— Охота? — удивился Никандр, когда к крыльцу подвели больших собак на привязи. Ламия ничего не ответила, лишь одарила его пристальным взглядом впервые с тех пор, как к ним подвели коней.

— Я думал, на территории Салии охота запрещена. Мне говорили, за это даже могут казнить, — признался король, вспоминая слова своей ночной подруги касательно прошлого королевы.

— Что за вздор? — удивилась Ламия, и на её лице отразилась не злость, а другая эмоция. — Если бы охота была запрещена, откуда на моём столе появилось бы оленье сердце?

Никандр смутился, поняв, что действительно не сопоставил слова девушки из гостиницы и съестные предпочтения Ламии.

— Видимо, очередная небылица про вас. — Мужчина поморщился из-за своей ошибки, а королева, наоборот, уголком губ улыбнулась.

— И о чём она? О том, что я морю людей голодом, запрещая охотиться?

— О том, что вы так сильно любите животных, что готовы руки, ноги и головы рубить за их убийство.

Ламия отвернулась от него к коню, чтобы скрыть появившуюся улыбку, но Никандр всё-таки заметил, что очередная небылица вновь подняла ей настроение.

— Вообще-то, это правда, — ответила она неожиданно, и мужчина услышал в её голосе веселье. — Частично. — Ламия снова повернулась к нему, и они встретились взглядами. — Головы никто не рубит, но руки и ноги — да. — Она улыбнулась, насладилась непониманием, отразившимся на лице короля, а затем добавила: — Только не за охоту, а за браконьерство.

Никандру подвели коня так быстро, будто он уже готовый ждал за поворотом. Его сопровождали пять запыхавшихся девушек. Ламия, глянув на их приближение, одобрительно кивнула и запрыгнула в седло, явно торопясь на утреннюю охоту и словно не замечая, что у короля ещё немало вопросов.

— Вообще, моим женихам не положено выезжать за ворота замка, — сказала она, возвышаясь над мужчиной на коне, переступающем с ноги на ногу и готовом сорваться с места. — Я сама запрещаю это, да и Дарана против такого неоправданного риска. Тем более против того, чтобы брать с собой на охоту мужчину… — Конь её начал пятиться от крыльца, и Ламия натягивала поводья, удерживая его напротив Никандра. — Да ещё и в лес, откуда в мою лабораторию недавно попал образец тела мёртвого мужчины… Но мне нужна ещё одна жертва проклятья, чтобы проверить одну теорию, поэтому, если действительно не боитесь, как пытаетесь показать, можете испытать удачу, — весело закончила Ламия свою речь и ударила коня каблуками, вырываясь вперёд отряда.

Никандр с разбега запрыгнул в седло и направил коня следом за королевой к открытым воротам крепостной стены.

Ламия недолго оставалась в первых рядах. Вскоре она сбавила скорость и оказалась в середине строя, защищенная стражницами и многочисленной свитой со всех сторон. Из-за множества красивых женщин и их похожих друг на друга нарядов было сложно понять кто из них королева. Обходя каждую и заглядывая ей в лицо Никандр впервые понял, почему Ламию постоянно окружают так много женщин — благодаря этой толпе с первого взгляда узнать её среди них трудно. Тот факт, что королеве Салии необходимо защищаться и прятаться не только от внешних врагов, но и от собственного народа, только подчеркивал её непохожесть на других правителей.

Никандру стоило немалых трудов обойти всех всадниц, чтобы поравняться с Ламией. Заметив его слева от себя, она одобрительно кивнула и снова перевела взгляд вперёд.

Они скакали по лесной дороге. Холодный ветер сбросил капюшон с головы Ламии и оказалось, что волосы её заплетены в тугую косу, а из украшений на ней сегодня лишь черная вязь «ошейника» на шее. Эта деталь туалета королевы все больше привлекала внимание Никандра, что было не удивительно ведь он ни разу не видел её с обнажённой шеей. Если, конечно, не считать их знакомства в ванной.

— Вам нужна ещё одна жертва проклятья?.. — поинтересовался Никандр, повторяя последние брошенные ему слова и пытаясь возобновить разговор.

