкий заулыбался совсем уж довольно, словно ему только что отвесили самый приятный комплимент за всю жизнь.

— Кир, может, как-то разберемся мирно? Без катаклизмов. Анна Георгиевна по сути права, постановления об аресте ведь у тебя нет. Пусть девушка пообещает, что спокойно посидит в нашем славном городе и больше не станет так уж сильно переживать. А Анна свет Георгиевна дочку проконтролирует. Ведь так, уважаемая Анна Георгиевна?

Теперь я поняла, почему мама назвала Ника Павлицкого именно скользким. Он как будто исходил патокой, незаметно для окружающих поливая ею все острые углы. Хитер жук, такого бы в дипломаты. Хотя за что-то же, по маминому мнению, должны Павлицкому сломать нос.

— Проконтролирую, Павлицкий, уж не сомневайтесь, — соблаговолила согласиться мама.

Левин ей, кажется, ни на грош не поверил, и хотел что-то сказать, но второй маг метко заехал ему по ребрам. Точней, хотел по ребрам, а попал, кажется, по печени. А мужчины же вечно не соизмеряют свою силу… Словом, пожелай мы с Яной и мамой сбежать в тот момент, Кирилл Александрович был бы не в состоянии нам хоть как-то помешать. Даже жаль его стало, так согнулся, бедолага.

— Ник, я тебе обещаю, только дай в себя прийти, и нос у тебя действительно будет сломан. Я этим лично займусь.

Мама посмотрела на эту живописную скульптурную группу, и с видом античного философа изрекла:

— Врут все люди про мужскую дружбу.

Левин простонал что-то, наверняка с ней соглашаясь.

— Соня, бери чемодан и за мной. Поживешь у меня, под приглядом, пока еще чего не учудила. Янка, чтобы мне на глаза не меньше месяца не показывалась. Левин, ко мне домой являешься либо с постановлением, либо с тортом и шампанским, а то велю мужу тебя с лестницы спустить.

Я задумчиво посмотрела на надзирающего инспектора и пришла к неутешительному выводу, что для отца эта проблема слишком уж масштабна, даже несмотря на то, что папа у нас мужчина и сам не мелкий.

— Все поняли, Анна Георгиевна, — закивал вместо Левина Павлицкий. — Как пожелаете, так и будет. Вас домой отвезти?

Мама сплюнула через левое плечо.

— Упаси боже с тобой связываться. На такси доберемся. Я бы к тебе в машину не села, даже если бы пришлось до дома из аэропорта пешком идти.

Мать подошла и схватила меня за руку, потащив за собой, как я тащила бы чемодан. Оставалось только, покорно понурившись, брести за ней следом навстречу своей горькой судьбе. То, что стоит мне остаться с родительницей с глазу на глаз, как общение с Левиным покажется мне мечтой, сомнений не оставалось. Я слишком хорошо знала свою мать…

Проходя мимо магов, я посмотрела на них с тоской и надеждой, но Кирилл Александрович так и не смог до конца разогнуться, а Павлицкий вмешиваться и вовсе не собирался, его все происходящее, кажется, даже веселило. Этакий трагикомический спектакль.

— Дал же бог такое наказание на старости лет, — раздраженно приговаривала родительница, буквально таща меня к остановке такси, безо всякого стеснения расталкивая других желающих покинуть Толмачево. Разумеется, ее никто не пытался остановить, люди просто покорно пропускали возмущенную женщину крайне бальзаковского возраста и косились на нее тревожно, почти испуганно.

Люди, простые, самые обычные, они ничего не знали о магии и колдовстве, и в большинстве своем даже в них не верили, но чуяли наделенных силой каким-то странным, почти сверхъестественным чутьем, и сторонились. Этакая беспричинная тревога, от которой невозможно избавиться, как ни старайся.

Хотя вот меня никогда не выделяли среди прочих, будто бы и не ведьма я вовсе, а совершенно заурядный человек.

Водитель такси покорно вышел, чтобы помочь с моим чемоданом. Глаза у него были стеклянными, совсем неживыми, и нам он не сказал ни единого слова.

— Что с ним? — тихо спросила я, с подозрением глядя на мужчину.

— Так быстрей, — передернула плечами мать и буквально запихнула меня на заднее сидение такси, а потом только уселась рядом.

Значит, морок напустила. Или голову задурила. Так сразу и не сказать.

— Как только у тебя ума хватило, вот скажи мне? — принялась распекать меня мама, гневно сверкая зелеными глазами. — Бежать. Словно преступница. Так меня опозорить — это еще нужно уметь…

Я отвернулась к окну, а потом и вовсе к нему привалилась, наслаждаясь холодом. Если закрыть глаза, можно представить, что я одна. Вот если бы еще и уши закрыть.

— И чего это мы морду воротим, барышня в белом пальто? — и не подумала оставлять меня в покое мама.

Самое лучшее, что можно было сделать — просто промолчать. Ей надоест минут через пятнадцать-двадцать, не позже. Только бы сдержаться и не вымолвить ни единого слова. Стоит только подкинуть дров в топку маминой злости — и она до ночи не уймется.

— Дал же господь наказание за грехи мои тяжкие. Позорище-то какое. Ни украсть, ни покараулить, только неприятности на хвост свой длинный собираешь. Лучше бы мужа на него поймала. Янка твоя уж скольких мужиков охомутала? И еще не меньше будет? А ты что?

Безумно хотелось напомнить матери, что за эти же подвиги она мою подругу под настроение и ругала, но нельзя было даже рта открывать сейчас.