Их отряд как раз сошёл с дороги, ведущей к деревне у подножья горы. Дарана, которая ехала впереди и прокладывала путь, замедлила своего коня, а затем направила его медленным шагом в сторону лесной тропинки. Пустить здесь лошадей вскачь уже не получалось, как и спокойно ехать вперёд — высокая трава била животных по ногам, а ветки деревьев норовили выколоть глаза всадникам, из-за чего приходилось не только обходить каждую яму, но ещё и то и дело пригибаться в седле.

— Конечно, не хотелось бы, но, если придётся, я не против, — рассеянно ответила Ламия, когда Никандр пропустил её на тропинку и направил своего коня следом. — Всё-таки предлагаете свою кандидатуру?

— Что это значит? — не понял король, хмурясь и внимательно глядя на спину женщины. Тропинка была узкой, поэтому ехать им приходилось друг за другом, а чтобы разговаривать — повышать голос.

Ламия обернулась и улыбнулась, наслаждаясь его замешательством. Прогулка по лесу и езда верхом благоприятно повлияли на её настроение. Она больше не смотрела на Никандра со смесью ненависти и презрения, с наслаждением щурилась от солнечных лучей и полной грудью вдыхала свежий лесной воздух.

— Вы считаете меня суеверной не так ли? — спросила Ламия, вглядываясь в его лицо. — Из-за проклятья, — пояснила. Никандр постарался совладать с собой, но похоже не справился, потому что Ламия удовлетворенно улыбнулась, получив ответ на свой вопрос по выражению его лица, и повернулась обратно в сторону следования лошадей. — Помните моего недоеденного гостя из лаборатории?

— Как же его забыть, — фыркнул Никандр, повышая голос, чтобы королева его слышала.

— Это охотник из здешних лесов. Его недавно нашли неподалеку от замка мёртвого. При этом никаких причин для смерти не было — ни ранений, ни побоев, ни следов болезней. Расспросили жителей деревни и подтвердилось, что он был полностью здоров накануне, ни на что не жаловался. Поэтому следователями было предположено, что его сгубило проклятье — слишком близко подошёл к замку, остановился передохнуть и вздремнуть, да провел рядом со стенами чересчур много времени. В результате не проснулся.

— Всего лишь переночевав около стен замка? — переспросил Никандр недоверчиво.

— Да, — подтвердила Ламия. — Обычно проклятье достает тех, кто находится непосредственно рядом со мной, тех, кто видит меня, разговаривает со мной, дотрагивается. Но и несколько таких… м-м… бесконтактных случаев раньше тоже случались. Один из чиновников умер только потому, что получил от меня письмо.

Чем больше она рассказывала, тем больше Никандр хмурился.

— А вы никогда не думали, что все эти смерти — дело рук не мифического проклятья, а результат рук человека из плоти и крови?

— Убийства? — удивилась светловолосая девушка, которая следовала за Никандром и слышала их разговор с Ламией. Король обернулся к ней, но тут же вернул своё внимание обратно к королеве.

— Да и не раз, — неожиданно подтвердила Ламия. — Сначала, когда всё это началось, винила во всем болезнь…

— Чуму? — переспросил Никандр, вспоминая рассказ служанки с постоялого двора. — Но этой напасти уже давно не было в наших краях.

— Именно это меня и насторожило: почему заражен оказался лишь замок, и почему умирают в основном мужчины? — согласилась Ламия безразлично, как будто говорила о чём-то обыденном. — Но это точно была чума. Я сама видела заболевших, их язвы.

Никандр продолжал недоверчиво хмуриться.

— Однако, когда после эпидемии люди продолжили умирать от разных причин… а иногда и вовсе без, как тот мужчина, я начала подозревать убийства. Над их раскрытием трудились лучшие следователи королевства, пока и их проклятье одного за другим не скосило, — уже не так безразлично закончила Ламия. Если при разговоре о чуме она говорила легкомысленно и без особого интереса, то при упоминании последовавших событий её голос напрягся. — Я и сама пыталась не раз расследовать смерти мужчин в замке, и доверяла это слугам-женщинам, которым доверяла, но причины так и не нашла… На данный момент версия о проклятье — единственная, которая у меня есть. Волей-неволей, похоронив сотни мужчин, нескольких мужей… и троих детей, — голос Ламии дрогнул, но непонятно из-за чего — то ли, потому что она всё ещё не пережила потерю сыновей, то ли, потому что как раз в это время уворачивалась от ветки, — начинаешь в него верить.